Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вчетвером трудно было ходить к Никосу. Ведь нас не должны были заметить Пипица и малышня – Одиссеас и Авги. Поэтому мы решили ходить по двое: когда Артеми с Мирто, а когда я с Нолисом. Сегодня идти была наша очередь. Мы были ужасно рады, ведь наконец-то кир Андонис привез из города письмо для Никоса, а то он каждый раз, когда мы приходили, спрашивал:
– Не было ли мне письма?
Мы поднялись на маленькую горку, постояли на вершине и уже собрались спускаться к лощине, когда услышали голоса и увидели чуть подальше от нас полицейских, которые пинками гнали перед собой какого-то человека и били его то по голове, то по спине. Мы в ужасе упали в траву, затаив дыхание и боясь пошевелиться. Нам показалось, что они направляются к Мельнице со сломанным крылом. Человек кричал, а полицейские лупили его еще сильнее. По его лицу потекла кровь, и я закрыла глаза, чтобы не смотреть. Еще никогда в жизни не видела столько крови. Мы выждали какое-то время, пока не убедились, что полицейские идут не к мельнице, и, когда крики затихли вдали, выбрались из убежища. На спуске, очень торопясь, я порезала ногу об острый камень. Хотела заплакать, но мне стыдно было реветь перед Нолисом: он всегда говорил, что все девчонки плаксы. Никос же ужаснулся при виде меня – я-то и не заметила, что столько кровищи натекло. И тут перед моими глазами снова возникла картина, как полицейские избивали человека, и меня затрясло. Никос промыл мне рану спиртом из бутылочки, перевязал ногу чистым носовым платком и взял меня на руки, прямо как младенца. Нолис рассказывал ему про полицейских и про человека, которого они били. Никос слышал голоса и испугался, не случилось ли чего с нами по дороге к нему.
– Вы все еще маленькие дети, крошки, – сказал он, – а я-то и забыл совсем.
– И вовсе мы не маленькие, – вскипел Нолис. – А если девчонкам страшно, я один буду ходить.
– Да нет, Нолис, – перебил его Никос. – Вы дети, и вам в детские игры нужно играть. Но так уж вышло, что мы, взрослые, нуждаемся в вашей помощи.
Я ничего не говорила, потому что увидела, что платок, которым Никос перевязал мне ногу, стал красным – а я так боюсь крови!
– А ты чтобы немедля поехала со Стаматиной в город, – повернулся Никос ко мне. – Тебе должны сделать укол от столбняка. Тут сплошная грязь кругом.
И вправду тут пахло плесенью и гнилью. Внезапно все вокруг показалось мне отвратительным. Крошечная каморка с матрасом на полу – и как только Никос мог здесь жить, – половинка мельничного крыла, закрывавшего почти все мельничное окошко, комары, которые тучами вились вокруг нас и непрерывно зудели. Я расплакалась.
– Отведи меня домой, Никос! – умоляла я. – Я не смогу дойти с Нолисом.
– Что, так болит? – забеспокоился он.
– Да, – ответила я, хотя и сама уже не знала, было мне больно или просто страшно от того, что нужно делать укол от столбняка, а может, это был ужас от увиденного: человек в крови с разбитой головой и полицейские, продолжающие его избивать.
– Отведи меня домой, Никос, пожалуйста… – проговорила я, захлебываясь от рыданий.
– Пошли! – поднялся Никос.
Слезы мгновенно высохли. Никос придерживал меня, помогая спуститься по лесенке.
– А если тебя увидит кто… – начал было Нолис. – Вдруг полицейские всё еще ошиваются где-нибудь поблизости.
– Вы сами сказали, что они повернули к другому краю лощины. А мы пройдем леском, пусть даже это получится дольше. Уже темнеет, так что вряд ли нас кто увидит.
Я хотела бы сказать Никосу, чтобы он остался, но мне было так страшно! Мы двинулись в путь. Никос взял меня на руки, потому что ступать ногой мне стало уже совершенно невозможно.
– Тебе следует есть побольше, – засмеялся он. – Что-то мне кажется, будто у меня в руках ничего и нет. Хорошо, что это ты, а не Мирто, а то я бы надорвался.
Нолис шел рядом, не произнося ни слова. Уже стемнело – и порядочно. Если бы не Никос, я бы, наверное, умерла от страха. Одного только звука, который издавали сухие сосновые иголки под ногами – критц-кратц, – было достаточно, чтобы вызвать страх, а уж ветви деревьев, медленно колышущиеся от ветра, словно руки гигантов, которые вот-вот тебя схватят!.. Как все меняется ночью! Мы столько раз играли в лесу, знали каждое дерево и каждый куст – теперь же все выглядело чужим и диким. Однако рядом с Никосом страх почти исчезал и становился таким крошечным, словно маленький-маленький орешек, сидящий где-то в глубине сердца – и стягивающий его.
Никос сыпал шутками, рассказывал о леопарде, о своих проделках и шалостях, которыми славился в детстве. На какое-то мгновение мне показалось, что все стало по-прежнему. Что сейчас мы вместе вернемся домой, где нас уже ждет ужин – томатный суп и самые пышные на свете оладьи с сыром, и Никос с дедушкой будут подшучивать над тетей Деспиной, припоминая ей комету и королей…
Когда мы дошли до края леса, и вдалеке уже показалась наша башня, Никос опустил меня на землю и сказал, что передает меня Нолису. И тогда мне снова пришлось вспомнить, что все изменилось. Теперь мне придется выдать горы вранья о том, где мы были да как я поранилась, сначала – тете Деспине, а потом еще столько же – маме и папе…
– Скажи Стаматине, чтобы отвезла тебя в город, не дожидаясь утра, – наказал Никос, прежде чем исчезнуть. – Это опасно.
Он уже почти ушел, но вернулся и поцеловал меня:
– Ничего не бойся, Мелисса, все будет хорошо!
«Когда вырастешь, – как-то сказал мне Никос, – пусть тебя называют Мелисса. В Мелии не будет никакого смысла». Так значит, я уже выросла?
Нолис помог мне идти, но так и не проронил ни звука.
– Как мы объясним, что возвращаемся затемно? – спросила я его. – И где я поранилась?
Ни слова в ответ.
– Нолис, почему ты молчишь?
– Потому что ты трусиха. Потому что, и это вполне возможно, на обратном пути Никос попадется в лапы полицейских, и они его изобьют, как того человека. Или вовсе убьют.
– Мелия-я-а-а! Мелия-я-а-а!
Стаматина, дедушка и тетя Деспина.
– Мы здесь! – крикнул Нолис.
Первыми прибежали Артеми и Мирто. Они успели нас предупредить, что все вне себя от беспокойства и что они сказали взрослым, будто бы нас не видели, потому что Артеми хотела, чтобы Мирто почитала ей книжку, а мы с Нолисом ушли, так как знаем эту книжку наизусть и не в состоянии услышать ни звука из нее хотя бы еще раз. Я заливалась слезами и слова не могла из себя выдавить. Но Нолис рассказал все: что я трусиха и что по моей милости Никос в опасности. Больше он ничего не успел добавить: как раз в эту минуту подошли дедушка, тетя Деспина и Стаматина.
Нолис врать не может, даже ради Никоса. Я плакала. Так что врать снова пришлось Артеми. Якобы мы пошли на дальний залив за моллюсками, я поскользнулась на скале и поранила ногу, а задержались мы так, потому что это далеко, а я не могла наступать на ногу. Взрослые заговорили все разом. Тетя Деспина возопила: «Мы их совсем распустили! Пусть только узнает их отец!» Дедушка: «Дети есть дети, они будут падать и разбивать коленки». Стаматина: «До свадьбы заживет».
Дедушка поднял меня на руки и понес домой.
– Скажи, чтобы они отвезли тебя в город, – прошипел Нолис.
Я же приняла решение: никуда не поеду. Ну и пусть я умру. Зато Нолис не сможет сказать, что я трусиха.
Ногу мне вымыли, а потом намазали йодом – и я даже зубы сцепила, лишь бы не закричать.
– Хорошо, – заметил дедушка, – что Мелия поранилась на скалах, а то пришлось бы делать укол от столбняка.
– А в каком случае делают укол от столбняка? – спросила я.
– Если ты поранилась в грязном месте и грязь попала в рану, это может быть опасно для жизни.
– Значит, если не сделать укол, можно умереть?
– Не бойся, Мелия, – засмеялся дедушка. – Ты же на море порезала ногу, в море есть йод, а лучше йода антисептика еще не придумали.
Значит, я умру! Теперь-то я была в этом уверена. Я ведь знаю, что поранила ногу в страшной грязи! И, возможно, Никос, узнав об этом, скажет: «Мелия была благородной девочкой, она не побоялась умереть». И пусть Нолис узнает… А вдруг с Никосом что-то случилось по дороге? Вдруг его увидели полицейские? Тогда что толку, что я умру? И все это только из-за того, что я трусиха. Друзья разлюбят меня и будут обращаться со мной, как с Пипицей. Нет, лучше уж я умру!
Меня положили в постель, и, когда я сказала Мирто: «ОЧПЕЧА», – тут же представила, что больше некому будет сказать ей: «ОЧПЕЧА, ОЧСЧА», – и так мне стало ее жалко!
Всю ночь у меня был жар… По какой-то лощине шел человек… его избивали полицейские… текла кровь. Это Никос! «Мелисса, Мелисса, это она виновата!» – кричал он… Потом появился леопард – был открыт черный его глаз – и бросился на меня… И я завизжала!
– Мелия, Мелия, что с тобой?
Я открыла глаза и увидела рядом Мирто. Мне казалось, я горю от жара.
– Нет, – прошептала я, – нет, не зови никого! Я буду спать.
- Про любовь - Мария Бершадская - Детская проза
- Первая работа - Юлия Кузнецова - Детская проза
- Сто один способ заблудиться в лесу - Мария Бершадская - Детская проза