Читать интересную книгу Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том 2 - Борис Яковлевич Алексин

санобработку поступающих раненых, а это теперь уже стало обязательной процедурой. Осложнялся вопрос и с бельём, в распоряжении медсанбата его также было мало. Не было больших запасов и на дивизионном обменном пункте.

Кроме того, чтобы ввести санобработку в полках, как вещь регулярную, систематическую, хотя бы дважды в месяц, что было совершенно необходимо, пока части стояли более или менее стабильно, следовало наладить стационарные обмывочно-дезинсекционные пункты.

Раздумывая над этой проблемой, Борис шёл вслед за выделенным в его распоряжение штабом полка провожатым-автоматчиком, который должен был показать дорогу до расположения ППМ. Придя в землянку старшего врача полка (это был некто Костюков, военврач третьего ранга, заменивший ушедшего Сковороду), Алёшкин отпустил сопровождающего и решил заночевать в полковом пункте. После ужина, радушно предложенного ему Костюковым, они стали обсуждать вопрос о санобработке полка.

Вопрос этот уже начинал тревожить и самих полковых врачей: всё чаще санинструкторы рот, проводя утренние осмотры бойцов, обнаруживали завшивленных. Им немедленно меняли бельё, протирали волосистые части зелёным мылом, но количество заражённых паразитами не уменьшалось. Требовались более радикальные меры.

Костюков доложил о строящейся бане, и Борис решил завтра осмотреть её. О дезинсекционной камере пока ещё никто ничего не придумал, надеялись на дивизионную.

— Сегодня тихо, наверно, удастся спокойно поспать. Ложитесь на мою постель, а я пойду в землянку медпункта, там где-нибудь пристроюсь, — с этими словами Костюков вышел.

Землянка старшего врача полка очень напоминала Борису его первые землянки в медсанбате. Только, наверно, накатов сверху было больше, да укладывать их научились так, чтобы сверху не капало, несмотря на тепло внутри землянки и лежавший поверх её снег.

Разувшись, сняв шинель и снаряжение, Борис улёгся на топчан, покрытый плащ-палаткой, и завернулся в одеяло. Закурив перед сном, он невольно начал прислушиваться к окружающим звукам.

Костюков сказал, что сегодня тихо, но это было в его понятии, в понятии Алёшкина тишина казалась относительной. Так близко от передовой он ещё никогда не бывал: от этой землянки до передней линии окопов — менее полутора километров, и если бы не лес, густо росший здесь на болотистой местности, то и передовые передние траншеи, и расположение ППМ на обратном скате песчаного бугра, и свои, и немецкие окопы были бы хорошо видны невооружённым глазом.

Совсем рядом где-то вдруг затарахтел пулемёт. Затем застучали одиночные винтовочные выстрелы, совсем недалеко послышался противный свист и гулкий звук взорвавшейся мины. Следом несколько мин разорвались где-то впереди. Почти через регулярные промежутки времени снаружи вспыхивал яркий белый свет, лучи которого пробивались сквозь щели палаточной двери и маленькое оконце, закрытое осколком стекла. Борис знал, что это «фонари» — осветительные ракеты, бросаемые немцами над передним краем в течение всей ночи.

Вдруг где-то невдалеке заурчал мотор, послышались негромкие голоса, шум отъезжающей машины, и как будто всё стихло. На самом деле было не так, все эти шумы продолжались. Это была обычная «тихая» жизнь тыла полка, стоявшего в первом эшелоне обороны. Тишина, в которую погрузился Борис, оказалась обыкновенным сном. Молодость взяла своё, и даже непривычная, тревожная обстановка и беспрерывные разнообразные звуки войны, в конце концов, не помешали, и он проспал до рассвета. Проснулся оттого, что пришедший санитар, гремя дверцей крошечной, сделанной из какой-то кастрюли, печурки, начал её растапливать. В землянке было холодно. Борис, укрывшись одеялом и кем-то заботливо накинутой шинелью, согрелся, ему очень не хотелось вылезать из тёплого гнёздышка. Но минут через пятнадцать после того, как санитар затопил печурку, в землянке стало так жарко и душно, что Алёшкин вскочил с постели и выбежал наружу.

Уже почти совсем рассвело. Ночью прошёл мелкий снежок, стояла полная тишина. Не было слышно и стрельбы. Борис, совершив в находившемся поблизости «ровике» необходимые дела, подошёл к одному из белеющих сугробов снега, засучил рукава, расстегнул ворот и, захватив большую пригоршню мягкого пушистого снега, с удовольствием растёр им себе лицо и руки. Умывание было закончено. Он вернулся в землянку, вытерся висевшим на колышке полотенцем, но оставаться внутри не мог: жара казалась просто невыносимой. Он сел на близлежащий ствол берёзы и, закурив, принялся намечать план на день: «Сперва посмотрю баню, затем пройду на батальонный перевязочный пункт. Надо взглянуть, как организована у них там работа, ведь я ещё не был на таких пунктах… Может быть, и в роту пройдём», — подумал Алёшкин.

«А как же с дезкамерой?» — вновь вернулись его мысли к больному вопросу. И вдруг ему показалось, что он нашёл выход. Ему вспомнилась невероятная жара в землянке старшего врача полка: «А что если и дезкамеру построить в землянке?» И у него быстро созрел план, пока ещё не очень чёткий, но уже, кажется, вполне реальный.

Он поднялся и подошёл к землянке ППМ. Её размеры были 4 на 5 м. В глубине стоял перевязочный стол из козел с носилками, в уголке — открытая укладка с инструментом, перевязочным материалом и небольшим количеством медикаментов. По бокам укреплялись низкие козлы, на которые укладывались носилки с ранеными. В настоящий момент на одних носилках лежал красноармеец с забинтованной головой, а на других сидел, потягиваясь, Костюков.

При виде Алёшкина дежуривший в ППМ фельдшер вскочил из-за столика для заполнения карточек передового района и отрапортовал:

— Товарищ начсандив, в ППМ 51-го стрелкового полка происшествий нет. Находится один раненый, обработан. Дежурный военфельдшер Фролов.

Борис выслушал рапорт, поздоровался с фельдшером за руку и, подойдя к Костюкову, стоявшему во время рапорта по стойке «смирно» около своих носилок, сказал:

— Ну, кажется, я нашёл.

— Что нашли? — насторожился Костюков.

— Дезкамеру.

— Где?

— У вас.

— Как у нас?

— Сейчас увидите. Дайте-ка мне листочек бумаги, — попросил Алёшкин и, сев за столик, начертил схему.

— Затруднения могут быть только в трубах и стенке. Печь можно соорудить из любой пустой бочки из-под горючего, а трубы, наверно, сумеют сделать в медсанбате. Я думаю так, пришлю-ка вам пару специалистов из батальона — жестянщика и печника. Попробуем! Термометры, по-моему, в медснабжении у Стрельцова есть. Давайте сегодня же организуем строительство такой камеры около бани.

Вскоре о проекте доложили командиру полка, а ещё через полчаса сапёры, закончившие строительство бани, начали рыть котлован для дезкамеры. Железная бочка нашлась на складе горючего полка. О трубах Борис написал записку Прохорову, ему же поручил прислать с первой же машиной жестянщика и санитара, ремонтировавшего в бараках печки.

В свою очередь Костюков попросил начальника штаба полка послать двух человек с подводой в ближайший посёлок, от которого остались только печные трубы, чтобы привезти сотни две кирпича. Глина и песок находились под ногами.

Когда закончили все приготовления к строительству