доклады, а командиру вода за шиворот льется. Кто в этом случае должен лучше знать, кто должен решать? — быстро ответил Полецкий и, видимо, верно угадал мнение адмирала, потому что тот одобрительно кивнул головой.
— Можно еще два слова, товарищ адмирал? — включился в разговор командор Скочек.
— Пожалуйста.
— Гражданин адмирал, был этот шквал или его не было, но одно нужно признать — что капитан Соляк и его команда проявили себя, с самой лучшей стороны.
— Команда, да… — заметил Полецкий, но адмирал дал ему знак рукой, чтобы он не прерывал.
Скочек продолжал:
— Возьмем хотя бы его решение войти в Уйсьце, потом сам маневр. Много ли таких случаев было в нашем флоте? Это было решение на грани риска, но Соляк его принял…
— Рисковать-то он любит!
— Командор Полецкий!
— Простите, товарищ адмирал.
— Так или иначе, он это решение принял и выполнил его до конца. В конце концов, капитан Соляк спас и корабль, и команду, — закончил разволновавшийся Скочек.
— Пожалуйста, командор Полецкий, вы, кажется, что-то хотели сказать?
— Собственно говоря… Марианский и Скочек защищают здесь Соляка, а я выступаю в неблагодарной роли. Поэтому для ясности хочу сказать, что я четко вижу разницу между долгом, знаниями и самыми мужественными порывами и импровизациями. Я не сомневаюсь в том, что капитан Соляк храбрый офицер и, может быть, даже неплохой командир, но я обвиняю его в неумении предвидеть, в недостатке благоразумия, в легкомыслии. Если бы он с самого начала принимал в расчет состояние моря, возможности корабля, не нужно было бы теперь все сваливать на шквал.
— И что же вы предлагаете?
— Мне кажется, товарищ адмирал, что было бы полезным на какое-то время отстранить капитана Соляка от непосредственного командования кораблем. К тому же после шока — ведь он потерял сознание, сломал руку — будет ли он сам чувствовать себя на корабле так же уверенно, как раньше? К тому же я не знаю, будет ли к нему, как к командиру, относиться с полным доверием команда «Моруса»? И после всего, что случилось, не будут ли люди, хотя бы подсознательно, испытывать недоверие к нему? А в интересах службы это недопустимо. Вопрос слишком серьезен, чтобы руководствоваться только сантиментами. — Полецкий посмотрел на Марианского и медленным и усталым движением снял очки.
Адмирал встал, но дал знак рукой, чтобы присутствующие сидели. Он обратился к Скочеку.
— Ваше мнение, командор?
— Товарищ адмирал, я прошу вас оставить капитана Соляка в моем дивизионе и на корабле. Командор Полецкий говорил о команде. Я хочу вам доложить, что мы с моим замполитом не знаем, куда от команды «Моруса» нам деться: они все время спрашивают, что с их командиром, когда он к ним вернется. Как раз вчера ко мне приходил секретарь парторганизации «Моруса», тоже по делу Соляка. Капитан Соляк — один из лучших моих командиров кораблей. Во всяком случае, я его таким считаю.
— Вы, командор Марианский?
— Разрешите мне сказать, товарищ адмирал. Меня очень удивило предложение командора Полецкого. Не сердись, Генек, — Марианский коснулся локтя Полецкого, — но ведь отстранить офицера от командования кораблем — это же самое страшное наказание! Командир «Моруса» ни в коем случае этого не заслуживает. Даже исходя из выводов комиссии, в крайнем случае следует обратить его внимание или, не знаю, сделать ему замечание, может быть, вынести выговор, чтобы в дальнейшем он был более предусмотрителен. Но снять Соляка с командования кораблем? Нет. В этом вопросе я разделяю мнение командира дивизиона и прошу оставить капитана Соляка на его теперешней должности.
Адмирал задумчиво смотрел в окно, где ему был виден залив, свинцовая гладь зимнего моря, и молча курил трубку. Потом повернулся и посмотрел на офицеров.
— Еще одно. Кто-то из присутствующих товарищей говорил здесь о состоянии здоровья Соляка. Там ведь раненых было двое?
— Так точно, — подтвердил Полецкий. — У капитана Соляка была сломана рука, а у матроса Коженя — нога.
— А как сейчас они?
— Все уже хорошо, — доложил Скочек. — Матрос Кожень вышел из госпиталя и поехал в отпуск домой, а капитан Соляк ждет здесь, в вашей приемной.
— Вы его вызывали?
— Я думал, что у вас, товарищ адмирал, могут быть к нему какие-нибудь вопросы.
— Ладно. Раз уж капитан Соляк здесь, давайте его пригласим сюда, послушаем, что он нам скажет. А может, после всего случившегося ему самому не захочется командовать, а?
— Соляку? — не скрывая удивления, сорвался со своего места командор Скочек. — Если вы разрешите, я его приглашу.
— Минуточку. Прежде чем мы его пригласим, нужно самим прийти к какому-нибудь выводу. — Адмирал сел и отложил трубку. Какое-то время он молчал, машинально складывая бумаги, потом начал говорить медленно, отчетливо произнося отдельные предложения и даже слова: — Из того, что мы сегодня услышали, случай с «Морусом» и с его командиром следует разделить на две фазы. Первая началась с выхода «Моруса» из района учений до того момента, когда Соляк решил продолжать рейс, несмотря на то что шторм превысил установленный предел прочности кораблей этого класса. При этом мы должны помнить, и здесь я согласен с командором Полецким, что Соляк тогда находился не в открытом море, а держался у берега и имел возможность и право зайти в ближайший порт. Оперативный дежурный — это вопрос другой, впрочем, мы к нему еще вернемся. Я также согласен с Полецким в том, что командир корабля должен не только умело оценивать изменившуюся обстановку, но и вовремя принимать решение, хотя бы для того, чтобы избежать неприятных последствий. — Довольный Полецкий поудобнее устроился в кресле. Адмирал продолжал: — Вторая фаза начинается в момент, когда шторм усилился. Подтвердил ли Соляк в этой ситуации те качества, которые должен иметь командир корабля? Соответствовала ли скорость корабля состоянию моря, хорошо ли он подготовился к шторму? По материалам комиссии, а особенно по записям в корабельном журнале следует, что на этот вопрос можно ответить положительно. Но и потом его решение, правда принятое с опозданием, о том, чтобы все же войти в Уйсьце, борьба за живучесть корабля, вход в порт на глухом и слепом корабле — эту вторую фазу следует оценить очень высоко. Поздравляю вас, товарищи, — адмирал обратился к Марианскому и Скочеку, — с прекрасным кораблем и мужественной командой. И, несмотря ни на что, с отличным командиром. Был ли шквал? Солидная штормовая волна такой силы тоже может много бед наделать. Но поскольку люди, разбирающиеся в метеорологии, не исключают такой возможности, будем считать, что «Морус» попал в шквал. Подводя итог сказанному, я за то, чтобы оставить капитана Соляка на корабле. — Тут уже повеселели Скочек и Марианский. — В общем, все случившееся должно стать