Август пропустил его слова мимо ушей.
– В конце концов, искусственные порталы ведь действуют? – продолжал Ашен. – И небезвыгодно?
Август посмотрел на него сверху вниз и сказал все, что думает.
В непарламентских выражениях.
* * *
Йоханссон добрался до нас только через полчаса. Он слушал прямую трансляцию с места событий, быстро понял, что торопиться ни к чему, переформатировал свою команду и – за что я была ему отдельно благодарна – вызвал санитарную группу.
Август как будто ждал его, потому что увидел снижавшиеся машины, глазки закатил и тихо осел. В вертолет погрузили его, Марию, у которой сдали нервы, Радху и Фатиму, которая от пережитого находилась в предынфарктном состоянии. Ну и я, конечно, полетела с ними. На аэродроме Августа уже ждал самолет. Женщин забрали в московскую клинику, а мы с Августом полетели дальше – в Беер-Шеву, к тому хирургу, который чинил голову Павлову. Август был в сознании, но ослабел настолько, что соглашался при необходимости даже на Сибирь лететь – если в Беер-Шеве врачи не справятся.
Я сидела рядом с платформой, на которой он лежал, держала за руку и рассказывала. Просто рассказывала.
Когда он улетел, я развернула бурную деятельность. Я увидела в его планах отличную нишу для себя и стремилась ее заполнить. Я подписала индейцев следить за сеньорой Вальдес – и через три дня знала уже все о подпольных квартирах сектантов на Земле. Сеньора, избавившись от меня, напрочь потеряла осторожность. Весту она приставила к невестке, а сама носилась по всему миру. Она не замечала, что в любом уголке за ней следили внимательные фиолетовые глаза индейцев. Ехала в аэропорт – ее отвозил индеец-таксист. Прилетала в Мадрид или в Дели – в аэропорту ей предлагал услуги другой индеец. И все адреса, которые она посещала, тут же становились известны мне. Данные я сдавала Йоханссону.
Я написала господину Тану и выпросила его ноу-хау – передатчики, замаскированные под волосы. Я написала Хуану Антонио, и он согласился выполнить мою просьбу, хотя и сказал, что я офигела. Но задача показалась ему интересной. Наконец, мне требовался инженер. Я вызвала с Сонно мастера Вэня, но ему нужен был помощник. И тогда я наитием побеспокоила старого знакомого – Сержио Чекконе, некогда руководившего танирским гротто Церкви Сатаны. Сержио остыл к сатанизму, искал себе новое применение, и мой вызов пришелся кстати.
Эти трое и собрали мое «оснащение». Изготовили практически на коленке четыре волоска, из которых три были передатчиком, а один – давал команду вирусу. Они сделали мне новый камень для кларийского перстня и четыре чипа. Я со смехом вспоминала вечер, когда мы обсуждали, как замаскировать вирус. Это должна быть такая информация, от которой человек хотя бы несколько минут гарантированно не оторвется. И я не знала наверняка, кто будет просматривать чипы – мужчина или женщина. Доверилась интуиции и тому, что склонная к подражанию Ясмин Фора явно копировала какого-то мужика. Тогда я и решила, что сектой руководит мужчина, а женщин среди его доверенных лиц нет. Он женщин вовсю использует, создает у них иллюзию, будто они и есть доверенные лица, а на самом деле старается держать их подальше от любой важной информации. Я сказала ребятам: ориентируемся на мужиков. О, воскликнули все трое хором, ну это порнуха! Еще сутки они искали по всем ресурсам самое навороченное порно – ведь в личном архиве принца не может быть какой-то фигни, принц у нас эстет и сноб. Долго размышляли на тему «а что такое не фигня». Узнали для себя много нового. И еще страшно представить, что подумали в моем офисе, увидев счета за покупку эксклюзивных порнографических роликов.
Хорошо, что Ронту не успел воспользоваться перстнем как ключом. Это была моя «Мертвая рука». При обычном просмотре ничего не происходило. Но при попытке использовать перстень в качестве ключа к оборонным системам Клариона активизировался другой вирус. Он захватывал всю информацию, которая хранилась на чипе и браслете оператора, присоединял к ней данные, которые предоставил Энрике Вальдес и которые хранились на этом же кристалле, и отправлял пакет генералу Лайону Маккинби, копии – его жене Мелви Сатис-Маккинби и сенатору Кимберли Тако, нашему послу в Шанхае. Я долго думала, не сбросить ли копию еще и шанхайской императрице, но отказалась от этой мысли. Такой шаг уже можно приравнять к государственной измене: мало ли что хранится в тайниках оператора. Я не сомневалась, что перстень окажется в руках главаря – он никому бы его не доверил. Точно так же я не сомневалась, что главарь – высокопоставленный чиновник, имеющий доступ как минимум к части наших оборонных секретов. Не стоит делиться ими с диссидой. Даже если диссида прямо сейчас белая, пушистая и вроде как на стороне всех честных людей.
Вот в общих чертах и вся моя история.
Август о своих подвигах толком и не говорил. Ему было уже так худо, что он старался не открывать глаза. Только пожаловался:
– Делла, она была такая красивая. Я залюбовался. Мне не хотелось ее портить. Но другого выхода не оставалось. – Помолчал. – У Чужих невероятное чувство прекрасного. Хотелось бы мне дожить до того дня, когда мы сможем выйти за пределы галактики. Я мечтаю увидеть мир, который был их Домом.
В Беер-Шеве нас уже ждали. Августа сразу отвезли на исследования, я осталась ждать в приемной. Через три часа меня позвали в палату. Врач сказал, что оперировать лучше прямо сегодня, тогда, возможно, удастся спасти кое-какие поврежденные, но еще не окончательно убитые сосуды. Август подписал согласие на операцию.
Наступала ночь. Я ждала. Иногда проваливалась в дремоту, но тут же просыпалась. Я начинала вздрагивать от самых слабых звуков, как от удара – верный признак нервного истощения.
Августа сняли с операционного стола около полуночи. Я села около его койки, как много лет назад, взяла за руку. Знала, что он спит – но часть его сознания слышит меня, чувствует, что я рядом. Давным-давно один умный врач сказал мне, что для человека нет ничего хуже, чем одиночество. Я хотела, чтобы Август знал – он не один.
А под утро почти бесшумно откатились двери, и в палату вошел очень знакомый человек – увидеть которого я ожидала меньше всего на свете. Черно-белое, в масть ласточки, монашеское облачение, выбритая тонзура, молодое лицо с тонкими чертами.
– Скотти? – я не поверила своим глазам. – Ты?!
Он положил мне руку на плечо, улыбнулся:
– Здравствуй, сестра. Отдохни, я посижу с ним.
– Скотти… Господи, ты живой и здоровый! И на свободе!
– Я и был на свободе, – ответил он мягко. – Просто работал. Я был недалеко от вас. В Эдинбурге.
– Все это время?!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});