Громкий визг тормозов так и гулял в мыслях. Почему-то он перемешался со звуком выстрела, и вот уже дикая визжащая и барабанящая музыка стала бить по вискам. Вытянув вперед руку, я постаралась разглядеть свои пальцы, однако это было не лучшей идеей — меня замутило.
— Девушка, эй, вы в порядке? — пробился сквозь "чудную" какофонию хриплый голос. Я взглянула на его обладателя и усмехнулась. Стриптизер. А ты какими судьбами тут? Али мимо проходил? Захотелось вдруг улыбнуться. Наверное, это странно видеть улыбающуюся девушку, только что сбитую какой-то очень большой машиной?
— Эй, я тебя знаю, — он поморщился, вспоминая имя.
— Марина, — решила напомнить я.
— Точно, — его лицо просветлело. — Как ты? Я сильно тебя сшиб?
А, так это его автомобиль попытался размазать меня по асфальту. Забавно…
— Живая… вроде бы.
— Встать сможешь? — пытаясь это проверить, я кое-как поднялась на ноги. Они еще мелко дрожали, поэтому пришлось опереться на капот, стоящей здесь машины. Однако тошнота отступила, осталась лишь боль в разбитых коленях.
— Вроде порядок.
— Фух, — он громко выдохнул и почесал лоб. — Где ты живешь?
— Тут недалеко. — попробовала сделать шаг. Однако ноги подогнулись, и я кулем свалилась обратно на дорогу. Кто-то посигналил, проезжая мимо. Наверняка, они подумали, что я просто пьяна. Новая попытка встать провалилась.
— Давай помогу, — вдруг послышалось совсем рядом, и теплые сильные руки подняли над землей. Стучащие друг о дружку зубы сделали последний "Клац" и угомонились. А вот мурашки, наоборот, активизировались в салоне очаровательного внедорожника. Я полюбила эту машинку и ее хозяина, как только заработала печка, и включился обогрев сиденья.
— Спасибо, — шмыгнула довольная разлившемуся по телу теплу.
Водитель уселся рядом и попросил назвать адрес. Быстро доехав до пункта назначения, стриптизер покинул салон, а затем вытащил и меня, унося в подъезд, возле которого уже собрались парочка знакомых мне бабуль. "О, а вот и новая сплетня подъехала" — наверняка пронеслось в их головах. Я на это лишь закрыла глаза. Чему быть, того не миновать…
Правильно говорила несравненная Фаина Раневская: " Старость — это когда беспокоят не плохие сны, а плохая действительность". А для нынешних стариков любая действительность — это отвратительная сторона каждого жителя их дома. И не важно, существует она или нет.
— Ты можешь поставить меня. Через порог квартиры я смогу переступить сама, — он не сопротивлялся. Однако замялся прежде, чем уйти, провел по волосам широкой красивой ладонью, переступил с ноги на ногу… Я смотрела на него с любопытством, стараясь понять, о чем думает этот мужчина. Но он ничего не сказал, просто кивнул и, засунув руки в карманы темно-синих джинс, спустился на пролет вниз.
— Эй, — что я делаю? — Эй, подожди, — Костя откликнулся, поднял голову, — Может, выпьешь кофе?
Я старалась выглядеть доброжелательно и не сильно морщиться из-за ушибленного копчика, что уже сейчас принялся вопить о боли. Что будет утром? Об этом думать даже не хотелось. Ведь утром я наверняка даже с кровати буду подниматься с трудом.
Он улыбнулся.
— Извини, но давай как-нибудь в другой раз, — и, помолчав, продолижил, — будь аккуратнее на дорогах.
Интересно, он сейчас сам понял, что сказал? Понял, что оттолкнул девушку, которая всего лишь хотела поблагодарить за доброту? Наверняка, он все воспринял не так. Идиот!
Громко хлопнув дверью, я зашла в квартиру. Мамина сумка сиротливо валялась у входа, замшевые сапожки притаились в углу, а блестящая норка лежала на тумбе. Вздохнув, я повесила шубу на плечики, а сумку унесла в большую комнату, по пути заглянув и к маме. Она спала, распластавшись по кровати и прижав к себе мягкую подушку. Ласково проведя по ее лицу, я ловко задернула шторы и ушла к себе, готовиться к учебе. На носу сессия, а я еще не открывала учебники!
***
Он снова ехал, не разбирая дороги. Снова увлекся мыслями настолько, что не заметил девчонку, сидящую на асфальте. И как она вообще там оказалась? — хотелось бы ему спросить. Однако все вопросы выветрились из головы, как только она взглянула на него своими большими серыми глазами. В них плескалась обида. Какая-то по-детски наивная — ни на кого отдельно, на всех. А затем Коша разглядел ее разбитые колени, понимая, что завис на них, лишь после ее второй попытки подняться.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
О чем он думал, когда вез ее к дому, на ходу прибавляя мощность печки? Наверное, о солнце, а еще о зеленой траве, что сидела на соседнем сиденье. Такая же зеленая, такая же непокорная. А еще очень молчаливая. Она не жаловалась ни на испачанные ноги, ни на холод, что проникал наверняка даже под мышки. А Коше хотелось распросить ее, узнать какую-нибудь мелочь об этой чудачке.
О чем он думал, когда опускал Марину на ноги и позволял скрыться за дверями квартиры? Наверное, о дурацком чувстве благородства и о своем воспитании, которым так тщательно занималась мама. А еще об обиде, что плескалась в глубине завораживающих глаз. Наверное, ранимость этой девчонки и привлекла к ней такого опасного хищника, как Сомов. Вот только, что их связывает? Неужели настоящие чувства? Коша не верил.
Оказавшись в салоне своего автомобиля, Костя набрал выученный наизусть номер.
— Слушаю, — послышалось на том конце.
— Это Шарапов.
— Я понял, Что надо? — голос был сонным, но в нем отчетливо слышались нотки удивления.
— Я поговорить хотел.
— О чем?
— О нашем общем друге. Сомове. — В трубке повисла тишина, затем какой-то треск разорвал ее противную пленку, а скрип отодвигаемого кресла доложил, что пожилой собеседник искал опору.
— На старом месте. Подъезжай к девяти.
Отложив телефон на приборную панель, Коша вдавил педаль газа, позволяя автомобилю разогнаться на пустом шоссе.
Скорость и раньше опьяняла его, а теперь, после смерти отца, она и вовсе стала единственным выходом. Избавлением от раздражения, усталости, грусти. Она давала приток чему-то живому внутри, радовала застоявшееся в обычном ритме сердце.
Деревья пролетали мимо, радуя глаза своей белой шевелюрой. Растрепанные на ветру, озябшие на стойком морозе, они жались друг к другу, с беспокойствием вдыхали дымок из соседней деревни. Кустики, притаившиеся в их тени, беспокойно топорщили ветки, защищаясь от непогоды, от хлынувшего из небесного брандспойта снега. Повернув в сторону города, Коша с наслаждением втянул свежий морозный воздух и прикрыл окно, ускоряясь. Мысли улеглись, оставляя в покое женский образ, концентрация вернулась на прежнее место, обещая продуктивную работу.
— Как там Талый? Хорошо ему досталось. — Пробасил Гриб, просунув голову между сиденьями.
— Я к нему ездил сегодня. Ругается, — Санек усмехнулся и взглянул на друзей. — Хорошо Сомов нас встряхнул, да? Так бы и сидели ведь, ждали у моря погоды.
Коша фыркнул.
— Скажешь ему спасибо при встрече.
— Обязательно, — не стал отнекиваться друг, листая аудиозаписи в плейлисте. — Кстати, как там Тапок?
На этор раз фыркнул Гриб.
— Пополз к Таньке, как обычно. А она стерва опять его забрала. Как котенка, в самом деле!
— А ты чего ругаешься? Может, любит она его. — Санек почесал шрам на брови.
— Ага, любит, как же, — Гриб поправил очки, — какая любовь? Ты хоть раз видел их вместе?
— Да как-то не приходилось.
— Вот, и я только однажды. Она его не берет никуда с собой, а он знает, как мы к ней относимся, и тоже не зовет. И где тут любовь?
— Хочешь сказать, он дурак, что не приводит ее к нам в клуб? — приподнятая бровь высказала лучше слов весь скептицизм неэмоционального лица.
— Тьфу ты, упаси господи, нужна она нам, как собаке пятая лапа!
— Тогда что?
— А ничего! Бросил бы ее и хорошую девчонку нашел! Вон, как Катьку! — машину резко дернуло, это нога водителя соскользнула на педаль газа, топя ее в пол.
— Эй, аккуратнее. — Всполошились парни и умолкли.