к укреплению диктатуры пролетариата.
Все усилия рабочего класса в тесном союзе с трудящимся крестьянством направлялись на ликвидацию разрухи, на развитие крупной промышленности в городах и кооперации в деревне, на победу социалистического уклада жизни.
Нэп… Далеко не всем был ясен смысл новой экономической политики. И было над чем задуматься. Всюду появились бесчисленные лавочки, «мальчики-подручные», которых частник-хозяйчик заставлял работать по 15 часов в сутки.
Нэп ухудшил экономическое положение части рабочей молодежи. Многие, недалекие по уму, директора предприятий в первую очередь увольняли подростков. И все потому, что первыми декретами Советской власти им был установлен сокращенный рабочий день, льготная оплата труда. Выброшенная за ворота фабрик и заводов молодежь пополняла и так уже немалую армию безработных. Часть ее деклассировала, порывала связь с производственной атмосферой, попадала нередко в полон рыночных спекулянтов, в цепкие лапы проституции.
Нэп… Ошалевшие от возможности свободной торговли нэпманы, спекулянты, жулье лихорадочно спешили насладиться «благами» переходного периода: аферами, ресторанами, казино, лихачами…
Когда на улицах Москвы загорались белые шары фонарей и начинали спотыкаться намотавшиеся за день лошади, на Неглинке, около Госбанка и в Театральном проезде наступало время оживленного движения. Неестественно веселые женщины бойко дефилировали в густой толпе мужчин, нагруженных свертками белья. Это — проститутки (среди них и малолетки). Они приветливо зазывали мужчин в «семейные номера» Сандуновских и Центральных бань. А окрест — блестящие витрины гастрономических магазинов, разодетые буржуи и оголенные дамы, пряная атмосфера пикантности, щекотания чувств. Нэп…
Период «военного коммунизма» был так прост, ясен и понятен.
Теперь же — нэпман с жирным загривком идет по тротуару с видом победителя, бросает брезгливо прохожему рабочему:
— А ну посторонись, это тебе не восемнадцатый год…
Некоторые парни и девчата, не поняв сущности новой экономической политики, впали в уныние, утратили перспективу. Они приходили в ячейку хмурые, выкладывали на стол комитета комсомольские билеты: «За что боролись?» Нелегко было осуждать вчерашнего лихого конника, чоновца, хватавшегося за ремень, где раньше была кобура с кольтом, при виде ненавистного ему буржуя. А теперь? Сидит этот парень — защитник революции и власти народной — по-прежнему на голодном пайке…
Действительно: за что боролись? Саша Косарев тоже мучительно размышлял над этим.
Александра Косарева направили работать организатором в одном из подрайонов Бауманского райкома РКСМ. «То Благушенский куст, то организатор подрайона…» — размышлял Саша, выслушав решение о назначении без энтузиазма. Заполняя анкету в МК РКСМ, на вопрос: «Какую работу считаете наиболее подходящей для себя», ответил не задумываясь — «организационную», но мечтал не о подрайоне.
Через несколько дней Сашу вызвала к себе секретарь райкома партии М. Костеловская:
— Косарев, — обратилась она без обиняков и рассуждений. — Исполнительная комиссия райкома на совместном заседании с парторганизаторами решила рекомендовать тебя комсомольским секретарем. Справишься?
— Справлюсь! Должен справиться… — выпалил, не задумываясь, Саша.
Костеловская на такую поспешность и горячность ответа только улыбнулась. Подумав немного и как бы взвесив правильность собственного решения, сказала:
— Ну вот и хорошо… Район ты в основном знаешь. Лефортово с Благушей — твоя «вотчина», басманцы — ныне бауманцы — тебя, говорят, приняли нормально. А предшественника твоего мы от работы отстраняем, запутался он в хозяйственных делах… Судить будем. Вот такие-то «дела»… Тебе и эти «дела» в райкоме расчищать придется.
15 января 1922 года Косарев с волнением подходил к небольшому зданию на Бакунинской улице. Вот и дом № 3. Здесь разместился райком, в котором Саше предстояло испытать свои силы на самостоятельной работе. «Справлюсь ли?» Раньше — в Благуше и Питере — работа тоже была не из простых. Но все-таки наставлялся он старшими товарищами: П. Усановым, М. Тужилкиным, был, как говорится, прикрыт их спинами.
Бауманский район — большой. Одних комсомольцев около девятисот душ, а актива? На последней конференции в райком избрали девять человек, а работают в районе шесть — три члена и три кандидата… Остальные разъехались по всей стране. Штатных работников райкома — и того меньше…
Как увеличить состав актива, сделать его мобильным и работоспособным?
Это был для Косарева вопрос вопросов. К тому же Бауманский район — центральный. Большинство наркоматов и ведомств располагалось на его территории. Однажды в орготделе райкома партии Саша взглянул на список учреждений и «ужаснулся» — так велик он был: «Мать честная, и везде надо создавать ячейки союза?! За неделю в районе и сейчас проходит до 150 комсомольских собраний! Что же дальше-то будет?..»
Правильное по тем временам решение он нашел, вспомнив, как начинал в 1918 году комсомольскую работу в Лефортовском районе ответственным за Благушенский куст. Не райком и не подрайком тогда создали на Благуше, а куст — вроде как бы и не уставное, но все-таки объединение. Кустовые организаторы себя, безусловно, оправдали, многое успевали сделать, а главное, приближали райком комсомола к молодежи. Этот-то опыт и подсказал сейчас Косареву выход из положения. Бауманцы разбили свой район на пять участков. В каждом создали нечто вроде общественных бюро или советов — всего из пятидесяти человек. Они-то и стали опорными коллективами райкома. Состав привлеченного актива сразу вырос, а работа оживилась. В МК этот опыт одобрили. О Косареве пошла молва как о толковом, инициативном работнике.
Опыт работы среди молодежи накапливался как-то незаметно и вроде бы сам собой. А в действительности много людей и событий влияли на процесс формирования молодого вожака.
С весны Косарева стали приглашать на заседания бюро райкома партии. Входили в него люди яркие, деятельные, с большим революционным прошлым. Чаще, чем с другими, Саша встречался по работе с заведующим орготделом А. И. Монаховым — в прошлом руководителем революционного большевистского подполья на Сормовском заводе, активным участником Великой Октябрьской социалистической революции. Он часами беседовал с Косаревым, обсуждая состояние комсомольских дел, мудрыми советами наставлял молодого руководителя. Его вниманием Саша нередко даже злоупотреблял. На посту заворга райкома партии Монахова сменил Николай Николаевич Мандельштам — член партии с 1903 года, лихой участник боевых операций против банд Махно и Григорьева.
Косареву скидок на молодость и неопытность не делали. Уже 3 июля райком партии заслушал доклад о работе комсомольской организации — первый и удачный Сашин отчет в партийном комитете.
30 сентября 1922 года Косарева избрали членом Бауманского райкома ВКП(б).
Саша не забывал разговор с Васькой Зудовым об Антипыче, своем первом фабричном