Она рванулась вперед, движимая неведомо откуда взявшейся уверенностью: здесь это единственный человек — единственный, кто достаточно силен и достаточно трезв, — который может выручить их из беды. Единственный, у кого есть веская причина, чтобы отнестись к ней серьезно. Ему нечего терять, а выигрыш — жизнь. Он должен будет из благодарности проводить их в Стенвуд.
— Я хочу обручиться! — кричала Розалинда, протискиваясь за спиной дебелой крестьянки с подростком-сыном. — Я хочу взять его в мужья!
В первый момент мэр не расслышал ее крика: слишком большой шум стоял на площади. Но люди рядом с Розалиндой мигом поняли, что к чему, и не успела она пожалеть о своем поступке, как ее уже пинками проталкивали вперед, пока она не оказалась у самого подножия грубо сколоченной лестницы. Несколько мгновений Розалинда колебалась; сердце замирало, она не могла вздохнуть. Народ вокруг во все глаза пялился на нее и от души веселился. Затем нестройный хор начал нараспев гнусавить: «Об-ру-ченье! Об-ру-ченье!» — и Розалинде вдруг захотелось, чтобы земля разверзлась у нее под ногами, лишь бы выбраться из этого ада, в который она ринулась очертя голову. Она затравленно огляделась, ища спасения, но спасения не было. Перед ней волновалось море лиц, и все глаза были устремлены на нее: одни — со злорадством, немногие — с сочувствием, но большинство — с восторженным ожиданием очередной потехи. Весь этот день она так стремилась остаться незамеченной, а в результате стала центром всеобщего внимания.
Розалинда бессознательно отступила назад, подальше от этих лиц, но уперлась ногами в деревянные ступени. Пошатнувшись, она схватилась за перила лестницы.
Непостижимым образом прикосновение к чему-то осязаемому и, прочному вдруг позволило ей обрести силы, чтобы довести до конца свой немыслимый, невообразимый замысел. Неоструганный деревянный брус под рукой создавал ощущение опоры, хотя его шершавая. поверхность сразу напоминала о занозах. Когда ей казалось, что она вот-вот упадет, перила как будто подхватывали ее. Конечно, то был лишь плод ее воображения, но Розалинда готова была усмотреть здесь некое знамение: может быть, избранный ею человек окажется именно таким — прочным и надежным… хотя не без заноз. И под его грубой, шероховатой поверхностью могли скрываться иные свойства — мужество и верность.
Насколько она поняла, обряд весеннего обручения свяжет их супружескими узами на срок в один год и один день. Если она обратится к лучшему, что есть в его душе, он, наверно, согласится ей помочь. Ведь она спасет ему жизнь, и он будет в долгу перед ней. Кроме того, она может предложить ему награду.
Розалинда прикрыла глаза и крепче уцепилась за перекладину, набираясь сил. Потом глубоко вздохнула и, обратившись к Пречистой Деве с горячей мольбой о заступничестве, повернулась и взошла вверх по ступеням.
— Ну-ну, что тут за молодушка объявилась? — насмешливо приветствовал девушку мэр, когда та ступила на помост. — Давай-давай, подходи поближе, — поторапливал он ее, в восторге оттого, что ему удалось так ловко попотчевать публику еще одной забавой.
Когда Розалинда остановилась перед ним, он откинул капюшон с ее головы, выставив на всеобщее обозрение растрепанные темные волосы и измазанное, растерянное лицо.
— Ну что? Туговато с ухажерами? — упражнялся в остроумии мэр к неописуемому удовольствию ликующих зевак. Не дождавшись от Розалинды ответа, он подтолкнул ее вперед, ближе к приговоренным.
— Ну, кто же тебе приглянулся, моя юная новоиспеченная невеста? Которому из этих почтенных женихов ты готова отдать свое любящее сердечко?
— Сердечко-то им вроде ни к чему, — закатился хриплым смехом какой-то пьянчуга. — Им подавай кое-что другое!
— Коротышку выбирай! — завопила престарелая советчица. — С ним тебе легче будет управляться!
— Да уж ясно, что не того громилу! Такую хилую, как ты, он в постели на кусочки разорвет! — предостерегла другая.
— Зато тебе он был бы в самый раз, — немедленно съязвили злопыхатели.
Свист, улюлюканье, визг, хриплый хохот и кошачьи вопли разбушевавшейся толпы сливались в общий рев. Еще бы! Праздник не ограничился только пьяной гульбой, а достойно завершался двумя дармовыми развлечениями — обручением и публичной казнью. То был день, о котором жители Данмоу долго будут вспоминать с большим удовольствием! А Розалинде казалось, что все происходит в страшном сне, слишком страшном, чтобы быть явью.
Не обращая внимания на издевательские выкрики и непристойные советы сквернословов, Розалинда брезгливо высвободила плечо от бесцеремонной хватки мэра и отодвинулась от него. Теперь она оказалась прямо перед тем разбойником, чей вид и побудил ее решиться на столь безумный шаг.
Розалинда медленно подняла на него глаза и замерла в совершенном ужасе. Он был таким огромным! Таким могучим и таким опасным! Пока ее робкий взгляд путешествовал вверх от ступней и, икр, затянутых в высокие, почти до колен, сапоги, и дальше — вдоль мускулистых бедер, прикрытых остатками того, что было некогда штанами из тонкого полотна, — ее страх нарастал с каждой секундой.
Ей никогда раньше не доводилось встречать человека, похожего на него: звериной силой были отмечены и его великолепное тело, и горделивая осанка. От его туники осталась едва ли половина, равно как и от рубашки, и сквозь дыры виднелась кровоточащая ссадина на груди. Мускулы связанных рук бугрились от напряжения — узник, похоже, не отказался от попыток разорвать толстую веревку.
Не в силах больше выносить нарастающий ужас, Розалинда осмелилась наконец взглянуть в лицо своему избраннику.
Она и сама не знала толком, чего следует ожидать. Он оказался моложе, чем она предполагала, — возможно, лет на десять старше ее. Конечно, он был грязен. Омерзительно грязен. Нечесаные волосы прилипли к голове — невозможно было определить их истинный цвет. Рот сурово сжат. Нос прямой, за исключением небольшого изъяна, видимо, из-за давнего перелома. Однако в целом, если его отмыть и приодеть, его внешность не оскорбила бы ничьих глаз.
Но все это не имело никакого значения для Розалинды. Он был вором и убийцей, но в то же время — по странной прихоти судьбы — единственным человеком, способным ей помочь. В ее власти спасти ему жизнь. Отплатит ли он ей добром за добро? Ответ на этот вопрос она и хотела прочесть, взглянув ему в глаза.
Но в этих глазах полыхала такая ярость, что Розалинда невольно отшатнулась. Он с радостью придушил бы ее, подумала Розалинда, не в силах отвести от него взгляд, в котором читалось все — и страх, и надежда, и отчаяние… Потом он заговорил, хотя его речь скорее напоминала тихое угрожающее рычание: