Даже Нила Эмма не подпускала к себе близко, хотя он и оставался единственным в отряде, кто мог подойти к её койке, чтоб дать ей бинт или напомнить, что нужно поесть. Изредка девушка с ним разговаривала. Но все понимали, что в Эмме что-то сломалось.
Кен и Фред продолжали смотреть на неё. Апперкот, коленом в рёбра, левый джеб, левый джеб, правый хук. Кен покачал головой и вытянув сигарету из пачки, закурил, глубоко затянувшись:
- Она не должна быть тут.
- Ты, правда, это говоришь после всего, что случилось?
- Я говорю, что она имеет такое же право уехать домой, как любой солдат, которому оторвало в бою руку, – процедил сквозь зубы Кен.
Эмма вскрикнула, остервенело молотя кулаками по груше, и даже ребятам, сидящим на другом конце площадки, было видно, что сквозь бинты, которыми она обмотала кисти, сочится кровь. За этим последовал шквал ударов ногами, и, наконец, девушка в изнеможении обняла грушу, все еще осыпая её слабыми ударами.
- Она же себя угробит, – мрачно вздохнул Кен. Хольт ничего не ответил, но по его лицу видно было, что он согласен с товарищем.
- Вам двоим, что, делать нечего? – проворчал Карбера, стягивая Фреда с капота и толкая их к выходу с площадки. Прежде, чем уйти, Кен еще раз оглянулся на блондинку, вздохнул и, выплюнув бычок, старательно втоптал его в землю.
Карбера пошел к Эмме, позвав её по имени задолго до того, как подойти. Последнее время девушка дёргалась даже от малейших прикосновений, и сержанту вовсе не хотелось почувствовать себя боксёрской грушей. Она резко развернулась, настороженно глядя на него, и чуть отодвинула грушу так, чтоб она разделяла их. Поза девушки была защитной, левая нога чуть выставлена вперед, правая рука напряжена и приподнята для хука. Эмма обвела глазами открытый двор, ища пути к отступлению.
Синяков на лице девушки не было, они сошли пару месяцев назад, но шрамы останутся навсегда. Карбера был суровым солдатом и почти никогда не разговаривал с подчиненными. Его дело – отдавать приказы, их дело – выполнять. Он потерял многих в боях и патрулях, но сейчас, глядя на Эмму, впервые винил себя в том, что подвёл одного из лучших своих бойцов.
- Почта, – пояснил он, доставая из кармана несколько конвертов. Девушка на секунду расслабилась, глядя на конверты, как ребенок, получивший золотой билет на шоколадную фабрику. Всё ещё настороженная, она подалась вперед и протянула ладонь. Она больше ни к кому не притрагивалась и явно не собиралась начинать делать это сейчас.
- Спасибо, – пробормотала она, когда Карбера опустил конверты ей на ладонь.
- И Свон?
- Да, сэр?
- Ты возвращаешься домой в следующем месяце.
Впервые за несколько месяцев в её глазах появился блеск, как будто девушка обрадовалась чему-то, кроме писем. Эмма не улыбнулась, не подпрыгнула от радости, но её глаза, осветившись надеждой, сменили оттенок миртовой листвы в пасмурный день на нефритовый. Впервые за несколько месяцев.
- Спасибо, сэр, – тихо сказала она.
* * *
Карбера кивком отпустил её, и Эмма отступила на шаг, прижав письма к груди. Ещё раз оглянувшись на сержанта, смотрящего ей вслед, она быстро пошла к своей палатке и присела на койку.
Пальцы подрагивали от нагрузки, полученной во время напряженной тренировки, и от волнения. Почерк Реджины улыбался ей, удерживая её на земле. Если и есть в этом мире что-то хорошее, всё оно заключается в этих письмах, которые напоминают Эмме, что по ней скучают, её любят, что на земле есть место, где она всегда будет в безопасности. Блондинка поддела клапан конверта, открывая его, и мягко улыбнулась, когда ей на колени выпали две фотографии. На первой Генри улыбался в камеру, показывая два больших пальца. Мальчишка был аккуратно подстрижен, хотя, конечно, волосы всё еще были длиннее, чем хотелось бы Реджине. На нем были новые джинсы и рубашка, в них он выглядел, как настоящий маленький мужчина. У ног лежал армейский рюкзак, из которого выглядывал Рекси-младший. На втором снимке они с Реджиной позировали перед входом в начальную школу. Брюнетка присела рядом с сыном. На этом фото Миллсы с их сияющими улыбками были так поразительно похожи, что хотелось послать генетику ко всем чертям.
Его первый день в школе.
Слеза упала на конверт, и Эмма поняла, что плачет. Она так много пропустила, но Реджина и Генри ни разу не исключили её из своей жизни.
Она положила фотографии на колени и вытащила письмо.
Сентябрь 6, 2005.
Здравствуй, любовь моя,
Знаешь, сегодня я впервые в полной мере поняла, что ты – мой голос разума. Мы с Генри пришли в школу, и я хотела остаться с ним на весь день. Конечно же, меня оттуда выставили. Я буквально слышала, как ты говоришь мне, что всё в порядке, и мы заберем его позже. «Позже» - это так долго. Я сделала много фотографий, но они не влезли в конверт, так что ты увидишь каждую минуту наших первых сборов в школу, когда приедешь домой.
Я сама не своя. Ты там, а Генри в школе, и я, кажется, пропустила презентацию, посвященную зонированию города, но мне всё равно. Я скучаю по вам обоим так сильно, что даже стыдно сказать.
Генри пошел в школу. Это пока не слишком отличается от садика. Правда, не слишком. Но это же школа. Мы уже не сможем просто забрать его оттуда только потому, что я убедила тебя покататься на лошадях. Хотя ты, конечно, будешь настаивать, что нулевой класс вовсе не обязателен. Но в этом есть свои плюсы. Ты будешь рада, что Генри всё-таки пошел в школу.
Знаю, что ты не хочешь подымать шум вокруг того, что произошло, но ты уже знаешь мою позицию по этому поводу. Просто не забывай, что у тебя есть дом, где ты в безопасности, и если ты чувствуешь, что тебе будет проще отпустить эту ситуацию, я поддержу твой выбор.
Мы ждем твоего возвращения домой.
Я люблю тебя.
Реджина.
Эмма улыбнулась, хотя тоска по дому терзала её так, что было физически больно. Она знала, что должна была рассказать Реджине о том, что сделал Спенсер. Первое время она была слишком загружена, и у неё не было времени позвонить, а написать об этом девушка просто не смогла, это было выше её сил (к тому же, совсем не хотелось увековечивать это происшествие на бумаге). Но, когда она позвонила Реджине той ночью, у неё был кто-то, чтоб плакать с ней вместе, поддержать её и сказать, что она не виновата в том, что случилось.