должен был до блеска отмыть гримерную.
Да, она действительно произнесла слово «блеск», а потом усмехнулась, и, словно в подтверждение сказанного, ее глаза заблестели.
В тот момент Гаю хотелось придушить Стонтона за то, что втянул его в эту проклятую авантюру, но, когда Марианна поручила герцогу прибраться в уборной, тот решил промолчать и возблагодарил небеса, что отделался относительно легко. И все же, оглядев захламленную гримерку, он ощутил себя совершенно подавленным. Ну и с чего начинать? Еще ни разу в жизни ему не приходилось убираться: разве что время от времени чистил свое ружье, – да и то это случалось крайне редко, поскольку обычно это делали слуги.
Господи, как же ему не хватало слуг!
Взглянув на туалетные столики, Гай побледнел. Ведь он совсем ничего не знал обо всех этих баночках-скляночках и тюбиках с косметикой, как понятия не имел о туфлях и ботинках, нуждавшихся в починке и ожидавших визита сапожника, наведывавшегося в цирк раз в месяц. Гай так же увидел множество разнообразных шляп, масок и украшенных перьями головных уборов…
Его тоскливый взгляд остановился на аккуратной стопке газет в дальнем углу гримерной, и он удивленно заморгал.
Стопка возвышалась на крошечном столике, приютившемся в нише странной формы, очень похожей на шкаф для метел, с которого кто-то снял дверцу. Эти газеты особенно бросались в глаза, поскольку были аккуратно сложены посреди царившего вокруг беспорядка.
Гая отделяло от столика всего два шага, и, подойдя поближе, он слегка наклонился, чтобы прочитать первую страницу, а потом прищурился и, наклонившись еще ниже, пробормотал:
– Нет, это невозможно!
Какова вероятность, что его подозрения подтвердятся?
Гай пролистал первую газету: не всю, всего несколько страниц, – пробежал глазами статью о кажущихся бесконечными мирных переговорах в Вене, перешел к разделу судебных новостей и, наконец, добрался до того раздела, который люди обычно называют колонкой сплетен или светской хроникой.
Собственное имя мгновенно бросилось ему в глаза, и Гай ошеломленно рассмеялся.
– Да что за…
Позабыв об уборке, он смахнул гору одежды со стоявшего рядом стула, уселся на него и положил стопку газет на колени.
Он просмотрел уже половину стопки – при этом его челюсть отвисала все больше с каждой новой колонкой светских сплетен, – когда дверь распахнулась и на пороге возникла метательница ножей Джозефина Браун или, как ее обычно называли, Блейд. На плече ее привычно восседал ворон Ангус.
– Привет, – произнесла Блейд, устремив на Гая взгляд своих глаз цвета опала.
Ворон смотрел на маркиза так же пристально, как и его хозяйка, только не бледно-серыми, а блестящими черными глазами.
– О, привет, – ответил Гай, ощутив легкое чувство вины из-за того, что сидел и читал газеты вместо того, чтобы заниматься уборкой, хотя ему за это не платили.
Блейд закрыла за собой дверь, и Гай отбросил прочь эту никчемную мысль.
– Хотите, чтобы я ушел? – спросил он с надеждой.
– Нет.
– О…
Вместо того чтобы что-то предпринять, Блейд просто стояла посреди захламленной гримерной и смотрела не на Гая – слава богу, – а на стопку газет у него на коленях.
Ее губы – такого бледно-розового оттенка, что почти сливались с кожей – медленно изогнулись в улыбке, и при виде ее Гай вдруг осознал, что Блейд совершенно бесцветна, точно акварель, в которой присутствуют лишь белые, серые и черные оттенки с почти незаметными вкраплениями очень бледного розового.
– Читаете о себе? – спросила Джозефина.
Гай ошеломленно заморгал, и Блейд тихонько засмеялась – это был очень странный хриплый звук.
– Не беспокойтесь. Я никому не расскажу ни о вас, ни о его светлости Стонтоне, ни о достопочтенном Эллиоте Уингейте.
– Вы знаете, кто мы такие?
Глупый вопрос.
– Полагаю, я не единственная, кто это понял.
Так. А вот это уже интересно.
Гай мог понять, почему Блейд узнала его и Сина: их лица увековечены на сатирических рисунках (Гаю досталось из-за его любовных похождений, а Сину – из-за крестового похода против детского труда), но как Блейд догадалась, кто такой на самом деле Смити, оставалось загадкой.
– Как думаете, кто еще догадался? – спросил Гай.
Однако Блейд лишь пожала плечами и, подойдя к дивану, принялась рыться в возвышавшейся на нем горе одежды, словно утратила всякий интерес к Гаю и его друзьям. При этом она выглядела так, будто для нее вовсе не новость оказаться тет-а-тет со скрывающим свою настоящую личность маркизом.
Гай, испугавшись вопросов, которые она могла задать о нем или его друзьях, даже немного расстроился из-за того, что она не проявила к данному вопросу абсолютно никакого интереса.
– Откуда вы узнали про Эллиота? – спросил наконец Гай, досадуя на собственное любопытство, но не в силах его сдержать, но Блейд, будто его не слышала, продолжала копаться в вещах.
Ей-богу, эта женщина казалась более чем странной. За те несколько недель, что Гай работал в заведении Фарнема, Марианна четырежды вынуждала его вызваться репетировать с Блейд и ее птицей.
И за все время эта несущая смерть женщина не перекинулась с ним и дюжиной фраз, да и те состояли всего из пары слов: «Держите это», «Встаньте здесь», «Не двигайтесь».
И уж если говорить начистоту, Блейд была самой странной персоной из всех, что Гаю приходилось встречать на своем пути.
Раздосадованный более, чем ему хотелось, отсутствием интереса с ее стороны, Гай вновь сосредоточился на газетах. Не во всех из них встречались статьи о нем или просто его имя, но таковых было достаточно много, чтобы его удивить. Гай уже давно не читал светскую хронику, и теперь его поразило, насколько подробно в прессе излагались даже малейшие его проступки, выдуманные или приукрашенные до такой степени, что он с трудом о таковых вспоминал.
Посему, если бы кто-то решил составить о нем представление, основываясь на содержании колонок светских сплетен, то пришел бы к выводу, что маркиз Дарлингтон только и делал, что кутил, распутничал и заключал опасные и безумные пари.
– Узнали что-нибудь новое? – поинтересовалась Блейд, переместившись к краю дивана, что был ближе к Гаю, и продолжая копаться в вещах.
– Вообще-то много чего, только большая часть из этого не что иное, как выдумки.
Гай перебрал газеты и, вытащив экземпляр «Лондон кроникл» – эту газету предпочитала его мать, – показал ей.
– Взгляните сами.
Блейд прекратила поиски, подошла ближе и, прочитав заметку, взглянула на Гая:
– Купались нагишом в Серпентайне? Кто такая Г.Н.?
– Графиня Нит.
– Хотите сказать, что не купались нагишом?
– Нет. Я хочу сказать, что купался не с ней. Бетси, графиня, счастлива в браке, и последний раз я встречался с ней на обеде в ее собственном доме за одним столом с ее мужем и родителями. Уверяю, тогда все были полностью одеты.
– Но вы все же купались с кем-то нагишом?
– Да. Но дело-то ведь не в этом, верно?
Фыркнув, Блейд вернулась к своему занятию.
Ее безразличие раздражало, и более того: раздражение переросло в откровенное негодование.
Что же не так