несильно ударил Джека ремешком, чем вызвал его лёгкое повизгивание. Однако пёс не сдвинулся в места, чтобы уклониться от удара. Борис сказал наблюдавшему это Игнатьичу:
— А ну-ка, Игнатьич, погладьте его вы.
Тот опасливо покосился на Джека, однако подошёл, и, положив руку на голову собаки, начал слегка почёсывать за ушами и гладить голову. И странное дело, Джек лежал спокойно, даже не ворчал. Но при каждом прикосновении его верхняя губа чуть-чуть приподнималась и обнажала блестящие, чуть желтоватые, огромные острые клыки. Глаза же умоляюще смотрели на Бориса и как бы говорили: да прекрати же, наконец, ты эту пытку!
Как только Игнатьич отошёл от Джека, тот обрадованно вскочил на свои три лапы, положил голову на колени Бориса и, умильно заглядывая ему в глаза, начал тереться об его ноги грудью и мордой, как бы испрашивая в награду за свою терпеливость и послушание ласку от хозяина.
В этот момент вернулся Венза, и Алёшкин решил повторить урок.
— Ну-ка, товарищ Венза, подойдите сюда, — сказал он, держа пса за ошейник, — погладьте Джека.
— Да? А как он опять тяпнет? Я и так с неделю писать не смогу.
— Не бойтесь, теперь не тяпнет. Правда ведь, Джек?
Венза робко приблизился к начсандиву, собака тем временем положила голову на колени хозяина, и Венза протянул руку. Джек тихонько заворчал. Тогда Борис довольно ощутимо щёлкнул его по носу. Венза вновь протянул руку. Джек, помня о щелчке, зажмурил глаза, и Венза уже смелее опустил ему руку на голову и погладил его. Когда он убрал руку, Борис положил на голову свою, от чего тот открыл глаза и как бы улыбнулся хозяину.
— Ну, вот видишь, ничего с тобой не случилось! Иди на место.
В это время Венза вдруг хлопнул себя по лбу.
— Эх, товарищ начсандив, совсем забыл! Там привезли трёх раненых в живот, за одного Картавцев взялся, а двое ещё ждут. Доктор Бегинсон простудился, с ангиной лежит, а оперировать надо срочно. Николай Васильевич просил, если вы можете, хорошо бы хоть одного взяли.
О таких делах Бориса два раза просить было не надо. Забыв про дневную усталость, он помчался к операционной, и спустя четверть часа уже стоял за своим любимым операционным столом, держал в руках шприц с новокаином, готовясь обезболить окружность раны передней брюшной стенки лежавшему перед ним на столе молодому казаху, раненому в живот осколком мины.
И казалось Алёшкину, что вся усталость его, все его начсандивовские заботы слетели, как шелуха, а то, что он делает в настоящий момент, есть действительно нужное, необходимое, единственно ценное дело, которое он умеет и должен делать.
Глава четвёртая
Всю оставшуюся часть марта 1942 года Алёшкин почти не оставлял полков. Более двух месяцев дивизия находилась в постоянных изнуряющих оборонительных боях. Конечно, это были не те кровопролитные сражения, которые 65-я дивизия вела на Карельском перешейке или под Невской Дубровкой, но и здесь, заняв оборону в самой середине огромных торфяных Синявинских болот, все части дивизии испытывали беспрерывное давление противника. Последний, изгнанный из Тихвина и других более сухих мест этой части Ленинградской области, как, например, Путилова, Войбокало, Жихарева и других, также завяз в болотах. Естественно, что фашистское командование стремилось каким-нибудь образом вернуться в так недавно оставленные ими сухие места, и хотя не имело достаточно сил, чтобы организовать мощное наступление на этом участке фронта (ведь всё внимание было приковано к сохранению тех рубежей, на которых удалось закрепиться после недавнего разгрома под Москвой), тем не менее почти ежедневно продолжало вести так называемые бои местного значения, которые держали в постоянном напряжении обороняющиеся части наших армий на этом участке фронта, в том числе 65-ю стрелковую дивизию.
Следует также учесть и то, что основной костяк дивизии был выведен из внутреннего кольца блокады после нескольких месяцев тяжёлых боёв и голода, многие бойцы и командиры были ещё очень слабы. Поэтому вспышка какого-либо инфекционного заболевания, и особенно сыпного тифа, могла привести к катастрофе.
По данным разведки, у фашистов уже встречались случаи сыпного тифа, были они и среди немногочисленных гражданских лиц из числа местных жителей, которые в своё время находились в оккупированной зоне. По заявлению начсанарма, отдельные случаи заболевания регистрировались в некоторых частях и у нас.
Всем известно, что основным переносчиком этой инфекции является вошь, и самым первым противоэпидемическим мероприятием должна быть борьба с завшивленностью бойцов. Вот и пришлось Алёшкину, не полагаясь на начальников санчастей полков, самому организовывать и помывку бойцов, и дезинсекцию их одежды. Главным было обеспечить ежедневный осмотр всех без исключения на педикулёз, а это оказалось делом нелёгким, ведь большинство окопов, если их так можно было назвать, состояли из снежно-ледяных валов, укреплённых ветками деревьев, по краям так и не замёрзших болот. Даже неглубокие канавы, выкопанные в этих заслонах, постоянно сочились, и под ногами красноармейцев хлюпала вода. Места более или менее возвышенные, с сухим песчаным грунтом имелись только во вторых эшелонах полков, да и тех было мало. Как правило, на них размещались штабы, медсанроты, склады и кухни. Сюда можно было приводить из передовых траншей подразделения по очереди, раз в 7–10 дней. Каждый день направлять для осмотра бойцов не представлялось возможным.
В течение недели после начала, то есть после 12–13 марта, по существу, весь личный состав дивизии прошёл полную санобработку. Было выявлено десятка два завшивленных, но остальная часть бойцов, хотя и находилась в чрезвычайно грязном белье и обмундировании, паразитов не имела. Нужно сказать, что и комиссар, и командир дивизии проявили в этом вопросе полное единодушие и, подписав приказ, приготовленный Алёшкиным, о санобработке в полках, не только строго требовали от командиров его безусловного исполнения и беспрекословного подчинения всем распоряжениям начсандива, но и оказали существенную помощь — поспособствовали обменному пункту дивизии получить с армейского склада необходимое количество нательного белья и немного обмундирования.
После проведения первой санобработки, командир дивизии потребовал от Алёшкина самого строгого контроля за санитарным состоянием бойцов, предупредив, что за появление случаев сыпного тифа начсандиву придётся нести личную ответственность наравне с командиром подразделения, где возникнет заболевание.
Алёшкин и сам понимал, что эпидемическая вспышка сыпного тифа чрезвычайно опасна, и что, конечно, за это он будет отвечать. Потому пришлось ему забросить хирургию и самому контролировать всю работу подчинённых.
Мы уже говорили, в каких условиях находились бойцы переднего края, и тем не менее, по требованию начсандива, санинструкторы рот каждое утро осматривали всех бойцов своего подразделения на педикулёз прямо в окопе. Дело оказалось непростым, ведь было