Мощеная плиткой дорожка вела со стоянки минипланов через просвет в живой изгороди с круглыми фонарями по левую и правую руку. Напоминало посткоррекционку в ПЦ.
— Как первое впечатление от Центра? — спросил Дмитрий.
— Вид вполне санаторный, — сказал я.
— Мне больше нравится сравнение с университетом, — заметил Кастальский, — все-таки большинство реабилитантов учатся. Можно, и работать. На материке, конечно. Здесь недалеко несколько поселков и городков: 10–15 минут лета. Но я считаю, что если нет крайней необходимости, лучше учиться. По крайней мере, в начале курса. Чтобы начать новую жизнь с более высокой позиции, чем та, с которой вы слетели перед ПЦ. Вы же Университет Версай-нуво не окончили, так?
— Вылетел со второго курса.
— Как насчет того, чтобы окончить?
— Я подумаю. А меня примут обратно?
— После «Истории»? Вы еще сомневаетесь? Только Версай-нуво не обещаю. Все-таки смотреть лекции по дальней связи — это слишком дорого. Программа реабилитации неплохо финансируется, но не настолько роскошно. Университет Кириополя — участник программы реабилитации. К нам от них профессора приезжают экзамены принимать. И мы отпустим, если надо будет что-то досдать, но не в начале курса, конечно. Только начинать придется все сначала, восстановиться не удастся.
— Мне и в Версай-нуво не восстановиться, двадцать лет прошло.
— Ну, тем более. Значит, все равно.
— Как сказать…
— В Версай-нуво можно заказать курсы. Они вышлют. Правда, смотреть в записи. И вопросы преподавателю можно задать только по переписке с отсроченным ответом. Если хотите, это можно устроить. Но, на мой взгляд, качество такого образования хуже.
— Университет Версай-нуво тоже участвует в программе реабилитации?
— Конечно. Еще один момент. Мы работаем с группами по четыре человека. Подбираем реабилитантов примерно одного уровня образования, психологически совместимых друг с другом и со схожими целями. Общие беседы два раза в неделю. Присутствие обязательно. Евгений Львович ваше дело прислал еще вчера, так что я его изучил, но пока бегло. У меня для вас два варианта: две группы, которые вам возможно подойдут. Вечером побеседуем подробнее, набросаем план курса реабилитации, и будет видно, в какую лучше. Надо, чтобы люди были примерно в одной весовой категории. С вами трудно играть в одной весовой категории, но мы постарались.
— А они здесь за что? — спросил я.
— Я не имею права рассказывать. Захотят — сами расскажут. Но у нас все, начиная с «С4».
— «Убийство при отягчающих обстоятельствах», — подсказал Артур.
— Знаю, — сказал я.
— Так что ничего хорошего там не было, — заключил Дмитрий.
В лесу по обе стороны дорожки еще лежал снег, а рядом с нами, на проталинах уже пробивалась весенняя трава, сквозь ветви сосен светило солнце, золотя стволы, пахло хвоей, и я почти успокоился, несмотря на обещание специфической компании. Ну, «С4», а у меня «F5».
— «F» много? — спросил я.
— «F» всегда немного. В вашей группе не будет.
Вдали показались маленькие деревянные домики поселка.
— Я покажу магазин, — сказал Дмитрий. — Заодно купите что-нибудь, у вас дома ничего нет.
И это «дома» не звучало насмешкой.
— Здесь есть столовая, — продолжил Кастальский, — но лучше, если реабилитант готовит у себя и привыкает к самостоятельности. Вся техника в вашем домике есть. Обстановка максимально приближена к жизни на свободе. А столовая — это клуб. Приходите общаться.
Магазин оказался таким же обшитым сайдингом деревянным домиком. Точнее сайдинг изображал дерево. Но я бы не удивился и использованию настоящего дерева: леса здесь много. По крайней мере, колонны крыльца явно деревянные.
Ассортимент был составлен под лозунгом: здоровая пища, но ничего лишнего. Несколько видов овощей, яблоки, чай, кофе, хлеб, сыр средней паршивости, несколько блюд из курицы. И даже просто разделанное куриное мясо для особых фанатов кулинарного искусства.
— Жены персонала покупают? — спросил я.
— Свежее мясо? Не только. Например, у нас есть один бывший ресторатор. Очень не хочет забыть свое призвание и надеется снова открыть кафе или хотя бы наняться куда-нибудь поваром. За что он здесь не скажу, у него спрашивайте.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Я в неравном положении, — заметил я, набирая овощей и полуфабрикатов. — Все знают, за что.
— Что поделаешь, — пожал плечами Дмитрий.
От содержимого магазина в Чистом, местный набор отличался только полным отсутствием спиртного.
— Сухой закон, конечно? — на всякий случай спросил я.
— Конечно, — кивнул Кастальский. — Более того, мсье Вальдо, когда вам будет можно ездить на материк, там есть естественно вино в магазинах, но для вас все равно сухой закон.
— Понятно, — сказал я. — Да я равнодушен.
— Ну и хорошо.
Расплачиваясь у кассы, я заметил, что денег у меня на счету со вчерашнего дня стало на пятьсот гео больше. Сумма была странной, слишком маленькой для очередной порции гонорара за «Историю». И я посмотрел источник платежа: «Управление Реабилитационных центров Кратоса, стипендия».
— Дмитрий, а что за пятьсот гео?
— Сегодня пришли?
— Да, от Управления реабилитационных центров.
— Стипендия реабилитанта, очевидно. Она небольшая, но и цены здесь невысокие. Если не роскошествовать на месяц вполне хватит.
— Ее что всем платят?
— Всем, кто не бездельничает и ответственно выполняет реабилитационную программу. Будете бездельничать — останетесь без стипендии.
— А у меня гонорары есть.
— Будете бездельничать — ограничим доступ к счету сверх месячного минимума. Но я думаю, что это не ваша проблема, Анри. Просто объясняю на всякий случай.
Цены действительно были не высокими: три здоровых пакета с едой обошлись в пятьдесят гео. Я этого за неделю не съем. Таскаться с грузом по поселку не хотелось, и я оставил их у кассы рядом с десятком таких же.
— Когда здесь доставка? — спросил Дмитрия.
— К двум часам развезут, не беспокойтесь.
Мы вышли из магазина. Вскоре дорожка разветвилась на две, и мы свернули налево в лес, на ту, что поуже и поизвилистей.
— Мы сюда ненадолго, — сказал Дмитрий. — Думаю, Анри, если вам и придется здесь ходить то только для того, чтобы навестить кого-то из друзей.
— Что там?
— У нас есть небольшое коррекционное отделение.
Коррекционное отделение представляло собой цилиндрическое здание, облицованное полупрозрачными коричневыми панелями. За стеной угадывались перекрытия этажей, двери кабинетов и растения в кадках.
Мы поднялись по полукруглым ступеням, и стеклянные двери разъехались перед нами. В холле у входа стоял диван и имелась небольшая оранжерея.
— Давайте присядем, надо немного поговорить, — сказал Кастальский.
Мы сели на диван.
— Легко сюда загреметь? — спросил я.
— Не очень, — сказал Дмитрий. — Но возможно. Если у кого-то из наших подопечных явные проблемы с реабилитацией, мы обычно назначаем несколько посещений коррекционного психолога. Амбулаторно. Приходите сюда, но живете по-прежнему в поселке Центра. В стационар только если проблемы очень серьезные. И не больше, чем на месяц. Режим как в Открытом Центре: большой прогулочный парк, правда, отделенный от остальной территории, кольца у вас, свидания не ограничены, на выходные — домой, то есть в свой домик в поселке. Человек же не виноват, что у него не получается: психологи Закрытого Центра не доработали. Кстати, если месяц коррекции в стационаре радикально не меняет ситуацию, мы собираем консилиум и решаем вопрос о возвращении в Психологический Центр.
— Жестоко, — заметил я.
— Это очень редко бывает. С бывшими пациентами Евгения Львовича ни разу не случалось. Но лучше, если от нас человек вернется в ПЦ, чем выйдет на свободу, натворит что-то непоправимое, и вернется в Центр по приговору суда.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Мне Евгений Львович говорил, что в Центр обычно не возвращаются, — сказал Артур.
— Поэтому и не возвращаются, — улыбнулся Дмитрий. — Мы отлавливаем проблемы раньше.