К началу мая наш первый полностью сделанный своими руками корабль был готов, включая установленную мачту с парусами. Спуск на воду не составил никаких трудностей – наверное, при таком количестве готовых помочь неандертальцев он прекрасно получился бы и без солидола, и без деревянных желобов до самой воды. Но лишним это тоже не было, ведь мы собирались строить еще два заметно более крупных катамарана.
Вообще-то хоть я сам планировал сроки начала и окончания всех этапов постройки «Дельфина», но в глубине души мне не верилось, что мы сможем построить его так быстро – меньше чем за год. Однако неандертальцы оказали нам большую помощь, вдвоем с Павлом мы бы наверняка возились существенно дольше. Никаких хоть сколько-нибудь сложных работ мы нашим соседям не поручали, но неподалеку от места постройки постоянно находились как минимум трое, всегда готовые что-нибудь принести, поднять и подержать, а это заметно ускоряло процесс. Упум даже научился не только заворачивать шурупы (правда, пока только в предварительно надсверленные места), но и по виду отличать их от гвоздей.
Так вот, десятого мая мы спихнули «Дельфин» на воду, и он поплыл, для начала вдоль берега. Команда состояла из меня, Кати и братцев-неандертальцев.
Первое впечатление было приятным – слабый ветерок, при котором «Катран» ни за что бы не развил больше семи километров в час, позволил «Дельфину» разогнаться до одиннадцати. Зато второе – не очень: при обоих рулях, выставленных строго прямо, катамаран тянуло немного влево. Для поддержания прямолинейного движения рули нужно было отклонять вправо, но совсем немного, так что я счел подобное допустимым. Правда, для подъема парусов, особенно грота, требовались уже куда большие усилия, чем на «Катране», но они не были чрезмерными даже для меня, не говоря уж о неандертальцах.
– Нормальный получился кораблик, – поделилась впечатлениями Катя, когда мы после первого плавания, продолжавшегося час с минутами, вернулись в бухту и подвели «Дельфин» к заранее построенному еще в апреле причалу. Все-таки этот катамаран был слишком тяжел для того, чтобы после каждого заплыва вытаскивать его на берег.
– Очень даже у вас неплохо вышло, – продолжила Катя, когда мы сошли на берег, – только у рубки внутри вид какой-то совсем неуютный. Но ничего, я попробую с этим что-то сделать.
До конца мая мы испытывали наш новый корабль каждый день. Кате очень понравилась работа автопилота, то есть углепластиковой штуковины длиной полметра, с дисплеем и кнопками. Из ее торца мог выдвигаться шток, который следовало прикрепить к румпелю, а саму штуковину за специальные петли – к палубе. Двигая этим самым штоком, автопилот был способен выдерживать курс по встроенному магнитному компасу или относительно кажущегося направления ветра. Причем и то и другое у него получалось очень неплохо – пожалуй, даже немного лучше, чем у меня. Питался он от двенадцати вольт и потреблял совсем немного – меньше, чем мой самодельный холодильник. Еще два похожих ждали своей очереди на складе. Они отличались от первого в два раза большей мощностью исполнительного механизма и тем, что были предназначены не для румпельного, а для штурвального управления. Большие катамараны, которые мы собирались начать строить после завершения испытаний «Дельфина», будут управляться уже не румпелем, а штурвалом.
Почти в самом конце испытаний обнаружилось, что при волнении свыше пяти баллов и курсе навстречу волнам наш «Дельфин» зарывается в воду носами. Павел сказал «Ага!» и разразился речью о том, что каждый уважающий себя корабль должен иметь атлантический нос. Мол, немецкий линкор «Шарнхорст» сначала построили без него, но он повел себя в точности как наш «Дельфин», и посудину пришлось спешно дорабатывать.
Эти носы мы сделали из фанеры и поставили на места за пару дней, но в полном соответствии с законом подлости немедленно установилась безветренная погода, которая продержалась дней десять. И единственное, что мы смогли, – это убедиться, что нашлепки на носах не мешают в штиль плавать на моторе. Но в конце концов штиль кончился, и мы, подождав, пока ветер усилится баллов до пяти-шести, вышли в море.
Быстро выяснилось, что Пашины нашлепки действительно помогают против заныривания носом, но через полчаса на особо крупной волне левая треснула и перекосилась, а правую вообще сорвало. Это не помешало нам добраться до бухты, и Паша, едва сойдя на берег, принялся соображать, как можно укрепить и усилить пресловутые атлантические носы. Но я за время нашего короткого заплыва успел понять, что именно они делали, и заявил, что знаю, чем их можно заменить.
Через неделю, дождавшись подходящего волнения, «Дельфин» вновь вышел в море, имея в составе силового каркаса дополнительную поперечину, расположенную на самом носу. Она представляла собой дубовую доску шириной триста пятьдесят миллиметров при толщине семьдесят, с закругленными торцами и установленную под углом градусов десять к горизонтали. То есть это было что-то вроде антикрыла у спортивных автомобилей, но установленного не сзади, а спереди и не с отрицательным, а с положительным углом атаки. Заодно получилось дополнительное крепление для бушприта, а то он все-таки слегка играл при сильных порывах ветра.
Испытания показали, что мое антикрыло работает даже чуть лучше Пашиных атлантических носов и, главное, совершенно не собирается ни ломаться, ни отваливаться. Эта деталь была внесена в проект под названием «носовой спойлер», и для завершения программы испытаний «Дельфину» теперь оставалось только повторить дальний маршрут «Катрана», то есть сплавать до Крита и обратно, но теперь уже за один заход, то есть без ночевок на Карпатосе или Арматии. Состав экипажа предполагался тот же, что и в прошлый раз, – мы с Угымом и Упумом.
Вторая экспедиция на Крит продолжалась всего четверо суток, да и то мы почти целый день провели в гостях у наших знакомых дикарей, снова одарив их зеленым горошком, ножами, небольшой лопатой и рыболовными принадлежностями. «Дельфин» показал себя отличным ходоком, и к тому же благодаря автопилоту он мог плыть круглосуточно, ибо не требовал постоянного моего присмотра. Последнюю ночную вахту вообще несли неандертальцы. Их задачей было сидеть у автопилота и смотреть, как он работает, а при малейших признаках возможного ухудшения погоды будить меня. В принципе ночную вахту прекрасно мог бы нести и один из братьев, но дело в том, что они, как и все их сородичи, совершенно не переносили даже кратковременного одиночества. Оставшись один, неандерталец, как правило, немедленно впадал в растерянность, почти мгновенно терял способность к любой осмысленной деятельности и мог только сидеть, сжавшись в комок, обхватив колени руками и испуганно озираясь. А вот уже вдвоем это были вполне дееспособные люди, могущие даже нормально отстоять ночную вахту, не разбудив меня. Они и не будили, так что я проснулся только утром, когда на горизонте уже появились далекие вершины гор острова Родос.
На следующее утро состоялся торжественный завтрак с концертом, посвященный закладке двух новых катамаранов, а сразу после этого мы с Пашей начали пилить доски для шпангоутов нижних секций. То есть пошла работа, закончить которую Павел планировал через одиннадцать месяцев, а я – через тринадцать.
Остаток лета прошел не только в столярных трудах, но и в регулярных рейсах Родос – Запятая – Москва и обратно, причем большую их часть совершал «Дельфин» с экипажем из меня и Апиных сыновей. На «Катране» я плавал всего пару раз, когда Кате хотелось немного развеяться и отдохнуть от домашней суеты. Тогда мы с ней брали наш старый заслуженный надувной катамаран и устраивали себе отпуск на двое суток, благо дети уже могли питаться не только молоком. Хотя, впрочем, при случае в племени было кому их подкормить.
Все необходимое для постройки больших катамаранов у нас уже имелось, и теперь я таскал то, без чего в принципе можно было и обойтись, но зачем, когда возможность посещать будущее еще не пропала?