В моих руках оказалась девятка мечей. Глядя на нее, я вспоминала, какой предстала передо мной эта карта, когда я находилась под воздействием порошка. С кончика каждого золотого меча тогда стекали алые слезы.
Теперь я смотрела на мечи и почти видела капли крови, а в голове звучало давнишнее предостережение ангела: «Это ключ к твоему прошлому и будущему, жестокость, в том числе и к самому себе, боль, доводящая до безумия. Она гложет тебя и пожрет, если ты не избавишься от нее».
— Значит, надо это сделать, — произнесла я вслух. — Я убью Чезаре Борджа. Ты должен пойти со мной и помочь.
Последовала такая долгая пауза, что я успела прийти в отчаяние и произнесла осипшим от огорчения голосом:
— Неужели ты не пойдешь со мной и даже не покажешься? Я боюсь и нуждаюсь в утешении!
Наконец-то донесся ответ, едва слышный, как будто бы ангел отдалился от меня: «Я всегда с тобой и никогда тебя не покину».
Я вздохнула, потому что моя вера поколебалась. Первое видение, по-видимому, было вызвано исключительно порошком, а вовсе не магическим ритуалом, а сознание сейчас просто подсказало то, что я надеялась услышать. Однако у меня по-прежнему оставалась возможность спасти жизнь госпожи и отомстить за смерть Маттео.
Из суеверия я все-таки замкнула магический круг и вспомнила, как храбра Катерина Сфорца. Она не стала бы открещиваться от опасного предприятия, нашла бы хитрый способ подобраться к Чезаре Борджа и убить его. Опуская девятку мечей в карман плаща, где уже лежали перчатки и ключ, я решила, что моим талисманом будет госпожа, и невольно улыбнулась.
Покои сера Джованни примыкали к бывшим комнатам Катерины в Парадизе, где теперь разместился капитан да Кремона. К счастью, он был в столовой со своими товарищами-кондотьерами, пил вино и обсуждал планы на завтрашний день. Я беззвучно прокралась из комнаты сера Джованни в прежнюю спальню Катерины.
На ночном столике горела лампа. Я прошла через спальню в узкий коридор, ведущий к уборной. Примерно на середине я остановилась, опустилась на корточки и поднесла лампу к темной стенной панели, где и обнаружила замочную скважину.
Я отперла замок и принялась нащупывать верхнюю перекладину в стене, когда поняла, что не хочу оставлять здесь лампу — тогда станет известно не только о моем побеге, но и о существовании тайного хода. Я повесила лампу на пояс, молясь, чтобы не загорелась одежда, схватилась за перекладину и начала спускаться в шахту.
Закрывать вход было страшно. Мне пришлось держаться за перекладину одной рукой, а другой ставить панель на место. Нагретый колпак лампы больно обжигал бедро, ударял меня каждый раз, когда я спускалась на следующую ступеньку. Я преодолела примерно четверть пути, и лампа качнулась так сильно, что вовсе погасла, а колпак с нее едва не слетел.
Я каким-то образом сумела удержаться и поймать эту раскаленную штуковину, не дав ей улететь вниз и разбиться вдребезги в темноте. Шахта и перекладины лестницы промерзли — обожженная нога и заледеневшие руки не позволяли мне расслабляться. Я непрерывно думала о Катерине, которая только посмеялась бы над такими мелкими неприятностями.
Затем настал миг, когда я встала на перекладину обеими ногами, потому что не нащупала следующей. Я пригнулась, стараясь рассмотреть, что там, внизу. Несмотря на кромешную тьму, у меня было такое ощущение, будто земля где-то рядом, однако предчувствовать — вовсе не то что видеть своими глазами.
«Давай! — Я представила, как ко мне обращается Катерина. — Прыгай. Я тебя поддержу».
Я разжала руки и тут же приземлилась на твердую почву. Я не забыла, что надо сразу повернуть налево и сделать два шага. Подошва ботинка тут же заскребла по грубой древесине. Я открыла вход в тоннель и, прежде чем двигаться дальше, с трудом отцепила от пояса бесполезную лампу.
Без света я никак не могла знать, что ждет меня впереди. Я ощупала ногой промерзшую почву, нашарила камень размером с полкулака и швырнула в тоннель, который был всего в два раза шире моих плеч. Камень глухо ударил в мягкое дно — если бы я просто шагнула, падать пришлось бы долго. Я села на пороге и спустила ноги, нашаривая опору носком ботинка. Вниз уводили ступеньки, выбитые в земле и застеленные старыми досками. Глубоко вздохнув, я принялась спускаться по ненадежной лестнице и, двигаясь исключительно на ощупь, добралась до лаза высотой мне по плечо.
Это был классический подземный ход: спертый промерзший воздух, вонь от сточной канавы, пролегающей рядом, грызуны. Входя, я наклонила голову, но все равно шляпой задела грязный потолок.
Я пробиралась вперед, выставив руки, чувствуя, как пальцы разрывают паутину, и прислушиваясь к писку крыс под ногами. Шляпа слетела с головы, и мне пришлось наклониться и шарить по земле. В тот миг, когда одной рукой я коснулась шляпы, по другой пробежали маленькие лапки. Я стремительно распрямилась и ударилась головой о своды тоннеля.
В непроницаемой тьме я встряхнула шляпу, нахлобучила на голову и представила себе голос Катерины: «Настоящие Сфорца не боятся крыс и пауков».
Я неуклюже ковыляла вперед и через некоторое время начала задаваться вопросом, нет ли в тоннеле сквозных отверстий, поскольку в воздухе появились какие-то крохотные стеклянные шарики разных цветов. Или же это были прозрачные переливающиеся атомы, краски внутри которых перетекали одна в другую, словно на радужном шелке. Я заморгала, а когда присмотрелась снова, то увидела вместо шариков тонкие серебристые лучи, хотя в ту ночь не было луны.
Меня внезапно охватила радость, я рассмеялась вслух и весело прошептала:
— Ангел. Я пьяна, значит, ты должен ко мне прийти!
Меня вдруг ослепила вспышка, похожая на молнию, я закрыла лицо руками и, когда зрение вернулось, увидела вдалеке чей-то силуэт. Вероятно, это был ангел, переливавшийся темным светом, однако, когда я посмотрела прямо на него, силуэт переместился на периферию зрения.
— Ангел, выведи меня отсюда, — попросила я.
Ответа не последовало, ни мысленного, ни озвученного, но я двинулась на эту переливающуюся черноту впереди, к разноцветным атомам, парящим в воздухе. С каждым шагом ноги делались тяжелее, а походка становилась все более шаткой. Я споткнулась о доску, торчавшую из земли, и упала на ступеньки лестницы, ведущей наверх.
Поднимаясь едва ли не ползком по неровным земляным ступеням, я ударилась макушкой о деревянную крышку люка. Света сверху не проникало, а крышка так залипла, что мне пришлось выдавливать ее всем телом, прежде чем люк открылся.
Крышка откинулась со стоном и скрежетом петель, сверху посыпался песок, он попал бы мне в глаза, если бы не широкие поля шляпы. Я, отплевываясь, выбралась из-под земли и увидела, что нахожусь среди чахлых кустов. Надо мной нависали ветви олив, а выше, на небосводе цвета индиго мерцали сотни тысяч звезд. Зрелище было настолько восхитительное, что я раскинула руки, пытаясь обнять небо. Тут я поняла, что руки совсем замерзли, и натянула перчатки, но не для того, чтобы согреться. Я не хотела нечаянно отравиться кантареллой. Еще я вспомнила о черном шарфе на шее и замотала лицо до самых глаз.