ещё холодно, сыро, а солдату следовало раздеться, хотя бы до пояса. Санинструкторов-мужчин было мало, в основном девушки, которые героически брели по колено в воде по окопам своего подразделения и терпеливо осматривали все швы и вороты рубах каждого бойца. Но в то же время и старшие врачи полков, и начсандив не могли не проверять санитарное состояние бойцов. Поэтому, несмотря на запрещение комдива, Алёшкин всё-таки не раз ходил в окопы переднего края в сопровождении старшего врача полка и санитарного инструктора подразделения, сам выборочно осматривал бойцов. И плохо приходилось начальнику санчасти полка и санинструктору, если обнаруживались паразиты.
Между прочим, был заведён такой порядок: как только у кого-нибудь находили вшей, его немедленно отправляли в санчасть полка, где имелась баня. Там бойца стригли, удаляли волосы со всех мест на теле, обрабатывали мылом «К», которое удалось достать в санотделе армии, отправляли в баню, одежду его подвергали дезинсекции, а затем провинившийся получал наряд вне очереди. Такой наряд — это обычно лишнее время на дежурстве при пулемёте или часовым в окопе, дело нелёгкое и небезопасное.
Строгие меры дали положительные результаты, к концу марта завшивленность в дивизии была ликвидирована полностью. Также хорошо прошла и прививочная компания. На совещании в штабе дивизии комдив объявил начсандиву Алёшкину благодарность за активную работу по предотвращению эпидемии. В пример прочим привёл работу Бориса на одном из совещаний и начсанарм Н. В. Скляров.
Конечно, всё, что мы только что описали, проходило не так гладко и просто, а изобиловало многими большими и малыми случайностями, иногда довольно трагическими, иногда даже смешными, но, как правило, всегда неожиданными.
Нужно сказать, для того, чтобы почти ежедневно посещать все полки дивизии, расположенные в тонкую ниточку от берега Ладожского озера почти на сорок километров к югу по довольно извилистой линии, начсандиву приходилось много ездить на автомашине. Большая часть пути пролегала по рокадной дороге, сделанной из так называемой лежнёвки: жердей и тонких брёвен, уложенных рядами и кое-как скреплённых по краям вбитыми в землю кольями. Машина, когда грунт был замёрзшим, и брёвна, составлявшие основу дороги, засыпались снегом, шла довольно хорошо и ровно. Но в марте, особенно в его конце, началось таяние снега и оттаивание болотного грунта в основе дороги. Автомашина прыгала по брёвнам, то проваливаясь в ямы, то выскакивая наверх, то застревая. Такой путь не только пагубно отражался на машине, но и вконец изматывал водителя и пассажира.
В первых числах марта Борис сдал закреплённую за начсандивом «санитарку» в медсанбат и заменил её обыкновенной полуторкой. Последняя была более выносливой. Если по рокадной дороге всё-таки можно было проехать, то по ответвлениям, ведущим к отдельным частям, проезд был настолько затруднён, что Борис предпочитал эти два-три километра проделывать пешком и в одиночестве: шофёр оставался с машиной. Естественно, поэтому начштаба дивизии полковник Юрченко, узнав о путешествиях начсандива, приказал ему как следует вооружиться.
Первое время Борис пытался брать с собой помощника — писаря Вензу, но потом, убедившись, что тот для таких походов из-за своей слабости и порядочной трусости не годится, отказался от сопровождения. Да у того, по правде говоря, всегда было много письменной работы. Санотдел армии и сануправление фронта донимали начсандива требованиями разнообразной отчётности, и составление её отнимало много времени. Тут Венза был незаменим.
Итак, Бориса и его постоянного шофёра Бубнова, пересаженного по просьбе начсандива на полуторку, вооружили. Кроме имевшихся у них пистолетов ТТ, получили по автомату ППШ с запасными дисками и четыре гранаты. Конечно, гранаты и запасные диски Алёшкин оставлял Бубнову, а сам с автоматом отправлялся в район штаба полка. Довольно часто он не успевал узнать пароль, так как ехал в часть прямо из медсанбата, не заезжая в штаб дивизии, в таких случаях его задерживали дозорные, патрулирующие тылы полков. Но это было только в первые дни, а затем вся охрана штабов полков уже знала его в лицо и пропускала даже в том случае, если он не знал пароль.
Может показаться странным, зачем врачу такое вооружение. Ну, а если бы он наткнулся на пробравшихся в наш тыл фашистских разведчиков (а они-таки пробирались), смог бы он оказать необходимое сопротивление? Сумел бы драться, как рядовой боец? Пожалуй, месяца два тому назад на этот вопрос мы бы ответили с сомнением, но теперь дали бы вполне решительно утвердительный ответ. Что же произошло за эти два месяца?
А произошло следующее. Как только в должность комиссара медсанбата вступил полковой комиссар Подгурский, так, кроме того, что он сразу же поднял на значительную высоту политико-воспитательную работу среди личного состава батальона, он решил поднять и боеспособность его, как военного подразделения. С первых же дней своего пребывания в медсанбате он выяснил, что большинство врачей, фельдшеров и санитаров не только не умеют достаточно хорошо обращаться с личным оружием, но и содержат его в самом неприглядном состоянии. Подгурский был военкомом ещё в Гражданскую войну, и, несмотря на своё в дальнейшем профессорское звание и чисто штатскую работу, знал цену и хорошему стрелку, и ухоженному оружию. До него ни у командиров медсанбата, ни у комиссаров, да даже у политрука Клименко, бывшего самым боевым из всего состава медсанбата, руки до оружия как-то не доходили.
Николай Иванович, произведя осмотр личного оружия у врачей и фельдшеров, убедился, что находится оно в отвратительном состоянии. Оказалось, что в таком же виде оно и у лиц, занимавших командные должности. У самого командира медсанбата Перова, начсандива Емельянова, у комроты Алёшкина и у других. Пожалуй, единственным человеком, кто был отмечен за образцовое содержание личного оружия, оказался начштаба Скуратов. Проверка оружия санитаров дала такие же плачевные результаты.
На совещании, проведённом комиссаром, во время его доклада о результатах проверки оружия многим, в том числе и Борису, пришлось порядочно краснеть. Ещё хуже оказались результаты проверки комиссаром умения обращаться с оружием. Такие доктора, как Бегинсон, Дурков, Сангородский и, конечно, все женщины, даже и понятия не имели, как нужно стрелять из пистолета ТТ. Многие санитары, обзаведясь автоматами, тоже не умели с ними обращаться.
После проверки в течение нескольких недель комиссар медсанбата лично проводил занятия по стрелковому делу с врачами, а Скуратов — с фельдшерами и санитарами, что дало свои плоды. Но, так как всё это началось в то время, когда медсанбат находился ещё внутри кольца блокады, где патроны считались на вес золота, естественно, что эти занятия пока были только теоретическими. Когда медсанбат развернулся на новом месте, войдя в состав Волховского фронта, комиссар решил приступить к практике. Теперь