и больших переделок не потребовала, а свои немногочисленные мелочи я разложила за пару дней. Какое-то время запоем читала, потому что у любителя путешествий Ли была прекрасная подборка книг именно о путешествиях. Изредка приходили гости, к встрече которых все продумывалось и готовилось (я же светская дама, и у меня салон!).
Но в остальное-то время что делать?! Ездить к другим дамам поболтать? Но они либо старше и разговаривать почти не о чем, либо заняты детьми и проблемами со здоровьем. У меня не было ни детей, ни тогда еще проблем. Веселая, доброжелательная птичка щебетала в своей золотой клетке, постепенно начиная понимать, что это все же клетка, а то, что дверца постоянно открыта, положение не слишком меняет.
Все более тягостными становились вечера. Ли возвращался с работы усталым и опустошенным, все же суды не самое приятное место даже для тех, кто не в положении обвиняемых. Мы вдруг обнаружили, что говорить не о чем. Обо всех своих путешествиях за год знакомства Холман уже рассказал, юридические закавыки мне далеки, и разбираться в них совершенно не хотелось. Меня манил и интересовал театр, который не волновал Ли.
Холман не понимал, что еще может быть нужно молодой женщине, если у нее неплохая квартира, хорошая экономка, небольшая машина, дом – полная чаша и любящий, внимательный муж. Нет, Ли не настолько глуп, чтобы не понимать, что мне просто нечем заняться, и нужно дело. Выход напрашивался сам собой – родить ребенка и заниматься его воспитанием!
Замечательная мысль, но детей пока не предвиделось. Через полмесяца, окончательно взвыв от ничегонеделания, я объявила, что возвращаюсь в академию, которую оставила перед свадьбой по просьбе Ли. Это для Холмана было совершенно неприемлемо. Началась борьба характеров. Подозреваю, что Ли с изумлением убедился, что нрав у его юной супруги совсем не ангельский, и настоять на своем способна.
Интересно было бы поговорить с Холманом об этом, теперь он уже спокойно относится и к моему возвращению в театр, и к самому разводу тоже. Ли – золотой человек, он был и остается надежным и верным. После того, как я ушла к Оливье, оставив их с Сюзанной, он мог бы относиться ко мне совсем иначе. Конечно, у Холмана все еще велика обида, наверное, она никогда не уменьшится, но я все равно могу положиться на его дружбу и дружбу Фрюэна, они не оставят без помощи. А еще Ноэль Кауард…
Я пересилила, но вернулась не к Этель Каррингтон, а во французский класс Алис Гаше. А дальше произошло то, на что надеялся Холман. У молодых, здоровых людей, если они любят друг друга, хотя и скучают рядом, рождаются дети. У нас тоже.
И снова Ли пришлось столкнуться со стальным характером своей внешне хрупкой супруги. Помню, однажды он пожаловался:
– Вив, все говорят, что ты хрупкая и нежная, я знаю другую – крепкую, как железный столб.
– Но ведь нежную, Ли?
Я не ушла из академии, несмотря ни на какие требования, доиграла все учебные спектакли того семестра и… отправилась рожать раньше времени. Сюзанна родилась на месяц раньше срока, роды были очень тяжелыми, и я, как, наверное, большинство впервые рожавших трусих, поклялась «больше ни-ни!». Нет, счастливое материнство не для меня. Пока не для меня, может, когда-нибудь потом…
Потом не получилось, потом были только выкидыши. Нельзя отказываться от счастья материнства, даже если тебе всего девятнадцать. Каждый ребенок – подарок Судьбы, откажешься от одного, других просто не будет. Думаю, сыграло роль мамино отношение к семье и детям. Если ребенка с рождения можно поручить кормилице, а в шесть лет отдать в монастырскую школу на другом краю света, о каких материнских чувствах у этого ребенка потом можно говорить?
Нет, останься наша семья с Ли целой, у меня были бы еще дети, и материнский инстинкт тоже бы проснулся, но тогда двадцатилетняя мамаша снова начала мечтать о сцене.
Я сейчас задумалась вот о чем. За все эти годы, когда жилось легко и не очень, когда на меня страшно давили сначала в монастыре, потом муж и все время мама, когда я недосыпала и даже сильно нервничала, у меня не было приступов! Ни одного! Неужели Марион права, и это просто эмоциональное выгорание, когда невысказанное, пережитое, обидное, собственное недовольство и укоры самой себе, чье-то осуждение – все копится внутри и выплескивается безобразной сценой?
Да и вообще, если подумать, то приступы никогда не возникали просто из-за усталости, они всегда связаны… они связаны с тобой, Ларри! Это очень неприятная мысль, но это так. Проблемы начались в Америке, но не из-за усталости от работы в «Унесенных ветром», а из-за проблем с разводом и нашим браком. И позже тоже…
Пока я жила с Ли, пусть и недолго, у меня не было ни одного срыва!
Может, поэтому Марион попросила разобраться в своих чувствах к Ли и потом к тебе?
Я хочу сказать, Ларри: я все равно люблю тебя и всегда любила. И если бы пришлось, все повторила бы сначала, даже зная о психушке и электрошоке, повторила бы! Это самое сильное чувство в моей жизни (пусть простит меня Сюзанна), ты и театр – вот главное. Потом дочь, друзья, они об этом хорошо знают, а потому не обижаются.
Так неужели мои приступы связаны с тобой? Неужели это расплата за любовь?
Это очень трудно осознать…
Я не буду думать об этом сейчас. Я подумаю об этом завтра.
Прежняя квартира Ли Холмана для семьи с ребенком была мала, требовалось найти нечто просторное, к тому же в маленькой квартирке нашим гостям тесновато… Еще до рождения Сюзанны мы искали и нашли – миленький особнячок, маленький, словно игрушечный (Холман пошутил, что под стать миниатюрной хозяйке), на Литл Стенхоуп-стрит, рядом с Пикадилли и Грин-парком… Но главное, главное! – в этом особняке в свое время жила Линн Фонтенн! Я вдруг почувствовала родство с ней и театром вообще.
Ничего, вот рожу и снова вернусь в академию и в театре играть тоже буду, разве мало актрис имеет детей? А у меня такой муж и много помощников.
Ошиблась, после рождения Сюзанны муж и слышать не желал ни об академии, ни о театре, считая все это дурью и почти требуя выкинуть глупые мысли из головы. Будь Холман менее воспитанным, он просто поставил бы мне пару синяков под глазами, чтобы поскорей перебесилась.
Нет страшнее ошибки, чем та, что совершена по собственной воле и исправлению не подлежит. У меня было все: уютный дом, в который обожали приходить гости, внимательный, любящий муж, маленькая дочь, достаточно средств, разумная экономка, прилежная служанка и добрая няня у малышки, множество друзей, наряды,