Средиземным морем. Сила и господство их были неоспоримы. Нигде в Средиземноморье христианские государства ничего не могли сделать наперекор мусульманским флотилиям. Волны морей несли мусульман к новым победам» [134]. На самом же деле, хотя обладание некоторыми стратегически расположенными базами на островах и давало мусульманам определенное преимущество, полной властью над морем они никогда не пользовались.
Верно, что вскоре после завоевания Египта мусульмане обзавелись мощным военным флотом и в 655 году нанесли поражение византийскому флоту у берегов Анатолии. Но всего двадцать лет спустя византийцы уничтожили огромную мусульманскую флотилию греческим огнем, а в 717-м сделали это снова. Затем, в 747 году, «огромная арабская армада, состоявшая из тысячи доненов [галер], являющая собой цвет сирийских и египетских морских сил», встретилась с намного меньшим византийским флотом близ Кипра – и лишь три арабских судна пережили эту встречу [135]. Мусульмане так и не смогли полностью восстановить свои морские силы, отчасти потому, что страдали от хронического недостатка «корабельного дерева, смолы и железа» – у византийцев же всего этого было в избытке [136]. Таким образом, Средиземное море вовсе не превратилось в исламское озеро: правда в том, что скорее уж Восточное Средиземноморье стало озером Византии, поскольку византийский флот, «самый эффективный и хорошо обученный, какой только видел мир, постоянно патрулировал берега, следил за порядком в открытом море и нападал на пиратские суда сарацин везде, где их встречал» [137]. Верно, что в VIII–IX веках мусульмане были в силах заниматься вторжениями с моря на земли западного Средиземноморья, вдали от византийских морских баз, однако уже к Х веку западные флоты, как и флоты обновленной Византии, теснили мусульман.
Слабость мусульман на море, по-видимому, всегда была очевидна. Для начала мусульмане быстро поняли, что не должны держать свой флот в открытых гаванях, где он подвергается опасности быть разрушенным в ходе внезапной атаки. Например, когда был покинут Карфаген, стоявший там флот переведен в Тунис, в глубину страны, куда был прорыт от берега специальный канал для соединения с морем. Очень узкий – между его берегами не умещалось больше одной галеры – этот канал представлял собой хорошую защиту от любого вражеского флота [138]. Схожим образом и египетский флот был убран из Александрии и перемещен вверх по течению Нила. Это были вполне разумные шаги, однако они демонстрировали слабость.
То, что контроля над морями мусульманам недоставало, очевидно и из того, что византийцы с легкостью безнаказанно перевозили по морю свои войска – например, доставляли и высаживали на берег целые армии, чтобы изгнать мусульман из Южной Италии. Не могли мусульмане помешать и чрезвычайно активной морской торговле итальянских городов-государств, таких как Генуя, Пиза и Венеция [139]. Еще в XI веке, задолго до Первого крестового похода, итальянские флотилии не только нападали на мусульманские корабли, но и неоднократно и успешно разоряли мусульманские морские базы на северном берегу Африки [140]. А во время крестовых походов итальянские, английские, франкские, даже норвежские флотилии с легкостью путешествовали в Святую Землю и обратно, перевозя на себе тысячи крестоносцев и все необходимые припасы. Наконец, как мы покажем в следующей главе, утверждение Пиренна, что мусульмане, преградив путь морской торговле, вызвали этим наступление «Темных веков», неверно, поскольку «Темных веков» попросту не было!
Заключение
Все эти победы христиан произошли до Первого крестового похода. Следовательно, западноевропейские рыцари, которые добирались сушей или морем в Святую Землю, уже довольно много знали о своих противниках-мусульманах. И прежде всего – знали, что их можно победить.
Глава третья
Западное «невежество» и восточная «культура»
Несмотря на частые утверждения обратного, мусульманская техника сильно отставала от западной. Рыцари на рисунке вооружены арбалетами, стрелявшими куда точнее и смертоноснее, чем мусульманские луки. Мусульманским стрелам редко удавалось пробить кольчуги, которые носило большинство крестоносцев (в том числе изображенные на рисунке), но лишь немногие мусульмане
Давно общеизвестно, что, пока Европа спала тяжелым сном «Темных веков», на исламском Востоке процветали наука и образование. Как пишет в своем недавнем исследовании известный автор Бернард Льюис, ислам «достиг высочайшего на тот момент уровня в естественных науках и искусстве… [интеллектуально] средневековая Европа была ученицей исламского мира и в определенном смысле зависела от него» [141]. Но затем, продолжает Льюис, европейцы вдруг начали развиваться «огромными скачками, оставив научное, техническое, а со временем и культурное наследие исламского мира далеко позади» [142]. Отсюда вопрос, вынесенный Льюисом в заглавие книги: «Что пошло не так?»
В этой главе вы найдете ответ на вопрос Льюиса: все шло как надо. Убеждение, что когда-то мусульманская культура была выше европейской – в лучшем случае иллюзия.
Культура Дхимми
В той степени, в какой арабская элита была способна усвоить утонченную культуру, она усваивала ее от покоренных народов. Как пишет Бернард Льюис (по-видимому, не вполне осознавая следствия из этого), арабы унаследовали «знание и навыки древнего Ближнего Востока, Греции, Персии и Индии» [143]. Иначе говоря, высокоразвитая культура, которую так часто приписывают мусульманам (обычно называя ее «арабской»), была в сущности культурой завоеванных народов: иудео-христианско-греческой культурой Византии, примечательной ученостью христианских еретических сообществ, таких как копты и несториане, обширными знаниями зороастрийской (маздеистской) Персии и величайшими математическими достижениями индусов (вспомним ранние и обширные исламские завоевания в Индии). Это ученое наследие, прежде всего греческая его часть, было переведено на арабский, и отдельные его части вошли в арабскую культуру, однако даже в переводах эту «ученость» хранили и воспроизводили в первую очередь дхимми, живущие под арабской властью. Например, «древнейшей научной книгой на языке ислама» стал «медицинский трактат, принадлежащий сирийскому христианскому священнику из Александрии, переведенный на арабский персидским врачом-евреем» [144]. Как видно из этого примера, большая часть «арабской» науки не только происходила от дхимми; те же дхимми брали на себя труды по ее переводу на арабский [145]. Но это еще не делало эти знания