Читать интересную книгу Сочинения в двух томах. Том второй - Петр Северов

На этот раз Рикорд был доволен: он захватил в плен шестьдесят японцев, именно столько, сколько и намеревался захватить. Команда купеческого судна пыталась сопротивляться: у нее было и оружие, и боеприпасы. Но когда матросы «Дианы» ворвались со шлюпок на палубу «купца» и дело дошло до рукопашной, — схватка продолжалась недолго. Позже матросы называли этот бой «вежливым»: не отвечая огнем на стрельбу противника, они ворвались на палубу и действовали прикладами и кулаками.

Особенно доволен был Рикорд: среди шестидесяти японцев оказался богатый купчина, хозяин корабля, некий Такатай Кахи. Купец, как видно, собирался с визитом к начальнику японского гарнизона в заливе Измены и потому разоделся в самые дорогие шелка. Теперь, находясь в плену, он по-прежнему верил в могущество своего богатства. Он спросил капитана и, подойдя к Рикорду, произнес торжественно:

— Я — Такатай Кахи. В Японии отлично известна моя фамилия. Кроме этого моего корабля, на который вы напали, у меня имеется еще десять таких же больших кораблей. Кроме того, у меня имеются собственные рыбные промыслы. Наконец, у меня имеются собственные дома и замок. На меня работают сотни людей, потому что я, Такатай Кахи, очень богат.

— Хорошо! — воскликнул капитан, с интересом рассматривая дородного купчину. — Мне и был нужен именно такой господин…

Очевидно, из уважения к собственной особе купец стал говорить о себе в третьем лице:

— Такатай Кахи желал бы знать, какой ценой он может откупиться?

Рикорд смотрел на японца с улыбкой.

— Поскольку жизнь и благополучие уважаемого Такатай Кахи бесценны, с моей стороны было бы неприлично называть какую-либо цену.

Купец поклонился; он принял эти слова всерьез; окружавшие его японцы удивленно зашептались и несколько отступили от своего предводителя, точно стремясь подчеркнуть уважение к нему. А Такатай Кахи очень понравился комплимент капитана и, наверное, особенно в той части, которая объясняла, что выкуп не потребуется.

— В таком случае, — произнес он громко и даже привставая от гордости на цыпочки, — Такатай Кахи надеется узнать, чем объяснить это печальное недоразумение? Доблестный русский офицер принял меня, наверное, за кого-то другого? Смею заверить доблестного русского офицера, что я, Такатай Кахи, чья фамилия известна по всей Японии, не злопамятен. Я соглашусь простить эту ошибку.

— Вишь ты, как пыжится! — весело воскликнул кто-то из матросов. — Умора!..

Капитан строго повел в сторону весельчака глазами и продолжал прежним почтительным тоном:

— Недоразумение вызвано, уважаемый Кахи, поведением японских военных на Кунасири. Мало того, что они ворвались на русскую землю и построили на этом острове крепость, — они обманным путем завлекли и захватили в плен капитана этого корабля и с ним шестерых русских моряков. Несколько дней назад начальник гарнизона сообщил мне через посыльного, что эти семеро русских моряков убиты. Однако подтвердить сообщение в письменной форме он отказался.

Японец вздрогнул и побледнел; круглое лицо его перекосилось:

— Убиты?.. Но этого не может быть! Совсем недавно, да, десять дней назад, Такатай Кахи видел пленных русских моряков в городе Мацмае. Я даже помню фамилию капитана… Он очень любезен и оказывал мне почтение по японским обычаям. Вот, я вспомнил фамилию: капитан Мур!..

Рикорд удивленно переглянулся с офицерами: что же с Головниным? Если Мур числится капитаном, значит, Головнин погиб?..

— Быть может, вы не точно назвали фамилию, уважаемый? Фамилия капитана — Головнин.

— Нет, нет, — уверенно повторил японец. — Фамилия капитана Мур… Он среднего роста, плечистый, бороду бреет, но оставляет длинные виски, на вид суров, но глаза добрые.

— Да это и есть Василий Михайлович! — восторженно закричал Рикорд, глядя в просиявшие лица матросов.

— Именно, — подтвердил купец. — Его так и называли: Василий Михайлович… Вы можете верить Такатай Кахи, у него десять таких же кораблей и собственные рыбные промыслы.

— Да погоди ты со своими промыслами! — отмахнулся от него капитан. — Где они содержатся? В Мацмае? Значит, живы? Ура!

Дружное матросское «ура» пронеслось над «Дианой» и повторилось на «Зотике», словно эхо. На какую-то минуту Рикорд позабыл и про японского купца, и про его спутников. А купец испугался шумной радости моряков, не поняв, что происходит, утратив осанку и важность, юркнул в толпу пленных.

Два дюжих матроса с трудом отыскали его в тесной толпе, вывели и снова поставили перед капитаном.

— Вам не грозит опасность, уважаемый Кахи, — сказал капитан, с усмешкой оглядывая взъерошенного, помятого купца. — Вы сообщили нам радостную весть.

Купец моментально преобразился; оказывается, он очень быстро учитывал изменения обстановки. Оправляя свой измятый халат и снова принимая солидную мину, он молвил с важностью:!

— О, Такатай Кахи неведом страх! Это, знаете, от радости, наши меня… ну, обнимали… Я думаю, что теперь, после того как вы узнали о своих друзьях, вы не погубите мой корабль? На нем так много сушеной рыбы… Если вам нужны заложники — возьмите половину моих матросов. Корабль, однако, не должен погибнуть. Вы не допустите этого, капитан?

— Как вижу, матросы для вас понятие второстепенное? — поинтересовался Рикорд. — Судно значительно дороже, верно?

Японец глубоко вздохнул и молвил смиренно:

— Человек — только дитя судьбы. Сегодня он жив, а завтра его нет. Но корабль может служить и завтра.

— О, да вы еще и философ? — мягко, насмешливо удивился Рикорд. — Нужно сказать, ваша философия коммерции не отличается особым человеколюбием. Можете успокоиться: я не покушаюсь на ваш корабль. Он может следовать в Японию или куда вам угодно. Все ваши люди будут освобождены. А вы, господин Такатай Кахи, отправитесь в небольшое путешествие на Камчатку. Вы будете жить в Петропавловске до того самого дня, пока ваши соотечественники не освободят наших соотечественников. Кстати, можете написать письмо своим родственникам или губернатору Мацмая, чтобы они побеспокоились о вашем освобождении.

Купец отшатнулся и, наверное, сел бы на палубу, если бы другие японцы не поддержали его сзади.

— Я, Такатай Кахи, отдаю вам тридцать… Хотите — сорок… Хотите — пятьдесят человек!.. Зачем же я вам и старый, и нетрудоспособный?

Рикорд обернулся к своим офицерам:

— Сначала я думал взять в плен шестьдесят или семьдесят японцев. Теперь я вижу: достаточно и этого одного. Судьбе всех других начальство их не придало бы никакого значения. Как видите, он раздает своих подчиненных, будто это мешки с рисом или сушеная рыба.

— Я отдам всех шестьдесят! — плаксиво воскликнул Такатай Кахи. — Но у меня неотложные дела! Понимаете, я тороплюсь в Хакодате! В этом городе назначены крупные торги.

Глядя на него с мостика сверху вниз, Рикорд спросил строго:

— Вы — человек, Такатай Кахи?

Японец смотрел озадаченно.

— Да, конечно.

— А человек — дитя судьбы?

— Я это сказал… Верно.

— Так подчинитесь своей судьбе. Идите и пишите письма.

Следуя за матросом, купец понуро сделал несколько шагов и, точно споткнувшись, остановился. Почему-то теперь он смотрел на Рикорда с сияющей улыбкой. Капитан ждал очередных уловок, предложений богатого выкупа, щедрых обещаний. Но Кахи уже отлично оценил обстоятельства. Он проговорил, кланяясь и тихонько смеясь:

— Такая счастливая неожиданность!.. Я, Такатай Кахи, очень рад! Больше того, я счастлив… Мне доведется путешествовать в обществе столь образованных и просвещенных людей! Какая завидная судьба… Право, я очень счастлив, мой доблестный капитан!

Кто-то из матросов захохотал:

— Ну и лисица!

В тот день «Диана» и «Зотик», не предпринимая военных действий против японской крепости, покинули Кунасири. Корабли шли на север, к далеким берегам Камчатки. Освобождение пленников откладывалось еще на год, но Рикорд теперь был уверен в успехе дела. Он мог бы пожалеть только об одном: что не знал, какие события произошли за это время в Мацмае, в глухой, отрезанной от мира губернаторской темнице и в самом отряде Василия Головнина.

* * *

Мур плакал от ярости и проклинал самого себя: как это могло случиться, что бегство пленников первыми заметили караульные? Если бы он подал сигнал тревоги в те минуты, когда они выбрались за ограду, наверняка он получил бы благодарность самого буниоса… Что могло произойти за оградой? Беглецы, конечно, оказали бы сопротивление? Это и важно! Быть может, теперь их осталось бы меньше. В случае жертв с японской стороны и остальным не сдобровать бы… И нужно же было случиться такому несчастью: всегда бдительный, чуткий к каждому ночному шороху, он позорно проспал решающие минуты. А теперь, чего доброго, японцы могли заподозрить и его в соучастии. Проклятие! Впервые за время плена сыграл он такого дурака. Погоня устремилась за беглецами лишь утром, а за это время они, пожалуй, успели уйти далеко.