люди на собрании были не правы. Каждый из них. Не думай о том, что они наговорили, па. Хорошо?
Он похлопывает меня по руке и улыбается.
– Какая ты стала сильная, мэймэй. Тайком ходишь в тренажерный зал?
– В душе я всегда была атлетом, па. Не меняй тему. Пообещай, что не будешь думать об этих людях.
– Хорошо, я обещаю. Но и ты мне кое-что пообещай.
– Что?
– Обещай, что не станешь ничего делать. Не надо прыгать с горки и скидывать хулигана с качелей. – Он снова хлопает меня по руке. Я бросаю взгляд на свой ноутбук с неотправленным письмом. – Твоя мама перед сном попросила меня с тобой поговорить. Давай просто забудем об этом и постараемся жить дальше. Она не… Я не смогу… Это слишком тяжело.
Я крепко обнимаю папу и кладу голову ему на плечо.
Между нами повисает молчание – каноэ, полное обещаний, которые нам не под силу сдержать.
Глава 26
Молчание – это пространство
между мамой и мной
пропасть через которую
мы перебрасываем слова
и она
становится шире.
Это улыбка
с ямочкой на щеке
за которой брат скрывал свою боль
так умело
что задохнулся
у нас на глазах.
Молчание – это поклон
такой низкий
что наши лбы касаются земли
перед ногами тех
кто у власти
и перед их ложью.
Это одеяло
под которым мы прячемся с головой
от всего мира
там трудно дышать
но такова цена
призрачной
безопасности.
Родители хотят, чтобы я молчала.
Но
Молчание – это смерть.
Прости, мама.
Прости, па.
Я не могу молчать.
Глава 27
Я нажимаю «отправить».
Глава 28
В двадцать два года моя найнай[21] оставила престарелых родителей и переплыла кишащий акулами залив Дапэн, спасаясь от ужасов Культурной революции и преследования хунвэйбинов. У найнай не было необходимых документов, чтобы покинуть Китай, а в Гонконге для нее не нашлось бы работы. Она не могла пойти учиться из-за возраста, не могла найти квалифицированную работу из-за отсутствия документов и, будучи женщиной, не могла работать руками. Далекий родственник в Гонконге заочно договорился о ее браке с китайцем из Америки, которому была нужна жена. В Китае ее бы ждали лишь унижение и смерть, поэтому семья отправила ее на поиски лучшей жизни. Это был единственный выход.
Но сначала ей нужно было доплыть до Гонконга.
Найнай сумела преодолеть шесть с половиной километров беспокойных вод с одним только баскетбольным мячом в качестве плавсредства. Стояла безлунная ночь, так что солдаты на границе ее не заметили, но зато были прекрасно слышны крики тонущих и раздираемых акулами людей. Найнай смотрела только вперед, потому что знала: стоит повернуть голову, и страх захлестнет ее с головой. Найнай продолжала бить ногами по воде, даже когда они отнялись от усталости. Доплыв до берега Гонконга, она упала и поцеловала песок.
В Гонконге найнай познакомилась с моим ее[22], своим будущим мужем. Он работал в ресторане в Чайна-тауне Сан-Франциско. Он не стал заманивать ее перспективами райской жизни, а рассказал все как есть. Найти работу там было нелегко; он был беден; китайцев в Америке не любили. Но по сравнению с трудовыми лагерями и голодными акулами все эти проблемы казались незначительными. Найнай уплыла с ним за океан.
Моя найнай была нереально крута. Про ее жизнь можно было бы снять классный фильм. Но не снимут. По крайней мере не сделают этого правильно. Если бы в Голливуде сняли фильм про найнай, она бы превратилась в скромную тихую красотку в ципао, которая едва удерживает палочки своей слабой рукой. Ну, может, она бы знала несколько приемов кунг-фу (это хороший повод показать голые ноги), но без мускулистого белого парня все равно бы не обошлось. Он бы пришел и спас найнай от всех бед, включая ее саму.
Каждый, кто представляет азиаток скромными и тихими, не был толком знаком ни с одной из них. Азиатские женщины – настоящие матриархи.
Найнай прибыла в Калифорнию без гроша за душой. Она обменяла свою потертую обувь на пригоршню мяса и муки, а ее отыскал пару старых кастрюль и стащил немного специй из ресторана, где он работал. Найнай каким-то образом удалось слепить пельмени, и она решила продавать их на улице. На вырученные деньги она купила новую обувь, а потом – тележку для еды. Позже ей удалось открыть собственную пельменную. Вместе с ее и двумя сыновьями – моим папой и дядей Джо – они с нуля построили в Чайна-тауне новую жизнь, пусть и скромную. Найнай не просто занималась хозяйством – при жизни она пользовалась уважением всего района.
Найнай была сильна духом, и она не исключение. Она – типичный пример. Если азиатская женщина молчит, это не потому, что она стесняется. Она наблюдает. Наблюдает и учится.
Как воин.
Утром в понедельник после собрания одиннадцатиклассников мама надела кремовую блузку, темно-синюю юбку с оборкой по краю и такого же цвета блейзер. Причесалась, сделала легкий макияж, напомнила мне надеть куртку и отправилась на работу. Она вышла за дверь, расправив плечи, будто и не было никакого больничного.
Я смотрела на это, замерев на месте. Моя рука с ножом, которым я зачерпнула арахисовое масло из банки, зависла в воздухе. Только когда оно шлепнулось на столешницу, я наконец смогла захлопнуть рот. Потом, конечно, я написала Тие.
ТИЯ МАРИ
Моя мама только что принарядилась и пошла на работу
Легко и непринужденно
Что? Что??
Она ничего не сказала?
Неа
Это из-за собрания?
Ага
Пусть Нейт Макинтайр идет на хрен
Хотя мама никогда так не скажет
миссис Чэнь! Молодец
Она надела то пальто, похожее на бумажный пакет?
Нет. Юбка, блузка, блейзер, макияж!
Ого. Все серьезно.
Кстати, я жду объяснений.
А? Чего?
Открой «Еженедельник».
У меня в груди бурлит озеро лавы. Неужели меня опубликовали? Я хватаю ноутбук и открываю сайт «Еженедельника Секвойя-Парк». Там меня встречает небольшая статья под заголовком «Антиазиатские высказывания инвестора из Кремниевой долины в старшей школе Секвойя-Парк». В статье излагается цель собрания и пересказывается вспыхнувшая «дискуссия». Чуть ниже крупным шрифтом приводится мое стихотворение.
ОН – НЕ КАКОЙ-ТО МАЛЬЧИК
Автор: Мэйбелин Чэнь
«Какой-то мальчик-азиат бросился под поезд», – сказал он.
Какой-то мальчик-азиат.
Аргумент
а не человек
не личность
не брат
не сын
достойный уважения.
Какой-то мальчик-азиат.
Смятая обертка
на полу
пятно
на тротуаре.
Просто мусор.
Какой-то мальчик-азиат.
Как будто его друзья
его семья
не сидели прямо там, в том зале
не слушали
как его снова
бросают на рельсы.
«Что такого наговорили ему родители? Как этих людей мог не устроить Принстон?» – сказал он.
Этих людей.
Будто мои родители –
инопланетяне
заселяющие страну
как некогда заселили ее
белые колонизаторы.
Этих людей.
Будто рождение первенца
не перекроило
их души
не научило их заново
любви.
Этих людей.
Будто мои родители
своими руками
толкнули его
под поезд
чтобы убить.
«Настоящая проблема – это азиаты», – сказал он.
Азиаты.
Будто весь город
не пытается правдами и неправдами
протолкнуть