Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы были вне себя от восторга! А Никос еще говорит, что это не игра! Да самая настоящая игра! У нас секреты от взрослых! Только мы будем знать, где прячется Никос! Будем с ним тайно встречаться и слова об этом никому не скажем (пусть даже с нас кожу живьем сдерут, как любит говорить Артеми)! И, в конце концов, мы поможем Никосу, все зависит от нас!
Сумерки сгущались, так что мы едва видели друг друга.
– Тебе здесь не страшно одному? – спросила Артеми.
– А про леопарда ты забыла? – улыбнулся Никос. – Едва только спускается ночь, как он приходит ко мне и составляет компанию.
– Можно я останусь с тобой сегодня? – попросил Нолис.
– Не пойдет, Нолис. Я бы и рад еще с кем-нибудь поболтать, но тогда леопард не придет или придет, а разговаривать не будет.
Хорошо, что у нас ввели диктатуру и мы можем делать что хотим, иначе тетя Деспина точно раскричалась бы, где это мы шляемся так поздно. По дороге домой нам пришлось пройти мимо дома Пипицы.
– Эй, где это вы были? Я искала вас целый день! – крикнула она со своей веранды.
Мы ее не заметили и, когда она вдруг подала голос, растерялись и не знали, что ответить. Но, к счастью, она не повторила вопрос, а начала хвалиться:
– А мой папочка станет консулом Германии на нашем острове. Потому что он учился в Германии. Мама говорит, что мы будем давать приемы в консульстве. А мне сошьют кружевное платье цвета морской волны…
– Завтра нам все расскажешь, – перебила ее Мирто. – Нас уже домой зовут.
– Эй, вы так и не сказали, где вы были! – крикнула Пипица нам вдогонку.
Но мы уже далеко ушли.
Добравшись до дома, мы услышали знакомое «ПА ВУ ГА ДЕ КЕ ЗО НИ». Дедушка вернулся из города. Мы бегом помчались к Стаматине, но он перехватил нас на веранде, чтобы рассказать легенду о царе Мидасе, у которого были ослиные уши. «И держи это в секрете от всего мира», – сказал Мидас своему цирюльнику, когда тот снял с него шапочку, чтобы постричь царя, и увидел ослиные уши. Но цирюльник, который был страшным болтуном, чуть не лопнул от того, что не мог никому это рассказать. Тогда он вырыл в земле ямку и прокричал в нее: «У царя Мидаса ослиные уши!» В этой ямке вырос тростник, и, когда дул ветер, он шевелил своими листочками и шуршал: «У царя Мидаса ослиные уши!» Так об этом узнал весь мир.
– Вот видишь, дедушка тоже знает, – сказала Мирто, когда мы легли в постель.
– О Никосе? – удивилась я.
– Да, поэтому он нам и рассказал эту легенду о царе Мидасе.
Странный у нас дедушка! Мы и без царя Мидаса ни слова не скажем о нашем секрете!
Стаматина зашла в комнату закрыть ставни.
– Дождем пахнет.
– Почему они арестовали бы его, как только он сошел с парома? – спросила я шепотом.
– А ну-ка помолчи! – шикнула Стаматина и присела на мою кровать.
И Мирто тут же оказалась рядом.
– Нет, правда, почему? – пытала Стаматину и она.
– Потому что диктатура, и Никосу это не нравится, вот почему! А вы очень хорошо сделаете, если перестанете приставать со всякими «почему» да «отчего».
– Тогда почему не арестуют и дедушку, ведь и ему не нравится диктатура? – не унималась Мирто.
– Никос – другое дело.
– Какое другое? – воскликнули мы с Мирто в один голос.
– Сказала «другое» – и точка, – притворно рассердилась Стаматина.
– Ну что, спим сегодня вдвоем? – предложила Мирто, как только Стаматина вышла.
И устроилась поудобнее в моей кровати.
Я отодвинулась, чтобы ей было где лежать.
– ОЧСЧА, ОЧПЕЧА? – Мирто спросила первой.
– ОЧПЕЧА, ОЧПЕЧА, – отозвалась я.
– Почему ОЧПЕЧА, Мелия?
– Потому что все очень запуталось.
– Тогда и я ОЧПЕЧА, – решила Мирто.
Если бы сказка про Пиноккио была правдой, то нос Артеми должен был вырасти метра на три – от такого-то вранья. Но, должно быть, существуют ложь во благо и ложь во зло, и от благой нос расти не должен.
Прошло уже три дня с тех пор, как Никос спрятался на Мельнице со сломанным крылом. А нам предстояли «дни отчаяния», и какого! Мало того, что мы не могли пойти к Никосу, так еще и папа совсем с ума сошел!..
Эта, говорит, история с леопардом, путешествующим между Испанией и Самосом, добром не кончится. Так ему сказал Амстрадам Пикипикирам. Он даже тете Деспине передал просьбу, что неплохо было бы вспороть леопарду брюхо, а то вдруг что-то спрятано в соломе, которой он набит от лап до кончиков ушей.
Нет, вы только послушайте: вспороть брюхо леопарду!
– Боюсь, – заявил папа, – что они направят жалобу в Афины, и Никос просто так не отделается.
Он как будто знал!..
А потом с визитом пришли Пипица и ее родители. Нам было очень трудно разговаривать с Большими неприятностями после ее предательства, пусть Никос и утверждает, что она не виновата.
В какой-то момент, когда мы уже совершенно одурели от рассуждений о ее драгоценном папочке, консульстве и каком-то Гитлере, мой взгляд зацепился за Артеми, которая промчалась прямо под нашей верандой. Мирто почти вывалилась за балюстраду, чтобы ее окрикнуть, но Артеми была уже далеко. Однако вскоре – нате вам, пожалуйста, – она вернулась. И снова убежала. И так несколько раз.
– Что это с ней? – прошептала мне Мирто на ухо.
– Вот увидишь, она хочет нам что-то сказать, точно тебе говорю.
Мы просто умирали от любопытства. Да только как нам избавиться от Больших неприятностей: Пипица вцепилась в нас, как мидия, – так Мирто про нее говорит.
Когда Пипица и ее родители наконец убрались, было уже слишком поздно, да и Артеми куда-то делась. Мы направились во двор помыть ноги под колонкой, и тут перед нами возникла Артеми собственной персоной.
– Я уж замучилась вас ждать, – говорит. – И я лопну, если не расскажу вам об этом.
Не успели мы даже рта раскрыть, чтобы поинтересоваться, о чем, собственно, речь, Артеми уже выпалила: она ездила в город с кир Андонисом. Его вызывали в полицейский участок дать показания, отвез ли он Никоса на паром.
– А отец им: «Да, отвез, конечно», – продолжала Артеми. – Но он таким ледяным тоном это сказал, что я испугалась, что они ему не поверят. Уж как мне это в голову пришло, и сама не знаю, меня и не спрашивал никто, а я давай им заливать, что и я была в лодке и что Никос, едва паром отошел от пристани, вышел на палубу и махал нам рукой. Тогда я ему кричу: «Э-э-э-э-э, кир Никос! Ты забыл свои очки!» А он отвечает: «Не страшно, я тебе их дарю».
– Какие еще очки он забыл? – растерялись мы.
– Ну, в лодке. Отец его покатал в лодке, чтобы, если кто увидит, думали, будто они к парому плывут. И он забыл свои очки от солнца. Я их сегодня надела, когда в город поехала. Ой, каким же странным становится мир! А еще можешь смотреть на кого хочешь – он и не заметит. Думаете, Никос мне их подарит?
– А что еще у тебя спрашивали? – не выдержали мы.
– «Что господин Никос рассказывал вам о хищнике?» – вдруг набросился на меня какой-то офицер в эполетах. А я, что твоя дурочка деревенская: «А что такое хищник?» – «Животное, как леопард, которого госпожа Деспина держит у себя в стеклянной витрине». А я ему: «Первый раз слышу, что животных под стекло сажают».
Этот золотопогонный как покатится со смеху, а потом посерьезнел и говорит: «Он вам рассказывал про Испанию?» А я все как блаженная: «А кто эта госпожа?» Он снова хохотать и опять за вопросы: «Ты любишь нашего короля и нового правителя?» Я опять за свое: «Ах, была бы я королевой!» И тут другой полицейский говорит: «Да она чокнутая». Он тихо сказал, но у меня-то ушки на макушке. «Ты мне всю правду сказала?» – говорит мне золотопогонник. Я грудь колесом: «Да, господин полковник!»
– Мирто-о-о-о-о! Мелия-а-а-а-а! Да сколько можно ноги мыть? – это уже папин крик.
– Идем! – заверещали мы так, чтобы он нас наверняка услышал, и пошли обратно с немытыми ногами. Да они и не были грязными: мы весь день проторчали на веранде.
Не успели мы плюхнуться в свои кровати, появилась мама – пожелать нам спокойной ночи.
– Мама… – начала я было, но тут же осеклась.
Ах, была бы моя мама толстой-претолстой, а не такой крошкой, да еще и нога у нее прямо как у Мирто… И сколько же всего нам с Мирто надо было у нее спросить! Может, она бы нам и сказала, что же это за «другое дело» такое имела в виду Стаматина, говоря о Никосе. И хорошо ли поступила Артеми, наврав с три короба, и можно ли врать полицейским, и считается ли враньем, если нас спросят о Никосе, а мы будем болтать что ни попадя, кроме того, что нужно.
– Что ты хотела мне сказать? – спросила мама, наклоняясь, чтобы обнять меня.
– Что лучше: быть ребенком или взрослым?
– Не знаю. Мне нравилось быть ребенком.
– А у тебя были секреты от взрослых?
– Ну конечно.
Вот если бы мама могла стать ребенком прямо сейчас! Она смогла бы играть с нами и знала бы всю правду про Мельницу со сломанным крылом!
Вчетвером трудно было ходить к Никосу. Ведь нас не должны были заметить Пипица и малышня – Одиссеас и Авги. Поэтому мы решили ходить по двое: когда Артеми с Мирто, а когда я с Нолисом. Сегодня идти была наша очередь. Мы были ужасно рады, ведь наконец-то кир Андонис привез из города письмо для Никоса, а то он каждый раз, когда мы приходили, спрашивал:
- Про любовь - Мария Бершадская - Детская проза
- Первая работа - Юлия Кузнецова - Детская проза
- Сто один способ заблудиться в лесу - Мария Бершадская - Детская проза