– Еэ.
– Тебя это не смущает?
– Нет.
– Тогда садись первый.
Это был тонкий момент. Тот, кто садится первым, становится стороной просящей. Мартин усмехнулся. Что ж, пусть потешит свою гордость. Тем более что, согласившись говорить с младшим по чину, маш-борзай тоже делает уступку. Хотя и не столь наглядную. Умен этот Уэкей.
Мартин расстегнул пряжку и отбросил пояс с саблей далеко назад. После этого сел. Вооруженный Уэкей стоял теперь над ним, и это видело множество глаз с обеих сторон. Решив, что достаточно унизил врага, Уэкей тоже отбросил пояс и медленно сел.
– Мир заключают тогда, когда это выгодно обеим сторонам, мягкотелый.
– Или тогда, когда никто не может победить.
– Нас гораздо больше.
– Ваша сила убывает, а наша прибывает, – спокойно заметил Мартин.
Маш-борзай не стал этого оспаривать. Он выбрал другой довод.
– Вас спасает не сила, а теснота.
– Теснота никуда не денется.
– Зачем тогда просите мира?
– Не просим, а предлагаем.
– Ты первый сел.
– Да. Для того, чтобы разум победил глупость, я пожертвовал гордостью.
– Красиво говоришь. Хорошо, я понял тебя. Но ответь, если вы не боитесь поражения, зачем тогда предлагаете мир?
– Мы не любим убивать.
– Трудно поверить, что вам стало жалко схаев.
– Тогда попробуй поверить в то, что мы сами не любим умирать.
– Хог. В это верю.
– Зачем без пользы истреблять друг друга? Давайте остановимся.
– После того, как вы убили тысячи схаев? Мы обязаны отомстить. Таков обычай.
– Но есть и другой обычай, который вы обязаны соблюдать.
– Великий Мосос! Ты собираешься учить нас соблюдать обычаи?
– Нет. Я хочу дать вам способ остановить войну, не нарушая обычаев.
– Это невозможно.
– Возможно, если позволишь развязать вот этот мешок.
– Мне неинтересно знать, что в мешке у мягкотелого.
– То, что может остановить войну.
– Ваши деньги для нас цены не имеют.
– Там не деньги. Еще раз говорю, там то, что может остановить войну без ущерба для чести схаев. Сейчас это зависит от тебя, маш-борзай Сунхариги Уэкей. Если ты откажешься, погибнут новые тысячи. Возможно, сородичи тебя и не осудят. Но простишь ли ты себя сам?
– Ты хитрый жабокряк! Развязывай.
Мартин медленно, чтобы не насторожить ящера, потянул тесемку. Мешок раскрылся.
– Хогитиссу! Это еще что, воин Мартин?
– Цветомиры.
– Великий Мосос! Сколько?
– Сто. Десять десятков.
– И ты требуешь сто дней мира?
– Еэ.
– Это может решить только сам верховный машиш Схайссов.
– О Су Мафусафае будут рассказывть предания. В Схайссах никто не имел столько цветомиров.
С сожалением, которое не смог скрыть, ящер сказал:
– Мы не берем подарков от мягкотелых.
Усмехнувшись про себя, Мартин поспешил ему на помощь.
– Все видели, что мира просил я. Так?
– Еэ.
– Я сел первым.
– Еэ.
– Значит, цветомиры не подарок. Это выкуп за мир. Очень дорогой выкуп. За него погибло много воинов.
Маш-борзай Сунхариги Уэкей встал.
– Ты хорошо подготовился к переговорам, мягкотелый, – сказал он.
Он наклонился и взял мешок.
– Ответ получишь завтра.
* * *
– Великий машиш Су Мафусафай согласен на перемирие, мягкотелый. На девяносто восемь дней.
– Почему не на сто?
– Два цветомира были сильно плохие. Завяли.
– О! Претензии по качеству. Но два завявших цветомира могут стоить один день.
– Брось торговаться. Через девяносто восемь дней в горах уже будет снег. А вам как раз и нужно дотянуть до снега. Так?
– Трудно от тебя что-то скрыть, машиш.
– Вот и не скрывай, – мимоходом бросил ящер. – А граница должна быть прямо здесь, – он провел черту между собой и Мартином. – Та часть ущелья, которую мы завоевали, будет Схайссами. Мы не уйдем.
Мартин стукнул себя по животу.
– Я понимаю. Нельзя отдавать то, за что погибли воины. Будет неуважение к мертвым.
– Хорошо понимаешь. А что ответишь?
– Отвечу вот что. Схаи доблестно сражались и вызвали уважение своим мужеством, – тут Мартин еще раз стукнул себя по животу. – Моими устами верховный машиш Поммерна Бернар Второй объявляет: все, что за твоей спиной, благородный Уэкей, – это Схайссы!
– Ты сказал – я слышал, машиш Мартин.
– Ты сказал – я слышал, машиш Уэкей.
– Хог. Да будет так.
Ящер некоторое время молчал. Потом сказал:
– Мягкотелый! Я потерял в этом ущелье старшего сына.
– Мой сын тоже был здесь.
– Значит, живой, – без выражения сказал Уэкей.
– Он у меня один.
– Сегодня один, завтра – два. А тот, кто не родился, еще не убит.
– Мне повезло. Тебе – нет. Чего ты хочешь, машиш?
Уэкей глянул на снежные вершины.
– Ладно. Вы защищались, мы нападали. Понять можно. Я другое спрошу. Вряд ли мы увидимся еще, и я хочу узнать прямые мысли врага. Быть может, это хоть немного убережет от глупости и нас, и вас. Скажи мне как воин воину: ты веришь, что мы можем жить в мире?
– Первыми мы не нападем. Однако думаю, что воевать еще придется. Мы слишком долго ненавидели друг друга. Но вот помирится в следующий раз будет легче.
– Хэй! Вчера Ухудай Всех Племен решил, что больше мы не примем цветомира от мягкотелых. На это не рассчитывай.
– Я знал, что вы так решите. Да, без цветомира помириться труднее. Но это будет уже не в первый раз, а ты знаешь, что самый трудный ррогу – это первый ррогу.
Уэкей хлопнул себя по колену.
– Ты хорошо изучил нас, машиш Неедлы. Даже пословицы знаешь. Скажи тогда, почему схаи должны ценить мир? Мир выгоден вам, мягкотелым, потому что вас мало. А схаям только дай вырваться из этих тесных гор – и никакое оружие вас не спасет. Вот тогда вы точно на нас не нападете, поскольку вас не будет. Разве не так?
– Нет. Мягкотелые живут не только здесь. Мы умеем строить большие лодки и переплывать моря. У нас есть много каменных крепостей. Схаи могут причинить нам много горя и все же никогда не уничтожат всех мягкотелых. Но главное в другом. Воевать с нами невыгодно, а торговать выгодно. Мы можем дать вам то, чего у вас нет.
– Громобои?
– Если станем друзьями, то и громобои. Но есть много других полезных вещей. Вот, смотри, машиш. Дарю тебе эти бусинки.
– Я не беру подарков от мягкотелых, – сказал Уэкей. – Бусинки – это вообще подарок для уффики, а не для воина.
– Терпение, машиш! Самая быстрая стрела не всегда самая точная.
– Это верно. Мудрость из тебя так и сыплется. Слушаю.
– В ущелье ты потерял сына. Бусинки, которые я предлагаю, его не вернут. Зато они могут спасти десять других жизней.
– Спасти? От чего?
– От черного мора, машиш.
– От черного мора нет спасения.
– А ты проверь. На первом же рабе.
Ящер замолк. Он явно колебался.
– Подумай, Уэкей. Я дарю тебе десять жизней. Самых дорогих тебе жизней. Понимаешь?
– Не понимаю. Зачем ты это делаешь? Хочешь, чтобы я стал твоим должником?
– Нет. Хочу, чтобы схаи знали: от мира с мягкотелыми может быть польза.
– Хорошо, мягкотелый. Я принимаю твой дар.
Уэкей снял с пальца перстень.
– Вот, возьми. Его носил еще мой дед. Если твои шарики спасут хоть одного моего родича, пусть твой человек покажет мне перстень, и я сделаю для него все, что смогу. А теперь пора расставаться.
– Прощай, Уэкей. Запомни, шарики боятся воды и лучей Хассара.
– Хог.
Ящер поднялся на ноги.
– Прощай, Мартин. Было интересно с тобой говорить. Но если встречу на поле боя, я тебя убью.
– А я не люблю убивать, – сказал Мартин. – Поэтому сегодня убил войну.
Ящер насмешливо квакнул.
– Красиво сказал. Говоришь ты, наверное, лучше, чем воюешь.
Мартин тоже встал и протянул руку.
– Взгляни на этот браслет, Уэкей. Ты видел когда-нибудь такой? Знаешь, кто их носит?
– Знаю, – медленно отозвался схай. – Хачичеи совсем не плохие вояки. А уж их отборная сотня… Как к тебе попала эта вещь, мягкотелый?