МАКС
В бараках никогда не было абсолютной тишины, даже посреди ночи.
Вокруг себя Макс мог слышать шуршание постельного белья, не прекращающийся лающий кашель и приглушенные голоса разговаривающих вдалеке людей.
Он лежал на своей койке, стараясь шевелиться как можно меньше, притворяясь спящим, хотя спать абсолютно не хотелось.
Он не пытался выбросить ту девчонку из своих мыслей, просто не хотел делиться ими с остальными.
Лучше притвориться спящим.
Лучше избегать вопросов от тех, кто окружал его, кто держал его под постоянным надзором.
Было бы проще, если бы он был один.
Если бы он был по-настоящему один.
Но он сам выбрал такую жизнь, и поэтому возможности выбора не было. Так что все, что ему оставалось — разбираться со своими мыслями по ночам. Украдкой, и в то же время у всех на виду.
Из глубин памяти на него смотрели чистые голубые глаза. Глаза, которые он мечтал бы никогда не встречать.
И в которые надеялся заглянуть вновь.
Как можно скорее.
От неё будут проблемы. Уже тот факт, что он лежал без сна был тому доказательством.
Они обменялись всего парой слов, улыбкой. Несколько коротких минут, проведенных с ней в клубе, а он уже мучается и не может успокоиться.
Он вновь прокрутил в памяти последние моменты, когда последовал за ней в клубе. Как наблюдал за ней, слушающей игривую болтовню его друзей.
Он сразу обо всем догадался. Этого просто невозможно было не заметить — её широко распахнувшиеся глаза, задрожавший голос, рассыпавшаяся уверенность.
Она была не такой сильной, как бы ей хотелось.
Он волновался за неё, хотя на данный момент она была в безопасности — дома, с семьей, спящая в своей постели.
Ничего не подозревающая о страданиях, которые обрушила на него.
4
По дороге домой Бруклинн отказывалась говорить и даже смотреть в мою сторону, хотя я раз сто пыталась извиниться.
Может, если б я смогла объяснить почему нам пришлось покинуть клуб, она и простила бы меня. Но я не могла.
Но никому в мире, даже моей самой близкой подруге, нельзя было прознать о моих способностях…
О том, что я могу понять все, что услышу.
Ко времени, когда мы приблизились к окрестностям нашего дома в западной части города, — части торговцев, — я решила, что будет лучше, если сегодня заночую дома.
Конечно, так мои родители догадаются, что я сегодня ходила гулять, а не сидела у Брук дома. Но, судя по тому, как она смотрела исключительно прямо перед собой, прощать меня Брук не собиралась.
Во всяком случае, не сегодня.
Но я не жалела, что заставила её уйти.
Даже на следующее утро, в свете нового дня, была уверенна, что поступила правильно.
Я поняла, что сказал Клод прошлой ночью, и в тех словах было что-то не так…
Почему до сих пор я ни разу не слышала языка, на котором он говорил? Как вообще стало возможным его появление здесь? По мере увеличения угрозы революции рос и интерес других стран — стран, лелеявших надежду поживиться в час, когда наша защита ослабла, получить выгоду от королевы, находящейся в опасности — границы Лудании были закрыты, а иноземцам было приказано покинуть страну.
Туристические Паспорта больше не издавались.
И тем не менее, мне доводилось слышать все региональные вариации Терманского, Парсона и Англайского. Я была знакома со всеми их диалектами, знала все интонации и ритмы.
Или так мне казалось.
До этих пор.
Пока не услышала что-то совсем новое.
И почему я так уверенна, что мне не полагалось вообще слышать этот язык?
Хотелось бы знать, кем на самом деле являлись Клод и его друг.
Шпионами? Революционерами, общающимися шифром? Что-нибудь еще похуже? Эти вопросы и странное звучание этого нового языка преследовали меня всю ночь, лишая покоя.
Кое-что еще не давало мне спать, заполняя мысли. А мне не должно было быть никакого дела до этого
Темно-серые глаза, мягкие губы, нагловатая улыбка.
Я пыталась убедить себя, что глупо подпитывать подобные идеи, но каждый раз как только выгоняла его из головы, он находил лазейку и возвращался вновь.
На следующий день я увидела Бруклинн, ожидавшую на нашем старом месте на площади. Мне сразу стало легче.
Губы уже начали расплываться в улыбке, как вдруг дошло, что она делает вид, будто не замечает меня.
Арона пока не было — только она и я.
Я осторожно подошла, не зная, как вести себя после вчерашнего.
- Привет, — осторожно начала я. Ничего другого на ум не приходило.
Брук продолжала стоять, невозмутимо скрестив руки на груди. Школьная сумка лежала, перекосившись, у её ног.
Но, не смотря на вызывающую стойку, я знала, что она колеблется.
Иначе зачем же она пришла сюда? Она отвернулась в сторону, все еще отказываясь признать мое присутствие.
— Ладно, — признавая, что придется сделать первый шаг, вздохнула я, тут же возненавидев горечь извинения у меня на языке.
— Мне жаль, Бруклинн.
Знаю, тебе понравился тот парень…Клауд.
Я нарочно произнесла его имя именно так, в надежде сломить её железную оборону.
Но ничего не вышло. Она продолжала рассматривать небо над собой.
— Ну я не могу тебе ничего объяснить, просто не могу, — опять попыталась я.
— В них…было что-то странное. Что-то, чему нельзя доверять.
Это было все, в чем я могла ей признаться. И это сработало, она стала чуть притоптывать ногой.
Она слушала меня, и это было уже начало.
— Ты ведь знаешь, я не попросила бы уйти, если бы не волновалась…
Я запнулась, пытаясь придумать что бы ещё сказать.
И тут Брук сама повернулась ко мне. Непоколебимую нахмуреность сменило озабоченное выражение.
Она немного подумала, а когда, наконец, заговорила, мне захотелось вернуть время назад.
Грозное молчание было легче правды.
— Дело не в парне, Чарли.
Дело в тебе.
Что-то произошло вчера. И не только в клубе, но и в ресторане тоже.
Это ты вела себя странно…
Её голос понизился до шепота, когда она преодолела расстояние между нами, приблизившись настолько близко, чтоб никто не смог подслушать.
— Это ты ходишь по краю нарушения закона. И не обманывайся по этому поводу. Я видела, как вчера у школы ты дала мальчику печенье. Это опасно. Смертельно опасно.
Она прижалась ко мне щекой, ее слов почти не возможно было разобрать.
— Я твой друг, Чарли. Если хочешь чем-то поделиться со мной, я выслушаю. И сохраню твои секреты. Но ты должна быть более осторожна. Ради всех, кто тебя окружает.
Напуганая её словами, я отскочила. От изумления пересохло во рту.