Пунцаг покачал головой:
— Такие люди и нам не нужны… Нужны воины! Кезеры!
Плоский черный камень стоял на двух чурбанах, вкопанных в землю. Он был изрисован человеческими фигурами: попами, стражниками с ружьями и полицейскими с саблями в руках, бородатыми староверами, пузатыми баями и зайсанами. Была даже фигура, изображающая бородатого человека с забором на голове. Хертек покосился на хана Ойрота и ткнул в фигуру пальцем:
— А это кто?
— Русский царь.
— Ну и что вы с этим камнем делаете? Техтиек самодовольно усмехнулся:
— Мои кезеры стреляют в него из ружей пулями и жаканами.
Хертек подошел к камню вплотную, внимательно его рассмотрел: весь в выщербинах, будто его клевали птицы, в свинцовых нашлепках, похожих на помет этих птиц. Покачал головой:
— Этого нельзя больше делать, хан Ойрот! Пули рикошетят от камня и могут поранить самих стрелков… Удивительно, что еще никто из них не пострадал! Мишень надо переделать. Я сам скажу воинам — как…
Техтиек недовольно нахмурился:
— Твою мишень, Хертек, потом нельзя будет перевернуть.
— А зачем ее переворачивать? — удивился страж бур-ханов…
— Мои кезеры — плохие стрелки, не все из них попадают даже в камень… Но как только они его переворачивают вверх ногами, то все их враги оказываются мертвыми…
Хертек закусил нижнюю губу, чтобы не рассмеяться. Игра в войну? Неужели хан Ойрот думает, что колдовскими заклинаниями и какими-либо символами поругания можно уничтожить настоящих врагов?
Всего два дня Хертек в этом ущелье, но и за эти два дня он понял, что хан Ойрот не только плохой полководец, но и воин никуда не годный. Да и в крепость, расположенную в труднодоступном месте, все же могли проникнуть охотники, русские геологи, горные стражники, не говоря уже о полицейских и солдатах регулярной армии. Беспечность людей, собранных в этом каменном мешке, была поразительной! И первое, что он сделал, — закрыл все входы и подъезды к ущелью сторожевыми постами. Теперь надо наводить порядок среди людей, собранных здесь и громко именуемых воинами.
— Стрельбы надо проводить регулярно, хан Ойрот. Владеть ружьем должен каждый воин! И не беда, что многие из них не попадают в цель. Чтобы хорошо стрелять, надо много стрелять.
— Много пусть стреляют те, кто умеет стрелять! У плохих стрелков я всегда отнимал ружья и патроны… Доставать их трудно, а переводить добро на бестолковых придурков я не могу!
Хертек нахмурился:
— В таком случае, надо их учить владеть холодным оружием! Сделатьфигуры из веток и снега, пусть тренируются…
Хан Ойрот откровенно рассмеялся:
— Ну, этому алтайцев учить не надо! Они с детства умеют резать скот!
— Солдаты русских — не бараны! — угрюмо уронил Хертек. — Они тоже умеют владеть штыком, саблей и кинжалом!
Техтиек почувствовал, как в нем закипает злоба на Хертека. Не будь тот человеком бурхана Пунцага, он бы узнал, как звенит клинок, молниеносно выхватываемый из ножен!
— И еще, хан Ойрот… Я заметил, что среди воинов, собранных здесь, есть люди, которым место на виселице… Хотел бы я знать, как сюда попали бандиты Техтиека!
Хертек коротко взглянул на хана Ойрота, и губы его дрогнули в иронической усмешке.
Пунцаг хотя и был одним из бурханов, терялся в присутствии Хертека и серьезно опасался неистовства Техтиека. Ему все еще казалось, что он спит и видит страшный сон, какой часто видел в дацане: голым его преследуют псы с оскаленными мордами. И он боялся проснуться: вдруг он и в самом деле голый среди стаи псов?
Он не знал, как Белый Бурхан узнал о его ночных кошмарах. Но однажды он вызвал его к себе и строго сказал:
— Ты-бурхан и тебе надо забыть, что ты был ховраком и ламой! Тебе некого бояться! Ты — один из богов Алтая, и поэтому все должны бояться тебя!
— Я не умею стрелять и не знаю приемов борьбы. Я боюсь оружия и не хочу брать его в руки!
— А тебе и не надо этого делать. С оружием пусть хорошо обращаются те, кому это положено. Земные дела — не твои!.. Я могу тебе помочь избавиться от страха, но будет лучше, если от него ты избавишься сам… Будешь следить за Техтиеком и его бандой! Подбери себе людей для охраны и — действуй.
Теперь у него есть Хертек.
Хертек и Техтиек вернулись поздно, но Пунцаг еще не спал, изучал карту, врученную ему Белым Бурханом, и стараясь оставить в памяти каждый извив многочисленных рек, каждый поворот горных хребтов, название каждого большого или малого селения… Карту возить с собой не будешь, а Алтай он обязан знать!
— Докладывай, страж бурханов! — кивнул Пунцаг Хертеку.
— Мы с ханом Ойротом изучили все, но наши мнения разделились. Я предлагаю очистить ущелье от всех лишних людей и оставить в нем только тех, кто действительно может стать воином! Я понимаю, что бурханам нужны люди. Но нужны те люди, от которых будет толк!
Бурхан кивнул.
— Но моим подсчетам, бурхан, таких людей человек сто, не больше. Остальные должны уйти.
Бурхан снова кивнул.
— Всех, кто останется, надо разбить на четыре отряда и выбрать им командиров, способных владеть оружием. Из этих четырех отрядов на коней надо посадить два, один отряд оставить в пешем строю для охраны дорог и перевалов, последний отряд, куда я думаю отобрать самых молодых и крепких парней, сделать стражем бурханов. Его я буду обучать сам.
— Ну а что предлагает хан Ойрот? — поднял Пунцаг глаза на Техтиека.
— Хертек — страж бурханов, и ему, конечно, хватит четырех отрядов для того, чтобы охранять Храм Идама и долину Теренг со всеми дорогами, переправами и перевалами. А мне, хану Ойроту, нужна армия в тысячи и тысячи воинов, чтобы выгнать русских!
Техтиек говорил зло, напористо, зная податливость бур-хана. Но кивка головы не дождался.
— И одного ущелья Аркыта для моей армии мало! Я должен найти десятки глухих мест, где мог бы собирать и обучать моих людей! Я настаиваю, бурхан, чтобы мне было дано право распоряжаться моими людьми так, как считаю нужным я, хан Ойрот. А страж бурханов Хертек пусть работает со своими отрядами… Я даже могу уступить ему этот каменный мешок!
Только теперь бурхан кивнул. А потом встал, заставив подняться Хертека и Техтиека, сказал устало, но твердо:
— Хорошо. Страж бурханов пусть работает со своими людьми, а ты, хан Ойрот, создавай свою армию. Вы оба свободны в своих действиях, но я должен знать все.
Стояла хорошая лунная ночь. Искрился снег, глубокие тени меняли рисунок гор, но делали белую тропу четче и приметнее, чем солнечным днем, когда все рассеивается и теряется в пиршестве белых снегов. Но особенно хорош был сейчас воздух-синий, бодрящий, с поразительной прозрачностью и какой-то стеклянной твердостью. При желании его, казалось, можно было рубить мечом на куски и он, падая на жесткий камень тропы, звенел бы, как серебряная монета на фарфоровой китайской тарелке… В долинах никогда не бывает такого воздуха даже зимой, им богаты только горы, вынырнувшие к самому небу из облаков, где плавают вершины деревьев…