Были высказаны основные идеи биодинамического земледелия и экологии – а также соображения об использовании энергии ветра, солнца, приливов и отливов».
Третья основная идея базируется на убеждении, что физическое тело является лишь временным носителем гораздо более долговечного элемента, души человека. Для нашего времени эта мысль может выглядеть странной. Но странность не в мысли, странным является само наше время. Вера в перевоплощение встречается во многих культурах, вызывая значительные социальные последствия, особенно в тех случаях, когда вместе оказывается множество необычных людей. Кто-то ведет себя так, что это раздражает других; кто-то подчас нарушает общественные нормы поведения или одним своим видом вызывает неприятие – некоторые лица на первый взгляд могут показаться отталкивающими или по меньшей мере – неэстетичными. Для тех же, кто близок к ним, такие подробности вряд ли имеют значение. Вера в перевоплощение стимулирует мышление в этом направлении. Она напоминает о том, что тело не более, чем бренная оболочка, скрывающая бессмертную душу, которая скоро его покинет и поселится в другой. Если задаться вопросом, признавать или отрицать принцип перевоплощения, то для установления отношений с не вполне обычными людьми преимущество будет на стороне тех, кто его принимает.
Четвертая, заложенная в основание идея – это вера в значение непрерывного образования и интеллектуальной вовлеченности. Деревни, в которых многие не умеют ни читать, ни писать, очень сильно «интеллектуально» ориентированы. Когда бы и куда бы ни приехал, всюду наталкиваешься на научные кружки, семинары, курсы или лекции. Те, кто не ограничен в возможностях передвижения, совершают длительные учебные поездки, чаще всего в другие деревни, иногда даже на национальные или международные конференции, проходящие в деревнях или за их пределами. В Видаросене, например, часто проводятся семинары в области медицины или экономики и организуются музыкально-танцевальные фестивали. При посещении деревень я вновь и вновь, к своему удивлению, замечаю, что нахожусь среди значительно большего числа «интеллектуалов», чем в любом из известных мне университетов. Жители деревень полны любознательности, ненасытного стремления к расширению познаний и готовности приносить жертвы во имя этого. Для каждого здесь найдется культурная программа, рассчитанная на несколько вечеров в неделю, часто дополненная особыми рабочими встречами, которые завершаются далеко за полночь. Наутро их участники чувствуют себя усталыми, их глаза слипаются, и снова начинается длинный день, полный тяжелой работ в поле или в например, в пекарне. И все же в обеденный перерыв – полчаса чтения украдкой – а после работы, еще длительная поездка и совместное посещение концерта в Осло.
Пятую основную мысль я осознал, когда раздал первый набросок моей книги. В связи с описанием воскресных дней в деревнях я тогда написал, что большинство посещает церковь. «Бога ради, у нас же нет церкви!» – была реакция на это. Я попытался заменить слово «церковь» на «часовня» или «капелла», которое я подхватил в британских деревнях. И опять неправильно. Оказывается, британцы полностью заблуждаются в этом! «Да, но как же мне называть дом, который и ни церковь, и ни часовня?» Назови его «Дом Андреаса» – это имя мы дали ему с самого начала.»
Конечно, мне бы следовало знать об этом. Недоверие к формальным системам классификации и вытекающее отсюда стремление избегать таких понятий, как умственно неполноценный человек, обслуживающий персонал, врачи, ассистенты, директора и т. п. глубоко укоренились в деревенской жизни. Также глубоко желание не подчиняться никаким догматическим классификациям в отношении религии, культуры или политики. Таким образом, в деревне нет церкви. В ней есть здание, носящее вполне индивидуальное имя. Нет пастора, а есть вполне определенный человек с вполне определенным именем, проводящий богослужение. Нет директора, а есть некто кто подписывает письма. Нет персонала, а есть деятельные люди. Нет пенсионеров, а есть люди, которые работают до тех пор, пока хватает сил. И чтобы завершить мысль: нет умственно отсталых или слабоумных в деревнях, а есть только люди с особенностями. Категории, которые возникают в обществе в целом или в отдельных профессиональных группах, представляют опасность для развития самих людей и их мышления.
Все эти идеи мы находим у Карла Кёнига, основавшего в Англии, куда он бежал, первую школу для детей, нуждающихся в помощи. Он выразил это следующими словами:
«Вначале у нас была великая цель лечебного воспитания. Некоторые из нас были подготовлены к этой работе, остальные были готовы расти до нее. Мы рассматривали достижение этой цели как особую миссию. Благодаря Рудольфу Штайнеру мы стали по-новому понимать ребенка с затруднениями в развитии и мы наблюдали успех этой работы в учреждениях и школах на европейском континенте и в Великобритании. Добавить к уже существующим местам новые, было нашей первой целью.
Но мы также чувствовали, что дети с затруднениями в развитии находившиеся у нас в то время, были в том же положении, что и мы. Они бежали от общества, которое не хотело признавать их своими членами. Мы были политическими, а дети – социальными беженцами»
6.2 Еще немного из прошлого
Когда я нахожусь в одной из деревень или думаю обо всех поселениях, перед моим мысленным взором встают иногда картины из совершенно другой среды или времени. Так, например, я вижу перед собой черноволосую девочку со скрипкой в руках, чужеземную птичку в буржуазном Осло, говорившую на ломаном норвежском; семьи, в которых я жил в США; короткие встречи в Иерусалиме и Тель-Авиве; и, наконец, книгу Марка Збровского и Элизабет Херцог, опубликованную еще в 1952 году, о еврейских местечках восточной Европы, чтение которой стало для меня откровением.
В предисловии к этой книге Маргарет Мид утверждает, что речь идет об антропософском исследовании уже не существующей формы культуры. Я думаю, что в этом она не права. Чтение постоянно напоминало мне о том, что определенные элементы этой культуры еще присутствуют, хотя и в измененном виде; я постоянно думал о жизни в кемпхилл-поселениях. Не потому, что эти деревни были еврейскими, как раз нет. И не потому, что деревенские жители проявляли особый интерес к той теологической постановке вопросов, которая так сильно занимала евреев. Ни бедность, ни дискриминация или угнетение не являются решающими для сравнения, а скорее тот факт, что и жители кэмпхилл-поселений, и евреи признают значение интеллектуального развития и образования в продолжение всей жизни, и что в принятых у тех, и других формах культурной и социальной жизни можно увидеть параллели.
В еврейских местечках или в еврейских кварталах больших городов никогда не было незаполненного времени. Дети ходили в школу с трех-четырех лет; школьный день продолжался с 8 часов утра до 6 часов вечера. Для того, кто получал высшее образование, считалось необходимым на 4–5 часов оторваться от книг для сна. Синагоги были не только синагогами, но одновременно и университетами. Все знатные люди использовали малейшую возможность для чтения или бесед. Люди из низших слоев участвовали, главным образом, в ритуальных действиях, а не непосредственно в интеллектуальной жизни. Определенные идеи были ясны и для них: среди них наибольшим уважением пользовались те, кто сумел развить свой ум. У образованных людей в знак их погруженности в свои мысли была торжественная походка; их глаза казались усталыми вне глубокомысленных дискуссий; тогда же они обычно ярко светились. Во всех практических и нравственных вопросах жизни к ним обращались за советом. В этих повседневных встречах они должны были доказать свое знание, как на экзамене.
И праздники в местечке напоминают кэмп-хилл. Субботний вечер считался предвкушением будущего покоя, которое посылает нам Бог, поэтому в это время охотно принимали у себя гостей, так как Субботний вечер без гостей – не полон.
У Зборовского и Херцог читаем об этом:
«Тот, кто не выполняет заповеди Субботы, грешит против всего Закона. Подлинное удовлетворение, которое дает Суббота, а именно возможность уйти от повседневности и посвятить целый день семье, общине и любимому занятию, изучению Закона, приводит благочестивого еврея в радостное состояние духа. Оно наполняет его сердце радостью и гордостью, а также состраданием к его соседу, крестьянину, который, правда, наслаждается свободой от забот и тягот запретов Субботы, но зато лишен возможности радоваться благословенному контрасту между Субботой и повседневностью».
Вернемся к деревням. Библейские вечера в своих характерных чертах сравнимы с Субботой: мирная тишина, в которой пройдет благотворная беседа, присутствие гостей, ритуальная трапеза, посещение богослужения на следующий день и часто лекция вечером. Кроме того, значение, которое придается изучению Библии и работ Рудольфа Штайнера, основоположника антропософии, то высокое уважение, которым пользуются лица, посвятившие себя этим предметам, в определенной мере сравнимо с положением последователей учения Торы в местечке.