— Это тоже отдайте следствию, — протянул Александр пистолет жандарму.
Злодея отвезли на Фонтанку к Пантелеймоновскому мосту, где находилось III Отделение. Всю дорогу убийцу трясло, будто припадочного.
— Чего ты шатаешься, сиди смирно, — строго сказал Слесарчук.
Тот молчал.
Император же вернулся в Зимний. Примечательно, что первым его побуждением было увидеть дочку Машу. Он ей спокойно рассказал, что случилось и она со слезами бросилась ему на шею. С трудом успокоив дочь, Александр пошёл к жене.
Войдя без стука в спальню, улыбнулся, глядя на удивлённые лица Марии Александровны и фрейлины, и мягко сказал:
— Со мной произошёл несчастный случай…
— Покушение! — воскликнула императрица…
В это же время, в зале Государственного совета проходило большое совещание. За столом председателя сидел великий князь Константин Николаевич. После двух часов работы был объявлен перерыв, и чиновники стали было расходиться, когда вдруг раздался крик: «Всем обратно!» Крик — дело небывалое в этих стенах, и все поспешили обратно. Тут же стала известна шокирующая новость о покушении на государя. В Большой дворцовой церкви был отслужен благодарственный молебен и далее чиновники двинулись к кабинету императора.
Александр вышел невозмутимый. Он сказал:
— Бог меня спас. Ещё послужу Отечеству!
Окружающие перекрестились. Вдруг послышались спешные шаги, в зал вбежали сыновья государя — цесаревич Александр и великие князья Алексей и Владимир. Наследник бросился к отцу, а тот его обнял.
— Сын, такова наша доля. Привыкай!
Чуть позже царственная семья прибыла в Казанский собор и отслужила благодарственный молебен. «Ещё рано умирать!» — эта мысль билась в голове Александра. Он не боялся смерти, но считал незавершённой свою миссию. — Так много нужно успеть сделать!
В тот же день, ближе к вечеру в квартиру известного поэта Майкова вбежал бледный и трясущийся Достоевский.
— В государя стреляли! — громко крикнул, ни с кем не здороваясь.
Все вскочили.
— Убили? — задал вопрос Майков каким-то странным голосом.
— Нет. Спасли…обошлось. Но — стреляли ведь! Стреляли!
Весьма примечательна была и реакция на покушение Герцена, писавшего: «Мы поражены при мысли об ответственности, которую взял на себя этот фанатик…»
Глава 31
Весть о спасении государя быстро разнеслась по Петербургу. Огромная Дворцовая площадь и все близлежащие улицы за считаные часы заполнились народом. Люди никак не хотели расходиться и громко скандировали: «Император! Император! Император!» Александр вышел на балкон, и народ колыхнуло. Там и тут раздавались крики «Ура», а некоторые, словно в каком-то безумии, рыдали…
Поздно вечером ударили в большой колокол у Исаакиевского собора. Люди потянулись в его сторону, — в храме начинался благодарственный молебен…
Тем временем в залах Зимнего дворца собрались возбуждённые придворные, генералы, высшие чиновники. Все ждали выхода императора в Георгиевский зал…Когда распахнулись двери и вышли государь под руку с императрицей, а за ними наследник и великие князья, всё внезапно затихло, но затем раздалось мощное «Ура!»
Государь поднял руку:
— Где тот, кому я обязан жизнью?
Все расступились и словно из ниоткуда появился маленький, худой мужичок в халате мастерового.
— Иди к государю, — шёпотом подсказали ему.
Мгновенно узнали имя, ещё молодого мужчины — Осип Комиссаров. Это он толкнул убийцу в руку и тем спас государя. Вторая новость также заставила взволноваться весь зал: этот мастеровой был выходцем из крестьян, а сам он родом из Костромы! Второй Сусанин! Крестьянин вновь спасает царя!
Император крепко ему пожал руку и громко сказал:
— Жалую тебя грамотой, домом в столице и 100 тысяч рублей.
— Ура-а-а! — закричали все.
Супруга Александра, Мария обняла спасителя мужа и заплакала…
В первые дни после покушения народ практически не отходил от Зимнего дворца: делегации ехали со всех концов Российской империи. Во всех газетах печатались статьи в поддержку государя…
В Мариинском театре играли «Жизнь за царя»…В середине первого акта в одну из средних лож вошёл Комиссаров с женой. Вся публика поднялась с мест и встретила вошедших громкими рукоплесканиями. К зрителям присоединились артисты. Раздался возглас:
— Гимн!
Четыре раза артисты вместе с публикой пропели гимн «Боже, царя храни!» После объявления антракта зрители было потянулись к дверям, как вдруг на сцену вышел поэт Майков и прочитал стихи:
Кто ж он, злодей? Откуда вышел он?
Из шайки ли злодейской,
что революцией зовётся европейской?
Кто б ни был он, он нам чужой,
и нет ему корней ни в современной нам живой,
ни в исторической России!
В Петербурге в это время появился обычай при проезде мимо Летнего сада снимать шапку и креститься. Весьма показательно было отношение простого народа к царю. Однажды приезжий замешкался снять шапку, и извозчик зло хмыкнул. К воротам сада принесли образа, на которые крестились прохожие. Приезжий, спохватившись, тоже перекрестился.
— Молитесь господин, молитесь, — сказал извозчик. — Благодарите Бога, что миловал вас.
— Я благодарю Бога, спасшего императора.
— Да, попал бы он в государя, то не поздоровилось бы вам, господам…
В народе шли упорные слухи, что убийцу подослали бывшие помещики, мстя за освобождение крестьян.
* * *
Тем временем в III Отделении начались допросы Каракозова, продолжавшиеся днём и ночью. Террорист оказался настоящим фанатиком. Несмотря на применявшиеся пытки, Каракозов назвался Алексеем Петровым, 24 лет, родом из помещичьих крестьян. Он сказал, что проживает в Петербурге около года и не имеет постоянного жилья. Работал якобы он в артелях при постройке мостов и мощении улиц. Шувалов не верил ему и сильно злился. Встретился «крепкий орешек», который упорно не кололся, а государь ждал результатов.
Каракозов держался уверенно и заявил шефу III Отделения:
— Если бы у меня было сто жизней, а не одна, и если бы народ потребовал, чтобы я все эти жизни принёс в жертву народному благу, клянусь всем, что есть святого, то я ни минуты не поколебался бы принести такую жертву!
«Преступника допрашивали целый день, не давая ему отдыха, — сообщал докладной запиской Шувалов Александру, — со следующего дня перейдём к пыткам 'утоплением».
Ряд мыслителей пытались понять каковы причины этого преступления. Так, профессор Никитенко высказал свои мысли следующим образом: «Чудовищное покушение на жизнь государя, несомненно, зародилось и созрело в гнезде нигилизма — в среде людей, которые заразившись разрушительным учением исключительного материализма, попрали в себе все нравственные начала, и смотря на человечество как на стадо животных, выбросили из души своей все верования, все возвышенные воззрения».
Ситуация с расследованием всё же продвинулась. Буквально через пару дней хозяин Знаменской гостиницы сообщил полиции, что постоялец из третьего номера исчез. На очной ставке он признал Каракозова. Номер убийцы обыскали и обнаружили конверт с адресом Николая Андреевича Ишутина, проживавшего в Москве. После недолгой слежки жандармы накрыли на конспиративной квартире «генерала», а также собранных им для совещания Ермолова, Юрасова и Загибалова. Террористов доставили в Петербург.
Ишутин в отличие от Каракозова «поплыл» сразу, даже без применения пыток. Он тут же признал в убийце своего двоюродного брата Дмитрия Владимировича Каракозова. Глава «Организации» также опознал и второго, застреленного жандармом, участника акции. Им оказался Странден, который попытался «замести следы», убрав Каракозова. Показательно, что Ермолов, также присутствовавший при попытке убийства государя, практически сразу же сбежал, даже не предприняв необходимых усилий. Позже на допросе Ермолов признался, что попросту струсил, хотя своим товарищам сказал, что стрелял тогда в полицию. Дело, по сути, было раскрыто, — Ишутин сдал всех…Практически каждую ночь шли аресты, — разгром был полный. Помимо непосредственных членов сообщества, обнаружились и сочувствующие: некто Худяков, ныне крупный промышленник, а в прошлом помещик, оказывающий финансовую помощь делу, а также доктор Кобылин, помогающий революционерам, как врач.