От Л:
читаю Маймонида. Рекомендую. Ездила в N.Y. к сыну на свидание. Гуляли по Сохо, выбирали картину для него, потом поужинали во фр. ресторанчике, потом он посадил меня на поезд, очень душевно было. А ты можешь послать Шабтая, по email? Давай записки, давно не посылал.
Замечательно. Такие отношения с сыном – это и искусство и счастье. А до какой страницы я уже посылал записки? (Чтоб не повторяться.)
25.3. Днем ходили с Мироном и Озриком на «Восемь с половиной женщин» Гринвея. Ностальгическая постмодернистская перекличка с Феллини, о чем, как дорожный указатель, намекает название. И все на почве отчаяния из-за утери сексуальности («жизненной силы»). Параллельные ходы: «отец с сыном», «мужчина в окружении женщин», кадры из фильма «Восемь с половиной» и комментарий на них словоохотливых персонажей, – все свидетельствует о тоске по «золотому веку» непосредственного вожделения, непосредственных чувств и снисходительности Феллини к своим героям. Вот кто никого не раздевал и не спаривал, а секс с экрана так и стекал. Секс, который мы потеряли. Хотя у Феллини он тоже ностальгический, как манифестация недоступной любви, обида на женщину-жизнь… Но мир Гринвея совсем омертвевший. Он и хуем в морду тычет, и жопами свиней любуется, и сына с отцом спаривает, а сексом, то бишь живым чувством, и не пахнет. Остался какой-то механизм, который персонажи пытаются приладить то туда, то сюда. В этой ситуации мужчины вырождаются, а женщины берут власть. Символическая линия: анемичная японская девушка влюбляется в актера театра «Кабуки», играющего женщину. И тогда герой, чтобы ее соблазнить, одевается в наряд этого актера, то есть в женское, девица хрипит от страсти, а когда узнает «обманку», бросается в пруд. Вот такая «Офелия».
Мирон желчен и циничен, яд опустошенности. Отталкивает, как запах смерти. Все говорят: Мирон добрый. А он не добрый, он просто не агрессивный. И потухший. Любопытства к жизни нет уже. Ищет развлечений. Деньги, слава Богу, есть, так что можно себе позволить… Потом пообедали в «Лазанье», итальянский ресторан напротив «Синематеки», вкусно. Озрик умен и добр, но студенист. Сказал, что все современное искусство – «театр Кабуки».
А вечером Гордины пригласили на «Бахьяним» («Плаксы-ваксы») Ханоха Левина в Камерном. После первого отделения мы ушли, чем Гординых удивили. Все первое отделение показывают трех стариков, умирающих в больнице, Ханох, по обыкновению, смакует ужасы «дома скорби» (для «усиления» взял «индийскую» больницу, где одна кровать на троих), а медперсонал разыгрывает перед стариками греческую трагедию «Мучения и смерть Агамемнона». Тоже запах смерти, да еще ощущение вымученности. И у Ханоха всегда много секса, тоже выхолощенного, и от этого особенно циничного.
От Л:
Спасибо за Шабтая. С удовольствием почитаю. Записки конч. на стр. 11, там последнее еmail от Ф, где она желает тебе всего доброго… не забудь отчитаться после врача.
Утром позвонил Р, оставил на автоответчике: «Хрю-хрю, я тебя люблю.» Перезвонила, смеялась.
А вообще, чувствую себя хреново. Порхает что-то в груди. Трепещет сердце, блин, как пойманная птица…
26.3. «Гладиатору» дали главного «Оскара». Совсем опупели. Хотя современным мальчишкам можно позавидовать: такой фильм я бы с удовольствием посмотрел лет в пятнадцать…
Л позвонила на мобильный, но я не мог говорить. Потом прислала:
ну????????????????? Что сказал доктор????????????
Врач сказал, что это «не страшно», центур делать не стоит, будет лечить лекарствами. Даже спортом можно заниматься, типа плаванья, но аккуратно (теннис не рекомендует). Я решил, что стоит послушать «second opinion», поищем какого-нибудь профессора. А сегодня пошел на работу.
Вечером сидел, переводил последнюю главу «Эпилога» Шабтая. Как-то я сроднился с его героем. С его въедливой грустью…
27.3. Гулял с собакой по парку. Р позвонила в 8.15, как договорились. Вчера поговорить толком не удалось, плохо слышно, и в дороге…
– Ну, давай, теперь подробно расскажи мне, что сказал врач.
Рассказал свои врачебные дела.
– Ну вот видишь, я же говорила, все это есть почти у всех людей твоего возраста, это нормально, зря ты хандрил.
– Я не хандрил, я не люблю отмахиваться от фактов. Изменения есть и надо в соответствии с этим менять режим питания, жизни, спорта… что значит нормально, умереть тоже нормально…
– А ты хочешь жить вечно?
– А ты хочешь, чтобы я побыстрей смылся?
Хохочет.
– Ну, а ты чего делала?
– Да ничего, все нормально, спасибо.
– Спасибо?
– Вот, выполняю программу, на две трети уже выполнила, ха-ха-ха!
– Это в смысле отомстить?
Ну почему «отомстить»…
– Ну, «тряхнуть стариной».
– Почему стариной, стариной это я с тобой тряхнула, ха-ха-ха!
– Ну что ж, дело хорошее. Поднимает настроение.
– Не знаю…
– Расскажешь при случае, если захочешь.
– Расскажу, но постфактум, как ты.
– Можно и постфактум.
– Но ты не переживай, ты все равно лучше всех.
– Чего уж тут переживать…
– Ну, смотри, если в воскресенье неудобно, давай в другой день, ты у меня всегда вне очереди.
– Спасибо, дорогая.
– Может, не будем пока договариваться, а ты мне как-нибудь позвонишь?
– Ну, давай так.
– Давай. Ну, пока.
– Пока.
Ну, вот и все. Грустно тебе? С утра почему-то было грустно. Что ж, на самом деле это хорошо. Но все равно грустно. Две книжки она заиграла, не беда, конечно. Можно повидаться для «обмена пленными». В общем-то, тебя выжали и выбросили. А ты вовсю старался доказать, что из тебя можно еще кое-что выжать. Ха-ха-ха.
От Л:
Профессор скажет то же самое, только помурыжит. Я бы на твоем месте, попробовала бы через пару негероических неделек сделать анализы по новой. Давай записки. Шабтая получила 28 стр. Прочла с удовольствием, как старого знакомого встретила, особенно приятно гулять с ним по Тель-Авиву. Было бы здорово издать его в «Гешарим». Прошу прощения за неурочный звонок. Трухнула – не поняла почему молчишь. Получила email из Сингапура, сын пишет, что между альпинизмом в Малайзии и подводным плаваньем в Индонезии читает Достоевского «Записки из подполья»…
Ну-ну…
А насчет Шабтая-Меира у нас совпало, «старый знакомый»…
Посылаю тебе конец последней главы.
Может она просто побоялась, что я откинусь на ее могучей груди. Еще про Ф говорила мне, что «понимает», почему я «не могу», ее тоже больные отталкивают. С больными не ебля. И, как жизнь, пошла дальше по рукам…
Нет, плохо мне. Тяжело. Тяжело мне будет без нее. Поползу на отсос, как поется в бандитской песенке. А чо, она даст, она добрая.
Уже один раз мы почти расстались, и тоже ныло сердце, и у нее тоже, потому и не расстались. А сейчас, интересно, как она, мучается ли? Спросил бы, да все равно правды не скажет. Нет, на этот раз все. Да и пора. К сексу я всегда был равнодушен, а больше делать нечего, да ничто другое ей и неинтересно, она к сексу тоже по-своему равнодушна: кто ебет, тот и калиф на час. Ладно, держись, парнишка. Подними повыше ворот и держись.
А почему тяжело? Потому что она умеет давать. И с ней хорошо было, все было хорошо. Очень хорошо. И я знаю, что не найти такого. Как же она так легко находит замены? Впору стихи сочинять.
Фея бросила НаумаКак верблюда в Каракумах.Без воды и без едыИ без розовой пизды.
В стиле Гробмана вышло…
Бросился всем звонить (в несчастье вспоминаешь друзей): Мише в Москву – не застал; Тарасову – голос трезвый, поговорили о новых номерах «Солнечного сплетения», как бы, говорю, заполучить хоть парочку экземпляров (звонил и Вайскопфу, тот валит на Голесника, мол, «патологически жаден», звонил Голеснику, жмется).
– А как личная жизнь, – спрашиваю.
– Вот, закончил прозу…
– Молодец, но это не личная жизнь.
– Ну что, Люся при мне.
– А девушка эта?
– Нет…
– Завязал, значит?
– Да…
Позвонил и Соколову (на уикэнд мы сняли гостиницу у Кинерета, отдохнуть, можно встретиться). Он предложил поехать в конце апреля пароходом в Венецию («плюнуть на могилу Бродского, ха-ха-ха!»), через Грецию, а потом через Любляну в Прагу. В Прагу еще приедет его издатель Амелин, и он думает сосватать ему Тарасова. Я сказал, что скорее всего присоединимся к ним в Праге. Спросил, прочитал ли «Кузнечика»? Прочитал, говорит.
– Ну, как?
– Лучше при встрече поговорим, по телефону неудобно, Тарасов тоже все добивался, как мне его проза, я говорю: ты хочешь, чтобы я по телефону сказал? Пришлось по телефону, но мой телефонный отзыв ему, видимо, не понравился, потому что он с тех пор не звонит.