Чьих губ не касались до Квотриуса ничьи, кроме материнских, ну, да это когда ещё было! Когда молоко кормилицы ещё не обсохло на пухленьких губках младенца!
Со ртом, который никогда не смеялся открыто, безудержно, просто от пришедшего невзначай счастливого момента в жизни. Не было таких моментов в жизни профессора Снейпа за исключением смеха над пошлейшими анекдотами профессора Люпина. До появления и вхождения в жизнь нового персонажа - возлюбленного, желанного, Квотриуса.
Ну, разумеется, Снейп читал «Анну Каренину», чтобы постараться проникнуть в тайну «толстоффщчины». Этот роман читали когда-либо в жизни все образованные магглы и волшебники, иногда даже не по одному разу, чтобы понять всю глубину написанной неким русским гением драмы.
И как воспринимать теперь мольбу этого, не знающего ещё о своей потрясающей, божественной красоте («Красоте «улучшенного» Гарри, каким он сам никогда не станет, хоть в молоках, хоть в щелоках его мой.») неудовлетворённого молодого мужчины, Снейп не знал. Но то, что он увидел в мозгу Квотриуса, заставляло его надеяться на положительный исход всех этих перипетий с обликом, оставшегося любимым брата даже после этого не неумелого, как… тогда, но теперь нарочито грубого соития, безо всякой любовной прелюдии. Может, будучи распалённым любовной игрой и… как положено, растянутым, Северус бы и почувствовал себя иначе во время этого дрянного, животного совокупления.
- Тебе опять не понравилось. Сие означает лишь одно - этот раз да станет последним... такого рода. Мне вовсе не хотелось причинять боль тебе, возлюбленный брат мой и Господин.
С горечью.
- Мне… э… мне почти понравилось, только я успел привыкнуть к ощущению пениса твоего внутри себя, как… В общем, да, не успел я достаточно сильно возбудиться, как ты и заметил. В сём ошибка моя грандиозная. Прости, мой Квотриус, и не принимай сие слишком близко. Во всём виновен только я один, но не ты.
И Снейп самоотверженно подумал о словах, которые нужно добавить к своей сбивчивой речи, чтобы замять происшествие с как можно большим комфортом для Квотриуса потому, что этот молодой человек составляет смысл жизни для Северуса... пока он здесь. Помолчали оба брата, а потом Снейп всё же произнёс заветное, могущее обречь его на муку ещё большую, если Квотриус согласится с ним. А вдруг не поймёт и согласится?
- Если пожелаешь, мы… можем продолжить прямо сейчас, пока ты ещё преисполнен любовного пыла, да и желание наше с тобою осталось неудовлетворённым.
- Ох, только бы этот приём удался - уговорить и, тем самым, разубедить, а то я что-то размямлился в начале, словно язык проглотил, - одновременно с «благопожеланиями» думал Снейп.
А он умел это делать.
- Нет, это всё мой проклятый облик - не можешь ты воспылать страстью к живому мертвецу, коим предстаю я пред тобою сейчас. Проклятое «зерцало» ещё никто из суровых богов не отменял, а потому ведаю я, как выгляжу в сей горький час.
- Так прекрасен ты, Квотриус, только сам ещё, кажется, об этом не знаешь. Посмотрись в зерцало, оно вон в том сундуке.
- Видел я уже себя сегодня.
- И что?
- Очень прошу я тебя, нет, молю даже, Северу-ус, перестань глумиться хоть ты над несчастием моим! И без того, есть я потеха всем домочадцам и даже рабам. Я уродливее Нелюдя! Дикого, низколобого пикта! Варвара бесстыжего, наготу свою лишь сушёными водорослями прикрывающего, даже и не тряпицею, ибо не знают женщины племени его умения прясть даже, не говоря уж о мастерстве соткать что-либо.
За что ты со мною так?
Тихо, безнадёжно.
- Разве не был я крайне нежен с тобою сейчас? Разве движения мои не приносили тебе ни грана» удовольствия? Молю, скажи мне только правду об ощущениях своих!
Северус хранил будничное молчание, словно и не было страстной мольбы брата, к нему обращённой.
- Тогда отчего же стонал ты столь страстно, что, казалось мне, и сознание готов ты был потерять от наивысшего наслаждения любовию нашей, разделённою, одною на двоих?
Снейп продолжал молчать, ожидая, что вот-вот закончится этот допрос.
- Неужели так необходимо тебе, чтобы был я красивым снаружи, о мой непостоянный Северус?
Несчастный Квотриус продолжал умоляюще выспрашивать то, что жаждал он узнать у непривычно молчаливого брата.
Всё дело в том, что… Снейп попал в непонятную ситуацию - оказывается, Квотриус смотрелся в медное зеркало, но… увидел не то, что бросилось в глаза самому Северусу ещё вчера. И брат говорил явно от души, почти выплёскивая из неё, настрадавшейся, слова о… нежности и наслаждении. Значит, он чувствовал именно то, о чём говорит - и плавную ритмику движений, и стоны наслаждения. Хотя ни плавности не было в рваных, дёрганых движениях Квотриуса, да и наслаждение со стонами были только деланными.
Ну, о последнем он мог бы и не говорить, уж что-что, а стонал Северус отменно, и это вовсе не было стонами боли - он умело подражал страсти, разыгранной им для Квотриуса, чтобы тот, наконец, удовлетворившись обладанием старшим братом, угомонился. Не не склалось.
- Возлюбленный мой брат, о Квотриус - стержень бытия моего, начало основ души моей, да ты, кажется, совсем мало разбираешься в чувствах других людей. Привык с Каррою своею кувыркаться, не думая о её ощущениях. Даже о моих не думал ты во время соития нашего и ничего не замечал и не думал о том, что входишь ты сразу в анус нерастянутый. Сразу! Понимаешь ли ты сие? Без подготовки какой-либо или игр любовных распаляющих?!
Я люблю тебя, но мне не… нравится, когда ты входишь в меня, - начал Северус мягко «стлать». - Помнишь, говорил я тебе, что… раз сей может стать последним… такого рода?
А «спать» было жёстко:
- Так не испытывай же терпение Господина дома, коих у него не несколько, но одно-единственное! Теперь ты - красавец преотменный и понравишься на церемонии помолвки супруге своей будущей, кою обретёшь вскоре по слову твоему ради меня. Уверяю тебя, брат мой… возлюбленный паче всей радости жизни моей!
Снейп, как мог, как удалось ему… сейчас, истерзанному Квотриусом в пылу безумной страсти, охватившей того, всё же, смягчить сказанное красивыми эпитетами, но слова помогли плохо. Да и не помогли вовсе, судя по действиям Квотриуса, который…
…Который молча поднялся с ложа Северуса, оделся, подвязался разноцветным, искусно сделанным рабынями, поясом, обулся в ярко-красные кожаные высокие башмаки, облегающие ноги. Они так не вязались с охряной туникой, но цвет башмаков должен был быть более приглушённым. Хотя не Квотриус выбирал их цвет - это цвет помечал его. Более спокойного оттенка багряные не позволяло носить его полукровное происхождение. И он… пошёл к двери, но остановился, вытянул из-за цветного пояса волшебную палочку, которую Снейп вчера оставил у него в опочивальне, будучи немного не в себе от изнеможения, и, церемонно встав на одно колено, передал её владельцу.