Остановлюсь далее на трёх вопросах, отражающих ключевые пункты на оси времени системы координат минувшего столетия.
1. Какую Россию мы потеряли? Этот ностальгический штамп известного кинорежиссёра имеет в виду, конечно, дооктябрьскую Россию. С 75 % неграмотного населения Россия в социальном отношении была преимущественно крестьянской страной с чрезвычайно отсталым примитивным сельским хозяйством. П. Столыпин пытался придать ему импульс капиталистического фермерского развития, но реформа затронула лишь часть крестьянства, оставив к началу Первой мировой войны основную массу крестьянских хозяйств малоземельными, безлошадными и низкопродуктивными. Не случайно большевистский лозунг «Земля – крестьянам» сыграл роковую роль для судеб Февральской и Октябрьской революций. Несмотря на промышленный подъём, русский капитализм не сумел выполнить свою историческую миссию в развитии производительных сил: создать адекватную материально-техническую базу, провести индустриализацию народного хозяйства, включая и земледелие, преобразовать полностью сельское хозяйство на капиталистический лад, освободить его от феодальных пережитков и значительного удельного веса натурального хозяйства. Не нужно много цифр, чтобы показать тот громадный скачок, который сделал, как известно, в экономике, образовании и здравоохранении СССР в сравнении с высшими показателями старой России. К 70-летию Великой Октябрьской социалистической революции (1987 г.) СССР по сравнению с дооктябрьской Россией (1913 г.) перешёл с 5-го на 2-е место в мире; с 4-го на 1-е место в Европе по объёму промышленности, увеличив его в 205 раз (а в рамках РСФСР – в 199 раз), по машиностроению соответственно с 4-го на 2-е и с 3-го на 1-е место и т. д.
Таким образом, экономика России не только не «потерялась»: она многократно увеличилась количественно и поднялась качественно (новые отрасли, кадры, научное обеспечение и др.), хотя нуждалась в постоянном совершенствовании, но не по образцам дооктябрьской России, а по требованиям современного научно-технического прогресса и по образцам тех стран, где получались его более высокие достижения.
2. Были ли экономический кризис и «застой» в конце советского периода и в чём причина гибели советской экономической системы? В опубликованных работах Проблемной группы этот вопрос постоянно рассматривается начиная с 1992 г. Всякий экономический кризис выражается в падении объема производства или, как теперь говорят, в спаде производства. Поскольку известны кризисы разных видов, которые имеют разное происхождение и неодинаковый характер, необходимо, во-первых, выяснение тех особенностей, которые отличают данное кризисное явление не как эпизодическое, однократное, вызванное чрезвычайными, не зависящими от самой экономики, от производства и воспроизводства обстоятельствами (стихийное бедствие, война и т. п.), а как периодически повторяющееся и в этом смысле закономерное явление. Если руководствоваться этими признаками и ограничениями, то в послевоенный период в СССР не было экономического кризиса вплоть до 1990 г. Среднегодовые темпы роста ВНП (по системе национальных счетов), валового общественного продукта и национального дохода (по балансовому методу, без учёта услуг непроизводственной сферы) и реальных доходов на душу населения (по методу советской статистики) хотя и снижались, но имели положительное значение с 1961–1965 гг. по 1986–1990 гг. включительно. Худшие показатели во всём этом периоде приходятся на годы «перестройки» (последняя 12-я пятилетка – 1986–1990 гг.), но и здесь в среднем годовой ВНП составлял +2,4 %, хотя последний – 1990 г. дал –2 %.[35] Таким образом, о спаде производства, а следовательно, и об экономическом кризисе в этом смысле говорить нет оснований. Снижение темпов роста, если это – рост, не означает не только экономического кризиса (спада производства), но и пресловутого «застоя», под которым, строго говоря (если это не журналистско-популистская острота), можно было бы понимать нулевое состояние роста (т. е. его отсутствие без факта спада объёма производства). Можно ли всерьёз без политизации говорить о «застое» экономики только СССР, если в 1980-е гг. производительность труда выросла в нём на 35 %, в Испании – на 34 %, в США – на 31 %. По логике этих оценок и США находились в эти годы в состоянии застоя. Но кризис, начавшийся в 1990 г. в СССР, стал действительно всеобщим экономическим кризисом, который по масштабам спада производства превзошел масштабы Великой депрессии в США 1930-х гг. и не преодолён до конца до сих пор, спустя 17 лет (а если мерить по 2013 г., то почти четверть века), поскольку не достигнут полностью уровень 1989 г. по главным сферам материального производства. Однако этот спад – не обычный классический циклический периодический кризис перепроизводства товаров. Он вызван не внутренними воспроизводственными причинами и противоречиями между производством и потреблением, когда возникает избыток предложения товаров при суженном спросе на них. Спад производства (почти вдвое) возник и увеличивался бешеными темпами при громадном неудовлетворённом спросе, при астрономической инфляции. Это свидетельствует об особом характере экономического кризиса в СССР и России в 1990-х гг. Мы имеем здесь дело с так называемым трансформационным кризисом (по Я. Корнаи – трансформационным спадом), импульсом которого явились неэкономические, идеологические, политические факторы, приведшие через правовые акты и вооружённое насилие к разрушению сложившейся экономической системы и тем самым опосредованно вызвавшие хаос в общественном производстве. Непосредственными причинами такого состояния явились: а) демонтаж централизованного планового управления народным хозяйством, включая систему материально-технического снабжения при отсутствии рыночного механизма хозяйственных связей между предприятиями – производителями и потребителями; б) отказ от системы международных кооперационных связей между государственными органами и предприятиями стран СЭВ, включенных в единую интеграционную программу; в) распад СССР, повлекший разрушение единого народнохозяйственного комплекса производства, обмена, распределения и потребления на территории всей страны. Таким образом, противоречия и кризис политической системы во главе с руководящим ядром – КПСС привели к всеобщему трансформационному кризису, к гибели советской (назовём её так) модели экономической системы социализма.
3. К какой модели идёт Россия (некоторые методологические соображения).
Теоретическая разработка российской модели экономической системы предполагает постановку двуединой задачи: 1) характеристика ныне существующей экономической системы, сложившейся или складывающейся в процессе перехода от плановой к рыночной экономике; 2) определение и описание прогнозируемой (ожидаемой) экономической системы и путей её формирования и дальнейшего (в пределах обозримого периода) развития. Хотя по названным проблемам имеется немало неоднозначных представлений и в научных, и политических, и в журналистских кругах, всё же характер и содержание разночтений в рамках каждой из них существенно разные. В первом случае речь идёт о реально существующем объекте, поэтому различия возникают в связи с оценками одних и тех же эмпирических фактов и статистических данных. Разброс мнений велик: от признания до отрицания завершённости переходного периода к рыночной экономике, к капитализму, от отрицания «нормального» капитализма или вообще факта капитализма в сегодняшней России до признания господства в ней или некоего «дикого капитализма», или «олигархического капитализма», или «корпоративного капитализма», или, наконец, «государственного капитализма». Во втором же случае к очевидным тенденциям в реальной экономике, оценка которых аналогична оценкам первого случая, добавляется принципиально новое обстоятельство: гипотетическая творческая характеристика их пролонгации не только в среднесрочной, но и в долгосрочной перспективе. Иначе говоря, во втором случае речь идёт о научном предвидении, обосновании прогноза некоей идеальной, будущей модели российской экономики. Здесь не обойтись без разработки вариантов развития, векторы которых могут иметь весьма существенное расхождение. Причём речь идёт, видимо, не только о макроэкономических воспроизводственных показателях, но и о социально-экономических индикаторах, характеризующих систему общественно-производственных и институциональных отношений. В таких представлениях усиливается влияние фактора «желаемого общественно-экономического строя», учёта активности преобразовательной (строительной) деятельности государства, общества, понимаемой по-разному в различных политических партиях и негосударственных общественных организациях. Правомерно поэтому в разработке прогноза ограничить группу приоритетных концепций, носителями которых являются политические партии, образующие фракции в парламенте (не исключая из поля зрения и другие оригинальные проекты). Вместе с тем диапазон заслуживающих внимания моделей расширяется за пределы рыночной системы. В связи с этим следует подчеркнуть два обстоятельства, важных для понимания самой задачи.