Читать интересную книгу История запорожских казаков. Быт запорожской общины. Том 1 - Дмитрий Яворницкий

Дикие кони, или так называемые тарпаны, также были обыкновенным животным в степях запорожских казаков. «Они, – говорит очевидец Боплан, – ходили табунами от 50 до 60 голов и нередко заставляли нас браться за оружие: издали мы принимали их за татарскую конницу. Впрочем, дикие лошади не способны ни к какой работе, и хотя жеребята могут сделаться ручными, но также ни к чему не годны, разве только для пищи; мясо их чрезвычайно вкусно и даже нежнее телятины; впрочем, на мой вкус не так приятно. Дикую лошадь усмирить невозможно. Впрочем, дикие кони разбиты на ноги; копыта их разрастаются, делаются толстыми – ибо их никто не обрезывает – и не дозволяют лошади быстро скакать»[115]. В XVIII веке множество диких лошадей водилось в местности по левой стороне реки Ингула[116]. Видевший их в это время, хотя гораздо выше новороссийских степей, русский академик Самуил Гмелин описывает их так: «Самые большие дикие лошади величиной едва могут равняться с самыми малыми домашними лошадьми. Голова у них, в рассуждении прочих частей тела, чрезвычайно толста, уши весьма остры и бывают такой же величины, как у домашних лошадей, или долги почти как у осла и опущены вниз, глаза у них огненные; грива весьма коротка и курчава; хвост у иных густ, у иных редок, однако всегда короче, нежели у домашних лошадей. Цветом похожи на мышей, и сей признак примечен на всех находящихся в сих местах диких лошадях, хотя, впрочем, писатели упоминают только о белых и пепелистых. Однако цвет на брюхе у многих сходствует с пепелистым, а ноги, начиная от колена до копыта, черны. Шерсть на них весьма долга и столь густа, что при осязании более походит на мех, нежели на лошадиную шерсть. Они бегают с несказанною скоростью, по крайней мере вдвое против домашней доброй лошади. При малейшем шуме приходят в страх и убегают. Каждое стадо имеет предводителя, жеребца, который идет вперед, а другие ему следуют. Дикий жеребец весьма падок до домашних кобыл, и если он может успеть в своих намерениях, то, конечно, не упустит случая и уведет их с собою, причем иногда загрызет противника, то есть домашнего жеребца. Ловящиеся всегда тенетами, дикие лошади с великим трудом бегают и по большей части спустя год по потере свободы умирают»[117].

Еще такое описание: «Дикие лошади из себя небольшие, но довольно толстые и очень крепкие, на масть мышастые. Мой отец и ловил их, так что же? Они или убегут, или подохнут, потому что не могут жить в неволе – по степи им бегать, это так. Вот это, бывало, едет по шляху человек на кобыле, а дикие лошади пасутся. Сейчас же дикий жеребец выскочит и нюхает, чем тот человек едет – кобылою или конем. Как почует, что кобыла, так и пиши, человече, что пропал: побьет оглобли, поломает воз и захватит с собой кобылу. И сколько по той дороге колес, ободьев, оглобель да драбин от возов валялось: то все шкода диких жеребцов»[118]. Господин Иосиф Шатилов в своем «Сообщении о тарпанах» дает описание дикого коня, пойманного в 60-х годах в Новороссии, чем-то схожее, но чем-то и отличающееся от цитированных выше: «Рост 1 аршин и 14 вершков; шерсть мышастая, грива и хвост черные, густые; глаза выпуклые, большие, горящие огнем; по всей спине, от гривы к хвосту, черная полоса; голова несколько увеличенная, ноздри расширенные, плотное, на крепких ногах, телосложение. Он держит себя гордо и на свободе и под верхом, скоро бежит рысью в запряжке и шибко скачет в галоп под верхом; вынослив в езде и добронравен в упряжке… не теряет тела как в конюшне, так и в табуне, всегда полный и круглый, бодрый и игривый»[119]. В последний раз видели косяк диких лошадей, числом шесть голов, в 1866 году, в вековых тирсах Херсонской губернии, в Заградовской степи князя Кочубея[120]. В настоящее время дикие лошади продолжают существовать в Средней Азии[121].

Из птиц в степях вольностей запорожских казаков водились: бабы, как пишет все тот же Боплан, «с такими огромными шеями, что они могут в своих зобах, как будто в садке, держать живую рыбу и доставлять ее оттуда себе в пищу»[122]; лебеди, гуси, утки, дрофы, стрепеты, колпицы, бакланы, журавли, аисты, цапли, тетерева, куропатки, коростели, скворцы, голуби, орлы, соколы, ястребы, чайки, соловьи, стрижи, галки, сороки, вороны, чижи, щеглы, кулики, жаворонки, подорожники и другие более простые птицы; из домашних птиц петухов было больше, чем кур, потому что петухи пением своим заменяли казакам часы[123]. Большинство из названных зверей и птиц служили предметом охоты для запорожцев и составляли некоторый источник частного и войскового дохода.

Из рыб в реках, озерах и лиманах вольностей запорожских казаков известны были: белуга, иногда до трех сажен длины; осетры, севрюга, стерлядь, сомы, сазаны, иначе коропы, судаки, или сула, окуни, щука, тарань, скумбрия, вырезуб, рыбец, бычки, камбала, иначе полурыбица, язи, чилики, марена, лещи, сельди, белизна, сабли, плотва, караси, раки и проч. Для рыбной ловли запорожские казаки располагались зимой в особых заводах, летом – во временных тростниковых шалашах, по берегам рек, озер и лиманов.

Из насекомых известны были в степях вольностей запорожских казаков: пчелы, особенно много разводимые казаками, сверчки, муравьи, тараканы, пауки и другие; из пресмыкающихся – гадюки, ужи, желтопузики, то есть желтобрюхи и прочие[124].

Из произведений растительного царства известны были: виноград, яблоки, груши, вишни, терн, калина, барбарис, ежевика, дикий чай, шалфей, персики, водяные орехи, капуста, цикорий, горчица, спаржа, дикая морковь, хрен, пастернак, артишоки, которых особенное множество росло по Бугу, около Гарда между скал[125], пырей, ковыль, катран, бурьян, богородичная трава, чебер, бедринец, дягельник, чернобыльник, дикий лук, щавель, везил, пижма, лобода, репейник, крапива, полынь, лопух, тюльпан, васильки, мята, ромашка, гвоздика, капуста заячья, вязник, бронколь и другие; кроме того, по берегам рек, озер, лиманов и болот рос очерет, или камыш; из грибов известны были шампиньоны.

Представленные в таком привлекательном и заманчивом виде у одних писателей, вольности запорожских казаков изображаются в совершенно противоположном характере у других. Многие, покидая свою родину где-нибудь на Украине, в Польше и России, убегая за пороги и рассчитывая там на получение богатой добычи, напротив того, нередко возвращались назад, потеряв даже то, что несли с собой. Оттого и поется в казацких песнях:

Днипре брате, чим ты славен,Чим ты красен, чим ты ясен —Чи крутыми берегами,А чи жовтыми писками,А чи жовтыми писками,Чи своими казаками.Ой я славен бурлаками,Низовыми казаками,На Ныз идут – гроши несут,А з Нызу идуть, тай воши бьют.По-ид лавью рыбу плавлють,Пид прыпичком горшки ставлють.На пич добро выгружають.

Как пишет в журнале «Вестник Европы» господин Кулиш: «Рассказ Папроцкого выразительными чертами рисует местность, где гнездилось казачество. Становится понятным, почему она называлась «дикими полями», безлюдной пустыней, не принадлежащей никому из соседних народов. Это были пространства бесплодные, опустошаемые саранчой, удаленные от поселений настолько, что человек рисковал умереть голодной смертью во время переходов. Некоторые только места изобиловали рыбой и дичью, да на больших расстояниях были разбросаны оазисы богатой растительности для пастьбы скота. Удалиться за пороги значило подвергнуть себя многим лишениям, которые мог выдержать только человек с железной натурой. Чтобы войско могло стоять в этой пустыне кошем, отряды его должны были заниматься охотой и рыболовством. Даже добывание соли сопряжено было с далекими переездами и опасностями, и потому казаки вялили рыбу, натирая ее древесной золой вместо соли. «Казак-сиромаха» было давнишней народной поговоркой на Украине, где сиромахой обыкновенно называется волк в смысле голодного скитальца. Казак и убожество, казак и нужда – эти два понятия всегда имели близкое родство. Вспомним распространенное по Украине изображение запорожца с надписью:

Казак – душа правдива,Сорочки не мае[126].

Особенно страшны были запорожские степи людям, не свыкшимся с ними, не знавшим всех свойств и условий степной жизни. Как пишет господин Русов в своих «Русских трактатах»: «Гетман Самойлович во время переговоров с дьяком Украинцевым о союзе с Польшей против Крыма, в 1679 году, советовал царю не нарушать мира с крымцами, надеясь на Польшу, ибо, по его словам, поляки, при всем своем желании быть верными царю, как только попадут в степь и испытают ее прелести, то не выдержат, изменят и перейдут на сторону хана, лишь бы не вести войны там, где могли ее переносить только свыкшиеся с ней сыны степей, казаки»[127]. Выражаясь так, гетман Самойлович разумел крымские степи, но совершенно то же нужно сказать и о степях запорожских. Боплан, живший в XVII веке на Запорожье, отмечает главные недостатки запорожских степей – недостаток соли и воды[128]; и точно, в запорожских степях редко можно было встретить пресную воду, большей частью там была вода горькая и соленая. Манштейн, бывший в Запорожье в начале XVIII века, считает бедствиями степей отсутствие подножного корма в осеннее время, холодные ночи и несносные стужи среди лета, страшную пустынность края, отсутствие воды и леса для топлива[129]. У польских писателей прошлых веков вся земля запорожских казаков характерно называлась «Диким полем», иногда «Чистополем», «Пустополем». Тем же именем называются запорожские степи и у германского посланника Эриха Ласоты; последний дает название «Дикого поля» северо-западной окраине запорожских вольностей от реки Суры, правого притока Днепра, на север и на юг. На карте XVII века Typus generalis Ukraine «Диким полем – campus desertus et inhabitatus» – называется все пространство степей от левого берега Ингульца до реки Днепра. Малороссийские летописцы, польские писатели и западно европейские путешественники прибавляют к названным недостаткам степей Запорожского края страшный зной летом, невыносимый холод и лютую стужу, вследствие открытой, ничем не защищенной местности зимой; жестокие ветры, повальные болезни, всеобщий мор, часто посещавшие Запорожский край, саранча, комары, мошка, черви и хищные волки, свирепствовавшие в открытых степях и своим диким воем наводившие ужас на постоянных жителей и случайных путешественников – все это делало едва доступным для обитания край запорожских казаков. Многие из названных бедствий – засуха, повальные болезни, мор, саранча – повторялись нередко из года в год и были истинным бичом для низовых обитателей. Иногда, происходя даже где-нибудь на Украине, эти бедствия чувствительно отзывались и в Запорожье, как, например, в 1637, 1638, 1645–1650, 1677, 1686, 1710, 1748 и 1749 годах.