– Ну вот, теперь у нас вместо леопарда канарейка, – грустно сказала Мирто.
– Может, и она будет приносить нам весточки от Никоса?
Однако на этот раз письмо принесла Стаматина. Покопалась у себя в кармане и вытащила конверт.
– Прочитайте и верните мне, я его сожгу.
От Никоса!
«Дорогие мои кузины, – писал он. – Я сел верхом на леопарда и направляюсь в Испанию. Помните, я рассказывал вам, что там сейчас война? Я иду воевать вместе с теми, кто поет песню. Однажды я вернусь, мы снова поедем в нашу Ламагари, лучшее место на земле, и я буду рассказывать вам об удивительных и необычайных приключениях, в которые попадем мы с леопардом. Мы будем сражаться за демократию. Мы победим и привезем ее на наш остров. Тогда никто не сможет испортить наши игры. Тогда и Нолис пойдет в школу и станет музыкантом. Никогда не забывайте ваших друзей из Ламагари. Прощайте, мои дорогие девочки!»
– Может, назовем канарейку Испанией?
– Чушь какая! – фыркнула Мирто. – Совершенно не птичье имя.
В воскресенье и вправду была прекрасная погода! Море шелковое, гладкое. Можно подумать, лето настало. Я так радовалась, что Алексис увидит Ламагари. Подумать только: жить в городе, быть так рядом – и ни разу не выбраться в лучшее место в мире!
Но Алексис вообще никогда не ездил за город летом. Его отец приезжал из Афин, и они всё время сидели дома. С этого года, сказал дедушка, мы будем брать его с собой в Ламагари. А его мама в это время сможет навещать папу на том дальнем острове.
– Но разве это не слишком большая ответственность – чужой мальчик в доме? – испугалась тетя Деспина, услышав, что дедушка пригласил Алексиса.
– Деспина, прекрати молоть чепуху! – прикрикнул на нее дедушка – в третий раз с тех пор, как объявили диктатуру.
Мы словно летели к Ламагари на катере. Еще причалить не успели, а уже подняли крик:
– Но-о-о-о-оли-и-ис! Артеми-и-и-и! Одиссе-е-е-е-а-а-ас! Авги-и-и-и!
Наши друзья сбегались на мол один за другим – кто из сосен, кто из-за камней, кто с пляжа.
– А этот тихоня кто? – фыркнула Артеми, увидев Алексиса, скромно стоящего в стороне.
– Мой лучший друг в городе, – отвечаю.
– Вы всё еще держите постояльцев? – спросил дедушка у Нолиса.
– Их забрали, – огорченно отозвался тот. – И увезли на другой остров.
– А почему ты перестал приходить заниматься? – в шутку побранил его дедушка. – Уже сколько дней стоит отличная погода, а тебя нет как нет…
– Я нашел работу в дальней деревне. У военных… Мою лошадей.
Дедушка потрепал его по голове и пошел искать кир Андониса.
Нолис все тянул меня в сторону – ему не терпелось узнать про Никоса.
– Уехал, – прошептала я. – Мы вам потом расскажем. Чтобы все сразу услышали.
Мы носились по всей Ламагари. И какая же она странная зимой! Башни и амбары стоят закрытыми, а лачуги выглядят еще беднее. И только прибрежная галька, отмытая и оттертая морем и дождями добела, по-прежнему сияет под солнечными лучами. В одном углу пляжа сиротливо притулился позабытый всеми «Арион», бочка Пипицы. С выбитым днищем, покореженными ржавыми обручами, бедный «Арион» заставил нас вспомнить о Больших неприятностях.
– «Чтоб мне поцеловать мою мамочку и папочку в гробу, вольно или невольно». «Пусть меня разрежут на кусочки и побросают в торбу», – передразнила ее Артеми, и мы покатились со смеху.
Мы пошли к нашим камням, и я сказала Нолису:
– Теперь ты садись на трон. Ты самый старший.
Нолис сел. Все молчали. Вокруг нас царило такое безмолвие и покой, что слышно было, как тикают часы Никоса на запястье у Нолиса. Мы даже нашли гнездо краба. Подняли несколько камней, а там – гигантский краб-мама с детенышами, и они давай от нас пятиться в ужасе. Мирто что-то держала в руке, потом разжала пальцы – и послышался тихий всплеск. Три золотые звездочки поблескивали в море посреди разноцветных камешков. Артеми кинулась доставать.
– Нет! – крикнула Мирто, и Артеми отпрянула.
В воде снова появилась мама-краб, схватила одну звездочку клешнями и поволокла к себе в гнездо. Маленькие крабики позади нее пытались ухватить оставшиеся.
– Ах, но они же заберут, заберут звездочки, а они такие хорошенькие! – в отчаянии крикнула Артеми. – Такие прекрасные, блестящие звездочки!
– Они мерзкие! – процедила Мирто. – Оставь их, пусть крабы спрячут их глубоко-глубоко, чтобы никогда больше эти звезды не появились на белом свете.
– Может, пойдем на Мельницу со сломанным крылом? – предложил Нолис, и мы помчались.
Толкнули полуоткрытую дверь, она снова, как и тогда, заскрипела, снова показалась винтовая лестница, только больше не слышно было ничьих шагов и никто не выходил нам навстречу. Здесь больше не было Никоса, который бы нам улыбнулся. Мы поднялись в его каморку. Там в углу все еще стоял кувшин.
– Друзья, – вдвоем заговорили мы с Мирто, – Никос уехал в Испанию.
И повторили ребятам его письмо, которое выучили наизусть.
Так Алексис впервые услышал про Никоса и леопарда.
Если бы я родилась писателем, я бы написала совсем другую историю – радостную. Я бы рассказала про Никоса и леопарда. Нет, не про то, как он прятался на Мельнице со сломанным крылом и в каморке с птичьими клетками. И не про то, как леопард лежал израненный в большой гостиной. Я бы написала, как Никос вернулся верхом на леопарде, у которого теперь новые глаза – оба голубые. А может быть, я написала бы про то, что они вернулись по небу, научившись летать. Я бы написала про то, что сначала они навестили нас в Ламагари. А потом стали летать по всему миру, и везде, куда бы они ни заглядывали, все дети становились ОЧСЧА, ОЧСЧА!
– Ну, и где же эта Испания? – спросил Одиссеас, когда мы присели на каком-то камне отдышаться после беготни.
– Там, – и Мирто махнула куда-то вдаль, в сторону моря.
И вдруг, не сговариваясь, мы вскочили на ноги, приложили руки к губам и закричали:
– Привет, Нико-о-о-о-ос! Слышишь нас? Приве-е-ет, Нико-о-о-о-о-ос!
Ветерок подхватил наши голоса и унес их далеко-далеко в море. Алексис кричал вместе с нами, и не важно, что он никогда не встречал Никоса и леопарда…