Гопкинс отправил в Вашингтон телеграмму, где выразил уверенность в том, что русские должны устоять. Даже Штейнгардт признался в том, что изменил свое прежнее мнение, и добавил, что считает – визит Гопкинса «окажет самое благоприятное влияние на советско-американские отношения», а также «даст новый толчок усилиям двух стран в деле достижения победы в войне». Возвращение Гопкинса в Англию напоминало сцену из старой мелодрамы. Он забыл свои лекарства и тяжело заболел. Неопознанный эсминец открыл огонь по его самолету. Суровые воды Скапа-Флоу хлестали бомбардировщик при приземлении. Лишь искусно управляемый шлюпочный крюк спас Гопкинса от морской воды, когда он неуклюже поднимался по скользкому трапу на борт флагманского корабля31.
Наконец экстренный посланец президента присоединился к Черчиллю на борту корабля «Принц Уэльский», бросившего якорь для секретной встречи с Рузвельтом.
А в это время озабоченные чиновники в Вашингтоне столкнулись со сложной проблемой финансирования помощи России. Хотя Соединенные Штаты и разморозили советские банковские счета, у русских не было достаточного количества долларов для выполнения даже первых заказов. 30 июня Уманский предложил, чтобы американское правительство выделило Советскому Союзу кредит сроком на пять лет для оплаты размещенных на территории США заказов. Он считал, что кредит для России более выгоден, чем участие в программе ленд-лиза. Почему советская сторона не желала связываться с ленд-лизом, так до сих пор непонятно. Возможно, они хотели работать в рамках отдельных военных контрактов, что не было возможно в случае, если Советский Союз войдет в программу поставок по ленд-лизу. Однако мысль о предоставлении кредита была для американской администрации не более приятной, чем включение Советского Союза в список стран, куда осуществлялись поставки по ленд-лизу, поскольку и здесь потребовалось бы разрешение конгресса. И если Рузвельт не мог рискнуть обратиться в конгресс с просьбой о включении СССР в ленд-лиз, точно так же он опасался просить разрешения на предоставление русским кредита. И то и другое требовало времени, а времени как раз не было32.
Правительство при Рузвельте пробовало действовать различными путями. Так, 2 августа Моргентау согласился в течение одного года покупать русское золото по твердой цене 35 долларов за унцию. Уэллес добивался того, чтобы Соединенные Штаты покупали в Советском Союзе стратегически важное сырье. Обсуждение вопроса о сырье началось 7 июля, а уже 28 июля Государственный департамент передал советской стороне список материалов, которые США намеревались покупать. Кроме того, администрация президента дала задание министру торговли и руководителю Комитета по кредитам Джесси Джонсу рассмотреть вопрос о возможном предоставлении Советскому Союзу кредита от Управления по реорганизации в сфере финансов или одного из ее дочерних предприятий. Джонс был за предоставление кредита, однако препятствием здесь возник вопрос о финансовых гарантиях. До 21 августа Джонсу все еще не удавалось решить этот вопрос. 15 августа Моргентау помог временно решить его, предоставив аванс за поставки советского золота на сумму 10 млн долларов, факт, который держали в секрете более месяца33.
11 сентября в Белом доме состоялась встреча Уманского с Рузвельтом. Уманский проинформировал президента, что для того, чтобы оплатить свои самые важные заказы, России нужно 140 млн долларов, однако таких денег у Амторга нет. Рузвельт снова заговорил о политических сложностях в получении крупных кредитов. В то же время он заверил Уманского, что самые срочные советские заказы будут выполнены и оплачены по бартеру. На следующий день по предложению Гопкинса президент дал указание Джонсу приобрести в Амторге на сумму до 100 млн долларов марганец, хромиты, асбест, платину и другие материалы, а также выплатить в рамках этих закупок Амторгу аванс на сумму 50 млн долларов. Соглашение было быстро подписано, и советская сторона соблюдала его со всей скрупулезностью. Как оказалось, в долгосрочной перспективе Корпорация военных поставок Управления по финансовой реорганизации оказалась в выигрыше34.
На борту линкора «Принц Уэльский» в Северной Атлантике Черчилль спешил на свою первую встречу с Рузвельтом. Во время скучного путешествия Гопкинс писал отчеты о поездке в Москву и играл с премьер-министром в нарды. В субботу 9 августа британский линкор прибыл в Аргентию на острове Ньюфаундленд. Сюда же прибыл и американский тяжелый крейсер «Огаста» с высокопоставленным пассажиром, президентом США, на борту. За ужином на борту «Огасты» Рузвельт, Уэллес, Гарриман, Гопкинс и высокопоставленные американские военные обсудили с Черчиллем и британской делегацией японскую агрессию и проект совместного заявления, позже получившего название Атлантическая хартия. Американскую сторону больше интересовали проблемы приоритетов в программе ленд-лиза и графики производства, так как это оказывало влияние на дела на советско-германском фронте. Это разочаровало англичан, которые намеревались обсуждать главным образом вопросы стратегии. Тем не менее новости, которые привез Гопкинс из Москвы, интересовали всех. Черчилль поддержал идею созыва конференции в Москве по вопросам оснащения Красной армии, которую Гопкинс обсуждал со Сталиным. Премьер-министр решил назначить своим представителем на конференции лорда Бивербрука (Уильяма Эйткена), знаменитого журналиста и министра авиационной промышленности. По его мнению, от имени Рузвельта в Москву должен был снова лететь Гопкинс. Лорд Бивербрук прибыл в Аргентию в понедельник 11 августа. Благодаря полученной от Гопкинса информации разногласий по вопросу оказания помощи Советскому Союзу между союзниками практически не было. Таким образом, 15 августа американский и британский послы передали Сталину несколько измененный вариант предложения Гопкинса– Криппса по проведению конференции в Москве35.
Фактически это совместное послание лидеров Англии и Америки дало Сталину понять, что пришло время подумать и о других вещах, а не только о срочных поставках. По крайней мере, было необходимо разработать более долгосрочную программу помощи. Рузвельт и Черчилль просили, чтобы встреча состоялась в Москве – для того, чтобы «можно было обсуждать вопросы напрямую». В заявлении также содержалось обещание использовать все ресурсы Америки в интересах общего дела трех держав с официально провозглашенной целью добиться разгрома
Германии. Это была первая совместная декларация о предоставлении помощи России, а также самое откровенное заявление Америки на тот момент36.
Как оказалось, обещать помощь было гораздо проще, чем реально ее предоставить. Если финансовая сторона оказалась настолько сложной в разрешении проблемой для отдельных разовых поставок, то в долгосрочной перспективе единственным решением мог стать только ленд-лиз. По мере того как подходило время обратиться в конгресс с новым списком стран, включенных в программу ленд-лиза, становилось совсем не ясно, пройдет ли в конгрессе соответствующий билль, если в списках окажется Россия. Фактически могло случиться так, что под угрозой окажется вся программа. Изоляционисты в конгрессе продолжали возражать против помощи русским. «Возражения и колебания» имели место и среди некоторых сторонников нового курса. Для того чтобы включить Советский Союз в список, необходимо было дождаться нужного психологического момента. 8 июля 1941 г. Уэллес отрицал, что вопрос о ленд-лизе для России обсуждается вообще. Это же заявление он повторил и 26 июля. 30 июля он отрицал, что поездка Гопкинса в Москву имеет отношение к ленд-лизу. 1 августа Рузвельт заявил репортерам, что Россия не входит в программу ленд-лиза. Одновременно с этими верными с технической точки зрения отрицающими все заявлениями правительство старательно поддерживало мысль о том, что Советский Союз самостоятельно финансирует свою собственную программу, однако не намерен обнародовать ее детали37.
В июле и августе многие американцы ликовали, что гитлеровский блицкриг начал пробуксовывать. В прессе подчеркивались героические подвиги русских. Консервативная пресса, как, например, «Нью-Йорк таймс», считала, что Америка должна ограничиться предоставлением помощи проверенным союзникам, таким как Великобритания и Китай. В то же время другие считали, что русский фронт может спасти Америку и если Россия будет продолжать войну, то Соединенным Штатам не придется в нее вступать. В конце июля и в августе в конгрессе шли дебаты по данному вопросу. И хотя изоляционисты настаивали на том, что поддерживать Россию – это все равно что поддерживать коммунистов в своей собственной стране, на этот раз их атака не была единодушной. Вопрос о выживании России одновременно служил для них оправданием невовлечения Америки в войну, поэтому все внимание они сосредоточили на проекте нового акта. Им казалось, что после вступления России в войну кризис отступил. Такая стратегия почти сработала в палате представителей, где вопрос о выборочном применении сил за пределами страны был решен большинством всего в один голос. Голосование в палате пришлось на 12 августа, день, когда завершилась Атлантическая конференция. Англичане реагировали на это со смесью изумления и желания угадать, что же будет дальше: «Американцы – любопытный народ… В один день они говорят, что гарантируют свободу и честную игру для всех и каждого в мире. На следующий же день они большинством всего в один голос решают, что будут продолжать готовить армию»38.