прокуратура отказалась от этого дела, они считают, что нет оснований.
— Ну, в законах-то они разбираются. — Адмирал, попыхивая трубкой, взглянул на командора Полецкого, который листал папку с документами. — А каково же ваше окончательное мнение по делу «Моруса», командор?
— Честно говоря, товарищ адмирал, тут есть два мнения. Одно — комиссии, а второе — командора Марианского.
— Вы ссоритесь, а я должен вас мирить? — пошутил адмирал. — Ну хорошо… Давайте вспомним заключение комиссии. Товарищ Полецкий, дайте мне на минутку протокол. Итак, сначала выводы комиссии, а потом, командор Марианский, послушаем ваше мнение. Соляк, Соляк… Это тот самый, который на учениях Варшавского Договора показал хорошие результаты в ракетной стрельбе?
— Тот самый. — Марианский довольно улыбнулся. — Вы его, гражданин адмирал, наверняка помните.
— Правильно. Вспоминаю. Такой видный, подтянутый, шатен.
— Так точно, товарищ адмирал.
Адмирал покачал головой и неприязненно посмотрел на толстую папку с бумагами, лежащую на письменном столе.
— Вот, заваливают человека бумагами, даже на корабли времени нет сходить. Людей понемногу забываешь. Да, сейчас я вспоминаю этого Соляка. Ну хорошо, Полецкий, что там у тебя против него? Коротко, в нескольких словах. Протокол я читал.
Полецкий поправил очки и откашлялся.
— По мнению комиссии, — последнее слово он подчеркнул, — капитан Соляк, как командир корабля, допустил два основных просчета, которые имели непосредственное влияние на аварию «Моруса».
— Могли иметь или имели? — не выдержал горячий Марианский.
Адмирал выпустил клуб дыма.
— Марианский, не горячись. Потом тебе слово дадим. Но, с другой стороны, командор Полецкий, вопрос правильный. Пожалуйста, расскажите нам, какие это были ошибки и имели ли они непосредственное отношение к аварии «Моруса».
— Слушаюсь, гражданин адмирал, — ответил Полецкий, бросая на Марианского не очень приветливый взгляд. — Итак, первая ошибка капитана Соляка заключалась в том, что, узнав о силе идущего шторма, он не приказал изменить курс и не вошел в ближайший порт, а их у него по пути было несколько. Вторая ошибка, по моему мнению, более опасная, которая даже заставляет сомневаться в квалификации Соляка как командира и уж, по крайней мере, в его знаниях и морской дисциплине, основана на том, что он не привел скорость корабля в соответствие со штормовыми условиями. Другими словами, он не сумел справиться со своими обязанностями во время шторма. И имело ли это отношение к аварии? По моему мнению, имело. И уж во всяком случае, без сомнения, могло иметь.
Адмирал перевернул страницу протокола. Потом отложил еще дымящуюся трубку, вздохнул и обратился к Марианскому:
— А что вы на это скажете, командор?
— Слушаюсь. — Марианский нервно шевельнулся в кресле.
Молчавший до сих пор командир дивизиона шепнул Марианскому что-то на ухо и пододвинул к нему поближе лист бумаги.
— Слушаюсь, товарищ адмирал, — повторил Марианский. — Внешне все выглядело так, как докладывал здесь командор Полецкий.
Полецкий, не скрывая своего удивления, пожал плечами.
— Но только внешне. А в действительности же возникает вопрос: когда капитан Соляк мог принять решение свернуть в ближайший порт? В то время, когда сила ветра была четыре, пять или шесть баллов? А может, позже, когда это сделать было уже невозможно?
— Тогда, когда приближалась известная ему теоретически допустимая для безопасности его корабля. — В этот раз уже не выдержал Полецкий. Адмирал подпер голову руками, закрыл глаза и молчал.
— А тогда уже было слишком поздно! — возразил Марианский. — Когда сила ветра превысила теоретически допустимую для безопасности «Моруса», до ближайшего порта было по крайней мере двадцать миль, и если бы даже Соляк решил туда зайти, шквал и там мог его захватить в любую минуту.
Адмирал поднял голову и посмотрел на Марианского.
— Шторм или шквал? Давайте не будем путать эти два понятия, — сказал он.
— Я не путаю, товарищ адмирал. Вот, пожалуйста, здесь есть справка гидрографов, причем не только наших, но и гражданских, из которой видно, что как раз в этот день и в этом районе Балтики наблюдались воздушные вихри силой свыше девяти баллов по шкале Бофора.
Адмирал надел очки. Сначала он читал про себя, а потом вслух.
«В районе островов Рюген и Борнхольм, а также в Поморском заливе замечено необычное для Балтийского моря метеорологическое явление — вихревое движение воздуха по горизонтальной оси, называемое иначе шквалами. Причиной их возникновения было столкновение двух масс воздуха: холодного из Скандинавии и сильно нагретого, поступающего из бассейна Средиземного моря. Возникшие в результате этого сильные, хотя и кратковременные, порывы ветра доходили до десяти баллов. Шквалы, как известно, могут создавать серьезную опасность даже для большого корабля, так как…»
— Ну хорошо. Что могут шквалы, нам известно. Помнишь, Скочек, как нас захватил такой шквал? Мы тогда на «Блыскавице» через Ла-Манш шли…
— Да, дал он нам тогда прикурить, товарищ адмирал, — оживился Скочек, обрадованный тем, что адмирал не забыл старые времена, когда они плавали вместе. «Блыскавица» тогда шла с визитом дружбы в Брест.
— Так-то оно так, но ведь то было почти в Атлантическом океане! Но шквал на Балтике, в это время? Ну что же, море есть море… Командор Полецкий, вы знакомы с этой бумагой?
— Конечно, товарищ адмирал.
— Ну и что?
— Она ни в чем не противоречит выводам комиссии. Да к тому же еще неизвестно, действительно ли «Морус» попал в шквал.
— А показания команды, а разрушения на палубе — это что, от обычного шторма? — не унимался Марианский. А Скочек добавил:
— Гражданин адмирал, даже прокурор написал в постановлении, что нельзя исключить возможности, что это был шквал!
— Вот именно: нельзя исключить! Но даже прокурор не написал, что «Морус» попал в шквал, — не сдавался Полецкий.
— Так что, мы должны быть подозрительнее самого прокурора? — вспылил Марианский.
— Спокойно, товарищи, спокойно. И дело, конечно, не в том, командор Марианский, кто подозрительнее. Мы должны просто по справедливости решить это дело. Покажите-ка мне постановление прокурора.
Адмирал читал внимательно, на этот раз про себя. Потом отложил документ и снова взялся за трубку, которая уже почти погасла.
— Да… — сказал он задумчиво, как будто говорил сам с собой. — Юристы до сегодняшнего дня пользуются старым принципом, что в сомнительном случае дело решается в пользу обвиняемого. Может, кто-нибудь из товарищей хочет что-то добавить?
— Я хотел бы еще сказать, — произнес Марианский, — что в случае, если мы не исключаем возможности попадания корабля капитана Соляка в шквал, то следующее обвинение комиссии в том, что скорость корабля не соответствовала создавшемуся положению, снимается. Что же касается захода в ближайший порт, тут первое слово должен был иметь оперативный дежурный, однако такого приказа он Соляку не давал.
— Для меня важнее всего то, что делает командир корабля. Перед дежурным только карта и