безделушки, автомобиль… Не было только счастья, потому что оказалось – счастье без сцены невозможно. А сцена была невозможна, по мнению Холмана.
Я сама загнала себя в ловушку, причем, когда мама о ней предупреждала, я не желала и слышать, была влюблена, мне и в голову не приходило, что любовь не на всю жизнь. Задай кто-нибудь такой вопрос, глаза бы распахнула:
– Да разве бывает невечная любовь?
Дурочка? Нет, просто далекая от жизни идеалистка, воспитанная в монастырской строгости, чтении «достойных» книг днем на глазах у наставниц и «недостойных» по ночам тайком, а еще на театральных спектаклях и собственных выдумках. О реальной жизни я имела весьма смутное представление.
Очень недолгая семейная жизнь научила меня тому, что вечного нет ничего, даже любовь живет и умирает. Хуже всего, если это происходит быстро, люди не успевают приноровиться друг к другу и не желают уступать, навязывая собственное видение мира и понятий «хорошо-плохо». Удивительно, но Ли, совсем недавно казавшийся мне верхом разумности и терпимости, теперь выглядел верхом упрямства и деспотизма.
Сейчас я понимаю, что он ничуть не изменился, просто я видела в нем только то, что хотела видеть, он во мне тоже. Холман не заметил, вернее, посчитал капризом тягу к театру, а моему упрямству намеревался противопоставить свое собственное. Началось противостояние двух упрямых баранов на тонкой жердочке над пропастью. И выхода ведь никакого, мы основательно уперлись лбами, но уступи вдруг кто-то один, в пропасть полетят оба (что и произошло). Вместе нам не идти, и теперь предстояло только понять, кто пересилит и как долго продлится это противостояние.
На помощь пришел Освальд Фрюэн, он посоветовал позволить мне попытать счастье сначала в рекламе (меня снимали для рекламы сигарет), а потом в крошечной эпизодической роли с парой слов в кинокомедии, которую забыли через день после премьеры. Уступив, Ли брал свое иронией, он откровенно насмехался над «великой актрисой», которая снизошла до рекламы сигарет:
– Теперь спрос на эти сигареты превысит число курящих в Англии.
Со съемками в роли школьницы, появляющейся всего в двух крошечных эпизодах, получилось похоже: Ли смеялся над «титаническими усилиями, приложенными для запоминания текста» из двух фраз, и над тем, что даже по секундомеру не успел засечь время моего краткого пребывания на экране.
Но муж мог смеяться сколько угодно, он не знал одного: я уже вдохнула воздух кулис и съемочной площадки и навсегда отравлена им. Это может понять только тот, кто слышал команду «Мотор!» или аплодисменты зрительного зала. Попавший в этот мир пропадает навсегда, обратного пути нет. Театр и кино – это воронка, водоворот, из которого не выбраться, а если и выбираться не хочется…
– Вив, если это называется актерской карьерой, то, ей-богу, ты платишь за нее слишком большую цену.
Повод для ехидства имелся. На съемки в роли школьницы я отправлялась в пять утра, в ожидании вызова на площадку проводила на студии, трясясь от холода в тоненьком летнем платье, целые дни. Вызова обычно не было, никто не знал, когда именно будут снимать мой эпизод, зато я успевала промерзнуть, потому что зима выдалась лютой, слабенький электрообогреватель не спасал. Недосыпание и ранние подъемы меня не пугали, я даже мерзнуть была согласна, пугала угроза, что мою роль вообще выбросят или при монтаже вырежут эпизоды со мной.
Продвигалась я медленно, после десятисекундной роли школьницы была хоть и главная, но совершенно пустая роль в «Джентльменском соглашении» Пирсонза. Позже Элиа Казан поставил в Америке свой вариант фильма, который имел успех, а наш никто и не вспомнил, потому я никогда не говорю о главной роли в этом фильме, чтобы не вызывать недоуменных вопросов.
А потом меня со съемочной площадки фильма пригласили на главную женскую роль в пьесе «Зеленый наличник» в театрике «Кью» в пригороде Лондона. Это обычная практика, многие спектакли сначала обкатывают в провинции или пригороде, чтобы представить в Лондоне уже исправленный вариант. Но не все до Лондона доживают.
Так было и с «Зеленым наличником», спектакль сдох после двух недель показов. Следовало бы с помпой отметить его скорую кончину, хоть чем-то компенсируя провал, но мое неуверенное предложение организовать вечеринку принято не было.
Кажется, только это и успокаивало возмущенного Холмана – кинофильмы с моим участием не спешили выпускать в прокат (вовсе не из-за меня, а из-за финансовых трудностей, мешавших превратить отснятый материал в единое целое), спектакль благополучно провалился. По совету Фрюэна Ли просто давал мне возможность «перебеситься», чтобы я сама убедилась в бесперспективности этого занятия. Он не позволил подписать контракт с агентом на долгий срок, хотя согласился на использование части своего имени в моем сценическом, из Вивиан Ли Хартли я превратилась в Вивьен Ли.
Кстати, это имя придумал не кто иной, как Освальд Фрюэн! Сидя у него, мы перебирали подходящие имена, не удавалось найти ничего не слишком вызывающего, но достаточно звучного. Мой агент Глиддон предложил «Эйприл Морн» («апрельское утро»). Такой бред я и произносить перед Фрюэном и Холманом не стала, иначе бедолага Ли начал бы икать от хохота (и был бы прав!). Мне самой нравилось Аверилл Моэм.
– Разве не шикарно?
Освальд осторожно поинтересовался:
– Вив, тебе нужно шикарно или соответствующе твоему облику и характеру?
– Ну…
Несмотря на неопределенный ответ, он стоял на своем:
– Представь, что ваш с Ли домик назвали бы «Замком в скалах». Чем тебе не нравится свое собственное?
– Вивиан Ли Холман?
Какое счастье, что в ту минуту Освальд не висел на страховочной веревке в руках у Холмана, быть бы ему на дне ущелья! Взгляд Ли красноречивей всяких слов обещал кровавую вендетту, его коробили все наши разговоры. Я понимала, что муж надеется на мой провал на актерском поприще, но чтоб этот провал еще и звучал его именем?!
К счастью, Фрюэн осознал, что из-за столь опрометчивого предложения их многолетняя дружба подверглась серьезному испытанию, и быстро предложил:
– Можно короче: Вивиан Ли.
Холман с усилием затолкал в ряд книгу, которую до того вертел в руках, делая вид, что происходящее его не интересует.
– Можно чуть изменить и само имя, будет звучать более женственно: Вивьен. Вивьен Ли… почему нет?
Умный Фрюэн больше не стал ничего предлагать или настаивать, но именно это имя и стало моим.
Но Ли ошибся, надеясь, что из-за никчемных ролей и провалов спектаклей я разочаруюсь и брошу затею с театром или кино. Возможно, так и было бы, но тут я увидела Ларри! Моя судьба была решена сразу и бесповоротно.
Иногда я думаю, что мы могли бы не играть вместе, что нас вообще могли не познакомить, я могла не понравиться Ларри – такому божественно красивому, мужественному и столь же талантливому. Но было уже все равно, даже если бы Ларри вообще