Невольно заинтересованная происходящим, она приподнялась на цыпочки и вытянула шею, чтобы получше разглядеть, что там творится, но из-за свалки у повозки и за чужими спинами ей ничего не было видно.
Внезапно первые ряды подались назад, едва не сбив Розалинду с ног, а когда она обрела равновесие и оторвала взгляд от земли, узников уже волокли по лестнице.
Угнетающая сцена вызвала у девушки неожиданный прилив сочувствия к осужденным. До этого она была слишком поглощена своими несчастьями, но вид первого осужденного, поднимающегося навстречу своей смерти, пробудил в ее сердце искреннюю жалость. Это был неотесанный молодой парень, грязный и отталкивающий, но прежде всего бросалось в глаза, какой нестерпимый ужас им владеет. Второй был постарше. Он в страхе разевал рот, где виднелись почерневшие пеньки вместо зубов, по щекам текли слезы, прочерчивая светлые дорожки на замызганном лице.
Розалинда безотчетно вцепилась в плащ, глядя, как узники, еле передвигая ноги, подошли к виселице и остановились под веревками, которые их ожидали. По обе стороны от каждого встали здоровенные стражники. Ноги приговоренных были связаны, руки скручены за спиной. Розалинда смогла сдержать слезы, только напомнив себе, что это скорее всего убийцы, ничуть не достойные жалости, как шайка беспощадных головорезов, напавших вчера на ее спутников.
На лестнице снова образовалась свалка, и под громкий вопль толпы на помост втащили третьего пленника.
На глазах у потрясенной Розалинды и всего честного народа этот парень, встав поустойчивее, просто стряхнул с себя незадачливых тюремщиков. Подобно остальным товарищам по несчастью, он был связан, но в отличие от них, даже связанный, представлял собой угрозу. Как загнанный в угол волк, обложенный со всех сторон охотниками, но оттого еще более опасный, он не подпускал к себе обозленных стражников, как будто бросая им вызов: попробуй подойти.
Это был крупный детина, просто огромный, мелькнуло в голове у Розалинды, — широкий в плечах, с могучими руками. Его одежда была изодрана, и, похоже, из нее был вырван не один клок. Когда он напрягался, пытаясь разорвать крепкие пеньковые веревки, под кожей рельефно выделялся каждый мускул. Он был на голову выше любого мужчины на помосте, и Розалинду поразила внезапная мысль: как мог столь великолепный образец рода человеческого дойти до того, чтобы так бесславно закончить свою жизнь?
Толпа безмолвствовала, испытывая невольное восхищение при виде человека, который даже на пороге гибели был способен нагнать страху на своих врагов. Осужденный слегка расправил плечи и, бросив взгляд на храбрых стражей, пытавшихся его задержать, сам направился к третьей петле и остановился под ней.
В его движениях было какое-то непостижимое благородство. Другие были раздавлены страхом, он же держался горделиво и отважно. Конечно, он не хотел умирать, но, казалось, принимал свою смерть с достоинством принца крови. Розалинда не могла этого не отметить. Он ни на кого не смотрел и неподвижно стоял, устремив, мрачный взор куда-то вдаль, за горизонт.
— Вот такой молодец мог бы пригодиться в хозяйстве, — услышала Розалинда позади себя женский шепот.
Она права, подумала Розалинда. Такой молодец очень даже мог бы пригодиться… где угодно. Вот если бы он был с нами вчера у реки! Или сегодня — уж при нем-то эта пара негодяев, не посмела бы над ней измываться, а потом, еще гоняться за ней, как за воровкой! Она себя не помнила от страха, а он, похоже, вообще ничего не боялся. Даже смерти. Ах, если бы она могла нанять его, чтобы он, доставил ее домой!
В это мгновение Розалинду словно осенило: а ведь он действительно мог бы доставить ее домой, будь он свободен. И в ее власти дать ему свободу — стоит только обручиться с ним!
Тут она опомнилась и в замешательстве покачала головой: как это она могла додуматься до такой ни с чем не сообразной идеи: выйти замуж за разбойника, приняв участие в этом языческом ритуале! Надо быть безумной, чтобы хоть на минуту ухватиться за подобную мысль! Впрочем, призналась она себе, еще немного — и она действительно обезумеет от страха и безнадежности! Разве она может позволить себе дожидаться, пока судьба предоставит ей другой шанс защитить себя и Клива?
Розалинда еще раз внимательно посмотрела на обреченного гиганта. Может, быть, он и в самом деле преступник, но его осанка отличалась странным благородством. Она не сомневалась, что он сумел бы благополучно провести ее и Клива в Стенвуд. Вот только согласится ли он на это? И решится ли она сама на такой рискованный шаг?
Розалинда продолжала разглядывать его, предаваясь совершенно неуместным мечтам о том, как он будет выглядеть, если ему сбрить бороду недельной давности и подстричь слипшиеся волосы. До нее не сразу дошло, что мэр говорит о заключенных:
— … трое заключенных. Том Хедли. — Он указал пальцем на молодого парня, имевшего самый жалкий вид. — Том Хедли — за грабеж и убийство на лондонской Королевской дороге. Роджер Гантинг — за браконьерство в охотничьих угодьях Шотфордского епископства, а также за нападение на охрану епископа и убийство человека.
Прервав речь, мэр собрался подойти поближе к последнему арестанту, но вовремя передумал.
— И наконец этот малый, известный под прозвищем Черный Меч, ибо он не назвал своего христианского имени. Впрочем, очень вероятно, что он вообще не христианин! Итак, Черный Меч осуждается также за грабеж и убийство: на лондонской Королевской дороге, на большой дороге в Сент-Эдмондс и в городке… — У мэра слова застряли в горле, когда узник медленно повернул к нему лицо и смерил его холодным взглядом.
— Го… городке Лэйвенхэм, — торопливо договорил он. — Суд рассмотрел их преступления и признал виновными. Сейчас они будут повешены.
— А как же насчет обручения? — выкрикнул мужской голос,
— Да, да! Где же та девица, которая желает уберечь от петли одного из этих отличных ребят? — заорал стоящий рядом старикан.
Розалинда не стала мешкать и задумываться, что будет потом. Она прекрасно слышала выдвинутые против него обвинения, но без колебаний выбросила их из головы. Совсем недавно ей и представить было невмоготу, что какая-то девушка может связать свою судьбу с одним из этих душегубов, а теперь она цеплялась за эту мысль, как за свое единственное спасение. Ей было отвратительно жадное любопытство толпы, которая с равным воодушевлением предвкушала любую забаву — будь то повешение трех разбойников или обручение одного из них с какой-нибудь дурочкой. И тем не менее… Тем не менее все доводы рассудка, все правила благонравия мигом улетучились, когда Розалинда, беглым взглядом окинув толпу, снова различила неподалеку мерзкую пьяную рожу ее преследователя. Если она позволит себе промедлить еще хотя бы один миг, ей уже не представится другая возможность спасти себя и Клива.