Затем я увидел, что вал, на котором я висел, как муха на стенке котла, со всем краем Ллоэгр, заключенным в нем, медленно и неуклонно поворачивается, как мельничное колесо Я ничего не соображая, вцепился в край огромного колеса боясь, что меня в любую минуту может снести с его поверхности в головокружительную бездну. Временами я только и мог что уронить усталую голову на сырую траву, скользкую, как брюхо слизня, и молить, чтобы мне достало сил взобраться еще немного, прежде чем я погибну. Вокруг меня густился туман, орошая меня слабым дождем, и я не знал, где держит меня моя ненадежная опора.
Затем он снова на мгновение разошелся, чтобы явить мне огромную белую кобылицу, мчащуюся прямо рядом со мной. Я ощутил теплое дыхание ее ноздрей своим промокшим боком и тепло это успокоило мой сокрушенный дух Теперь я узнал ее — это была Рианнон[117], Великая Королева, мать Дивного Народа из огромного эльфийского кургана явилась она дочь Хивайдда Хена, и быстрее любой лошади мчалась она под солнцем на скачках в праздник Калан Май.
Но во время Калан Гаэф, когда лето минуло, под прикрытием дождя, холода и тьмы пришли разбойные орды Аннона, и выкрали ее дорогое дитя, и унесли его глубоко вниз, в бесконечную ночь Преисподней. Придери был назван он из-за ее тревоги, придер, которую все время испытывала его мать. Горько рыдая, искала она его по всей стране, на которую на время опустился густой тяжелый туман. И когда он рассеялся люди увидели, что там, где раньше были отары овец, и стада коров, и гордые дворцы, нынче не осталось ни птицы, ни зверя, ни дыма, ни огня, ни хижины, ни дворца. На их месте были лишь пустоши да дикие края, в которых не могли жить ни люди, ни скот и где были видны лишь разрушенные жилища, пустые, покинутые, лишенные уюта и защиты.
Семь лет холодная Напасть лежала на этом крае, пока чары Коварного не были разрушены Манавидданом маб Ллиром — семь раз и семь, три раза и три. Тогда был освобожден из черной бездны золотой ребенок Рианнон, снова ярко засияло солнце по всем холмам и ложбинам, леса и поля вновь оделись ярчайшей зеленью. И каждый Калан Май мужи и девы вновь переживают это радостное возрождение.
Потому Рианнон мчится нескончаемым галопом по границе семи кантрефов Пустоши Ллоэгра, и люди в изумлении смотрят вверх из долин на легконогий призрак, мчащийся между небом и землей по южному краю окоема. По теплу ее дыханья и пению ее птиц я понял, что она простерла надо мной свою защиту. Ветер на время улегся, позволив мне добраться до края обрыва и упасть на вершине.
От усталости я рухнул в нескольких шагах от пропасти, и мне повезло, что так вышло. Через мгновение над пустой площадкой завыли мировые ветра, визжа и ярясь, как будто только что сорвались с цепи в Пещере Хвит Гвинт. Они в гневе набросились на меня со злобным воем, стараясь, как я понял, сбросить с обрыва. Кабанья шкура слетела с моей головы, и волосы забились в воздухе мокрыми космами.
Не теряя времени, я встал и поспешил укрыться в глубоком рву, который я увидел впереди. Оказалось, что это ров могучей крепости, давно покинутой забытыми королями, когда вся страна вокруг была осквернена грязными заклятьями Ллуйда маб Килкоэда.
Где ныне руины хладные встали,Там некогда короли пировали.
Припав к земле, я прополз по извилистому, как змея, земляному укрытию и выскочил на большую дорогу, которая проходила рядом. За ней, сквозь пелену проливного дождя, я углядел нагой, истерзанный бурями, разоренный пустынный край, который, казалось, глубоко врезается во внутренние земли.
Дорога, на которой я стоял или скорее к которой я припал, тянулась с востока на запад по краю вала, на который я только что взобрался. Я увидел, что неподалеку, по правую руку от меня, она прикрыта невысокими, наклонно растущими деревьями, там, где дорога ныряет в ложбину. Запахнувшись в толстую шкуру (без нее я точно бы погиб от холода), я побежал быстро как мог вниз по дороге, пока не присел отдохнуть и поразмыслить под мучительно стонущими, истерзанными ветвями.
Укрывшись по крайней мере от самого сильного ветра, я охлопывал себя и старался припомнить, зачем я шел, — буря почти выдула у меня все из головы. Затем я вспомнил, что там, где-то на западе, за этим темнеющим небом, войско Кимри, наверное, тоже вступает в пределы Ллоэгра. Только сейчас я в полной мере уяснил опасность, нависшую над будущим Острова Могущества. Мы вступали во врата Ифферна, и я вспомнил о зияющей черной дыре, которую я однажды видел (или некогда увижу) у подножья сурового побережья Придина, у самых северных рубежей мира.
Очертив вокруг себя в грязи круг, я закрыл глаза и призвал следующим энглином защиту благородной Рианнон, чтобы она вдохновила сердца телохранителей Мэлгона отвагой и дала их скакунам силу и быстроту:
Коль вождь на вал Иверидда взойдет,Пусть войско прочь боязнь отметет —Не трусу пить на пиршестве мед!
Некоторое время, крепко зажмурившись, я прислушивался к шороху ветра в кустах терновника у меня над головой и к тому, как дождь тяжело хлещет по лужам, покрывшим дорогу. И казалось мне, будто слышу я, как войско Придайна мчится на юг от Клэр Кери по длинной прямой дороге, что ведет в пустынные нагорья Иверидда. И в то же мгновение я вспомнил зловещие слова Гвина маб Нудда, когда он посетил дворец Гвиддно Гаранхира в Калан Гаэф:
Видел я Иверидд, где палСын его Бран, что славой блистал, —Ворон и над ним пировал!
Я задумчиво прошептал про себя эти слова, пытаясь разгадать их значение. И тут я услышал низкий холодный голос, что шел из зарослей терновника:
— Псы Гверна, бойтесь Мордвидд Тиллион!
Я в испуге вскочил и, к моему удивлению, увидел, что, хотя холодный ветер по-прежнему с визгом летел в поднебесье, порывами кружась над залитой Дождем дорогой, туман, который недавно окружал меня, рассеялся. На бархатно-черном небе ясно и ярко мерцали звезды. Те, что были в рукояти меча Охотника, горели еще яростнее, чем когда войско Придайна шло на юг. Прибывающая луна заливала нагорья бледным неземным светом и мерцала в лужах, блестящими пятнами покрывавших дорогу.
Мой взгляд сразу же привлек другой, красноватый свет, горевший среди зарослей высоких деревьев по правую сторону от дороги. Он горел ярко, как сигнальный костер, хотя языков пламени и не было видно. И пока я дивился, откуда взялось это одинокое сияние среди воды и ветра пустынного края, я увидел, как к небу взлетел сноп искр, и вслед за этим послышался резкий металлический гул, словно в лесной долине ударил монастырский колокол. Место тут было уединенное и пустынное, как раз для какого-нибудь благочестивого отшельника. Я вспомнил о струйке дыма, которую я заметил нынешним утром от моего Столпа, и мне пришло в голову, что это Гвенддидд направила мой путь сюда.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});