сих пор ответственность за бывших одногруппников чувствует, любой ценой помочь старается. А заявление — это ерунда, его сразу после перевода и забрать из ЗАГСа можно — подумаешь, большое дело! Ее друзья и в институте не раз так делали, когда им требовался какой-нибудь дефицит, который нигде, кроме как в салоне молодоженов, не найдешь.
Оказалось, однако, что заявление в ЗАГС Даша с Витей подали отнюдь не фиктивное. Расстались они несколько лет назад, и за все это время ни одному из них так и не удалось повстречать более подходящего человека, и на второй встрече по случаю выпуска их роман возобновился. И на этот раз куда более основательно. Даша только что переехала и устроилась — в ожидании комнаты в семейном общежитии, которую обещали Вите — с остальными Ша, которые, чтобы и дальше не расставаться, сняли крохотную однокомнатную квартиру где-то на окраине. На радостях они позвали всех друзей и знакомых, чтобы отметить одновременно и новоселье, и воссоединение неразлучной троицы и победу над неповоротливой бюрократической системой, равнодушной к узам любви и дружбы.
Та, которую позже назвали Мариной, чуть не застонала. У ее дочери как раз в то время резался очередной зуб — с температурой и бесконечными капризами. Нечего было и думать, чтобы оставить ее — она немного успокаивалась только у нее на руках. Сбивчиво объяснив все это Кате, она клятвенно пообещала непременно быть на следующей встрече, вздохнула и вооружилась терпением в ожидании следующего звонка. Которого не последовало.
То, что ее на Дашину с Витей свадьбу не позвали, она восприняла спокойно — сама прекрасно помнила, как они с мужем не в состоянии были большую компанию собирать. А вот на встречу… Неужели забыли? Или решили, что это ей с ними больше неинтересно, раз постоянно отказывается? Всерьез обидеться ей не удалось — взял слово ее тихий внутренний голос.
Для начала он сухо поинтересовался, с какой стати она считает, что это только у нее масса новых обязанностей и неотложных дел появилась. Не получив от нее ответа, он добавил, что вместо того чтобы обижаться на невнимание, разумнее было бы предположить, что у людей различные ЧП могут в жизни случиться. Признав его правоту, она ринулась было к телефону, но тихий внутренний голос остановил ее, напомнив, как некстати в ее собственной жизни многие звонки звучали. Кроме того, заметил он, если ей больше не звонят, значит, надобность в общении с ней у них отпала, и навязываться в таком случае — просто недостойно; лучше подождать, пока к ней вновь интерес проявят, а пока заняться своей собственной жизнью. Она нехотя согласилась.
Вернувшись на работу, она еще несколько раз встречалась с Катей — когда та за результатами очередных испытаний приезжала. Проводила их не та, которую позже назвали Мариной — в ее отсутствие, похоже, у Кати с ее отделом прекрасные деловые отношения сложились. Она, впрочем, не настаивала — один больничный следовал за другим, и она не могла быть уверена, что, начав эксперимент, закончит его в оговоренные сроки.
Не заговаривала она и о встречах выпускников — неудобно было, после стольких отказов, намекать, что ее нарочито обходят вниманием. Но отдельные новости до нее все же доходили. Узнав, что сама Катя недавно вышла замуж за Леню Бернадского, она даже не удивилась — давно уже почувствовала, что не только по работе они так тесно общаются. Другие ее бывшие соученики тоже женились, заводили детей, меняли место работы и продвигались по службе… Она радовалась за них, передавала приветы и даже иногда получала ответные.
Вскоре, однако, вместо Кати за результатами начал приезжать некий молодой человек — то ли сотрудник ее, то ли подчиненный — и ее последний источник новостей иссяк. Ну что ж, подумала она, мать оказалась-таки права: у каждого — своя жизнь, с новыми интересами и горизонтами, и цепляются за прошлое только те, кому в настоящем делать нечего.
За всеми этими воспоминаниями уборка закончилась неожиданно быстро. Приняв душ, она глянула на часы. До выхода минут сорок, не больше — вряд ли голова сама высохнет, хоть и начала она недавно короткую стрижку носить. Вздохнув, она вспомнила, как отказалась от фена, который муж хотел достать ей ко дню рождения через каких-то знакомых, частенько в командировки в соцстраны выезжающих. Кто же знал, что ей вдруг понадобится срочно волосы высушить? Ладно, можно и над газом, если на полную его не открывать — мать у нее всегда так голову сушила в экстренных случаях, когда ее к больному срочно вызывали.
Но сначала она решила позвонить Лиле. Ведь глупо же будет, если она раньше приедет и будет околачиваться там, под закрытой дверью — да еще и после того, как газом надышится, чтобы не опоздать.
Лиля схватила трубку после второго гудка.
— Лиля, это я, — проговорила та, которую позже назвали Мариной, — ты когда в столовой будешь?
— Да еду я уже, еду, — раздраженно бросила Лиля. — Ты меня прямо из двери вынула. А что случилось-то? — В голосе у нее прозвучала напряженная нотка.
— Да ничего не случилось, — успокоила ее та, которую позже назвали Мариной. — Я просто тоже хотела раньше подъехать.
— Витька, что, и тебя решил выдернуть? — фыркнула Лиля.
— Куда выдернуть? — не поняла та, которую позже назвали Мариной.
— Это он тебе звонил, чтобы раньше приехала? — спросила Лиля.
— Да нет, я просто… — замялась та, которую позже назвали Мариной. — Понимаешь, у меня не получится с вами посидеть — так я хотела деньги подвезти и, может, помочь вам чем-то…
— Да мы и сами справимся — в первый раз, что ли, — сухо бросила Лиля.
— Лиля, перестань! — неловко пробормотала та, которую позже назвали Мариной. — Мне детей не на кого оставить — муж срочно в командировку уехал. Если у меня опять все как-то не по-человечески выходит, то я хоть чем-то хотела быть полезной…
— Да чего уж там! — отмахнулась от нее Лиля. — Ты и так кучу народа обзвонила, деньги собрала — и так тебе спасибо.
— Лиля, да причем здесь спасибо? — воскликнула та, которую позже назвали Мариной, окончательно расстроившись. — Мне приятно было… Мне так хотелось вас всех увидеть, но… Это — длинная история…
— Ладно, — перебила ее Лиля, — давай, приезжай — там и разберемся. Я уже и так опаздываю. У тебя хоть полчаса будет? — спросила она, словно спохватившись.
— Будет, будет, — радостно ответила ей та, которую позже назвали Мариной, и с чувством облегчения отправилась к плите.
Голова уже почти высохла.
Минут десять — и можно выходить.
Так