и корявым почерком записал:
«Кто-то позвонил в дверь. R я побежал открывать. На пороге стоял тот самый дядька. Дядя Антон с кухне кухни спросил, кто там, а потом сам вышел посмотреть.
Он увидел этого человека и приказал мне спрятаться за спину. Я увидел, что он (страшный дядька) улыбнулся, когда услышал моё имя. Он спросил у дяди Антона, что он решил со мной делать, и дядя Антон ответил, что это не его дело. Я прижался к нему, он вытер руки о фартук и обнRял меня, а потом повернулся и зашёл в дом.
Дядька схватил меня за плечо. Я испугался и вскрикнул
и закричал
. Дядя Антон подскочил к тому человеку и со всей силы толкнул его голову в стену. Он чуть не упал, но встал и ударил Антона в нос, а потом в бок. Он застонал, а я опять вскрикнул. Он отстал от дяди Антона и схватил меня за руку. Дальше я помню, как Антон ударил дядьку по голове. Он кричал: «Прочь из моего дома! Если я увижу тебя рядом со мной или с моим мальчиком, я тебя убью!». А потом о
н погрозил ему осколком бутылки.
Дядька выбежал из дома. Папа Антон взял меня на руки. Он что-то говорил, пока я плакал, потому что было больно. Но потом я заметил, что у него из носа шла кровь. Я хотел её вытереть, но побоялся сделать больно. Мне было стыдно, что он поранился из-за меня. Но он сказал, что всё хорошо. Я снова попросил его взять меня на работу, но он сказал, что такому малышу, как я сейчас только играть и учиться нужно.
Я спросил, почему он это делает, он же человек. Он сказал, что неважно, главное, что я в порядке, и что меня никто не тронет, и ещё что он меня любит. Я тоже его люблю, но почему-то боюсь сказать».
Антон успокаивал себя мыслью, что, хотя бы с собой, был честен. Когда он говорил ребёнку, что не будет читать его дневник, то уже знал: это ложь. Теперь нужно было только убедить его в том, что мокрые разводы появляются на листах, если хранить дневник на подоконнике.
Часть 1. Глава 3: “Причиняй добро, наноси пользу”
«There's one who lives in pain,
And there's one who has no shame,
One to tell the lies,
And one to make the alibis»
«Есть те, кто всю жизнь страдал,
И те, кто раскаянья не испытал
Те, кому проще лгать
И те, кто рады их покрывать»
3 Doors Down
Райден вскочил и молниеносным движением выхватил из-за пояса длинный клинок. Мальчик спрятался за его спину и прижался к отцу. Антон лишь вяло покосился сначала на одного, потом на другого, умиротворённо сделал ещё одну затяжку и выпустил дым изо рта.
Когда толпа из пятнадцати местных жителей подошла к ним на расстояние броска камня, военный чиновник сурово обвёл их взглядом. Он решил обратиться к выражающему наибольшее негодование. Не роняя достоинства, Райден посмотрел поверх его головы, и сурово спросил о причине данного выступления. Бунтарь преступил к рассказу, но продолжить и, тем более закончить ему не дала оставшаяся толпа. Райден предпринял немало попыток прекратить балаган и начать диалог, но каждый раз они возвращались к одному и тому же результату, и нужно было срочно менять стратегию.
Он привычным жестом выставил вперёд руку. Заставив всех замолчать. Этой же рукой Райден указал на Антона, не оборачиваясь и точно зная, какая последует реакция. Толпа завыла – вожак поднял ладонь – толпа смолкла. Он отобрал у человека пачку сигарет – человек расстроился – толпа запричитала. Кто-то даже попытался наброситься на врача, но офицеру было достаточно слегка приподнять катану. Острие было отвёрнуто в сторону, но намёк оказался предельно ясным. Смельчак отступил, причём не к толпе, а обратно в деревню. Сёгун сделал предположение, что похищенная вещь принадлежала самому раздражённому из них. Интуиция снова не подвела вожака, и он подкинул пачку в воздух. Сигареты упали на землю перед самым носом торговца:
– Доволен? Остальные-то чего здесь ловят?
– Нет, не доволен. Пачка неполная, и вообще, – лавочник облизнулся, почуяв выгоду, и Антон поймал его на этом, – Я не обязан гоняться по всему городу за всякими…
– И чего же тебе нужно? – снисходительно поинтересовался Райден. По его тону стало понятно, что такие ситуации были довольно заурядны.
– Как чего? Возмещение морального ущерба, – такое требование с его стороны было довольно смелым и даже дерзким, но устоять перед соблазном он не мог. В конечном итоге, кто не рискует, либо проиграет, либо останется при своём. У таких шансов нажиться нет никаких.
Райден опустил глаза в землю и крепко задумался. Никто не решался его прервать, и толпа просто молча ждала решения. Мальчик всё ближе прижимался к отцу и из-под бровей умоляюще поглядывал на их единственного заступника.
– Что же, так тому и быть, – внезапно оживился вожак. По коже всех присутствующих внезапно пробежал холодок, – Столько хватит? – он снял с пояса небольшой кожаный мешочек, взвесил его на ладони и кинул в ноги лавочника, – В таком случае, что б к закату твоя голова лежала на моём столе. Остальное можешь не нести.
Купец вздрогнул, прочистил горло и не своим голосом спросил: «За что?»
– За ведение дел с людьми не на державном уровне, продажу их товаров у нас и утечку валюты вражескому противнику, – перевёл Октай.
Зелёный от жадности торговец покраснел, затем побелел. Он замотал головой, начал отнекиваться и говорить, что сигареты вообще не его. В доказательство своих слов, отдал пачку человеку, глупо улыбнулся, погладил ребёнка по голове и неприлично быстро удалился, забрав с собой остатки разбитой гордости и разочарованную вторым за день мирным разрешением спора толпу.
Антон, довольный, что ему вернули самое дорогое, что он в порядке и что ребёнок остался жив, благодарно кивнул, что только сильнее взбесило воина, и он судорожно выдохнул через рот, – Я смотрю, ты охотнее просишь прощения, чем разрешения.
Врача сейчас больше интересовала пачка сигарет и надпись на ней, нежели этот разговор. Уязвлённый таким пренебрежением Райден решил перевести разговор в другое русло: «Мда, правильно говорят: “Уступай дорогу дуракам и сумасшедшим”».
– Можно вопрос? Ты точно генерал? Сёгун или как там? – Антон развернулся к нему и поднял бровь, – Я думал, военное правительство решает вопросы по-другому.
Райден не сразу понял, на что он намекает и поначалу списал всё на неумелый перевод мальчика:
– Семь раз проверь, можно ли уладить дело миром, прежде чем хвататься за меч. Я не кукла для исполнения приказов, хотя тыл и хотел бы меня таковым считать. Я не топлю народ в крови, – он поморщился, – Если