Читать интересную книгу Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 3 - Макар Троичанин

- Прошло много веков и даже тысячелетий, сменилось много народов и поколений, ослабли земные катаклизмы, природные условия стали меняться не так контрастно, а людишек с возбуждённой агрессивной психикой не убыло, а, наоборот, прибыло. Даже там, где она не нужна и опасна, не требует защитного выхода: эмоциональная энергия всё слабее поглощается ослабевшей физической энергией Земли. Всё чаще стали обнаруживаться странные феномены появления серийных убийц, патологических насильников и извращённых маньяков в добропорядочных семьях, суммирующих наследственные перевозбудимые гены агрессии многих поколений. Добряки превращаются в отмирающие реликвии, сравниваемые с дебилами. Гены добра с усилием прорываются сквозь завесу зла и только на краткое время.

- Бедный озлобленный человек, с самого рождения ему приходится тащить по жизни рядом свою смерть… - вставил Владимир, недавно доказывавший Татьяне, что люди рождены для… самоуничтожения.

- …и это делает его предельно незащищённым, внутренне несвободным и ещё более агрессивным, - продолжил Немчин, согласный с репликой брата. – Кого-то тревожное соседство доводит до постоянного панического страха за свою жизнь и рабского состояния, кто-то сдерживается, перебарывая страх, и всё равно закрепощён и насторожён. И только чокнутые и идиоты, не боящиеся смерти, истинно свободны, находясь во власти генов добра.

Пришлось заварить свежий кофе.

- Внутренняя скованность, постоянный страх, неуверенность в будущем, насторожённость и озлобленность, ненависть к окружающим, необходимость отвоёвывать и охранять место под солнцем развивают агрессивный эгоизм, а он приводит к отчуждению и разобщённости, к опасению и нежеланию связывать себя узами дружбы и, тем более, брака. Человеку, поглощённому устройством личного благополучия, любовь – серьёзная помеха, накладывающая обременительные обязанности. Не лучше ли обойтись без неё, заменив другими, мало обязывающими, развлечениями: проститутками, порнографией, алкоголем, наркотиками, кино-зрелищами и т.д.? Не надо ни с кем лаяться, отстаивать право на личную жизнь, не надо бояться сделать что-то не так или что-то не сделать, надрываться, добывая кормёжку-одёжку не себе, многое отпадает. А взамен – суррогатная свобода и обязанность только перед собой. Внешняя, показная свобода, не внутренняя. Внутри всё больше нарастает и бронируется закомплексованность, всё побеждают и всем правят страхи: как бы кто или что эту свободу не ограничил, не обкорнал в свою пользу. Самое лучшее – оградиться от всего и всех, минимум контактов – только необходимые и только в рамках делового сотрудничества. Даже с женщинами. Дети становятся обузой, бабы не хотят рожать, а мужики – заниматься сексом, каждый удовлетворяет себя более простыми способами, отмирает чувство влечения к противоположному полу и, как следствие, сокращается рождаемость и численность населения, в котором преобладают старики. А дальше – апокалипсис – глобальное вымирание и интенсивное преобразование эмоциональной энергии в электромагнитную энергию Земли, поскольку каждая смерть – это возвращение отнятого, заимствованного. Кстати, закон сохранения энергии предупреждает: если ты смеёшься, то кто-то где-то плачет, и наоборот.

«Душа занимает оставленную когда-то нишу», - опять вспомнил Сашку Владимир.

- Таков цикл живого в природе. На смену придёт новый, и он опять начнётся с земных или космических катаклизмов, подталкивающих живое к жизни и смерти. Их было много, но мы о них ничего не знаем.

- Что будем делать? – с наигранной тревогой спросил Владимир.

Фёдор остановился, оба ошарашенно просмотрели друг на друга и дружно расхохотались.

Владимиру всё нравилось в Фёдоре. Нравилось, что они, не сговариваясь, одинаково домысливали саркастическую тупиковую идеологию развития человечества, нравилось неординарное юморное мышление с элементами логической игры и авантюрными выводами, нравились оптимизм и решительность, способность без страха оставить старое и начать новое, многое нравилось в Немчине, чего не было у самого. Они были схожи с Сашкой, но никак не с осторожным и оглядывающимся Владимиром. Брат был бы что надо, если бы…

- Будем работать, - решил за обоих Фёдор, - ручками и ножками будем избавляться от дурных мыслей, превращать вредную эмоциональную энергию в полезную физическую и тем самым отсрочивать гибель человечества.

- Тогда мне следует сдаться Вайнштейну, - откликнулся Владимир.

- Не стоит, - отговорил Немчин, - эти парни из НКВД слишком превратно, упрощённо понимают закон сохранения энергии – они не только вытрясут из тебя эмоциональную энергию и довольно быстро, но и вообще всю остальную, так что - не советую.

Владимир улыбнулся.

- Придётся послушаться брата. Кстати, кто из нас старше? Я – с двадцатого, а ты?

Немчин удовлетворённо хохотнул, вторя хорошему настроению брата.

- Так мы, оказывается, не только братья, но ещё и близнецы.

Он хлопнул двойняшку по плечу.

- А ну, давай выясним, кто старше? – сел к столу и, поставив руку на локоть, раскрыл ладонь.

Владимир, знакомый с силовой забавой, не замедлил с готовностью присоединиться, вложив ладонь в тёплую надёжную ладонь брата.

- Три! – неожиданно выкрикнул Фёдор, пропустив два счёта. - Начали!

Владимир еле-еле успел сосредоточиться, даже слегка подался, но, собравшись, выровнял вертикальное положение рук.

Нашла коса на камень, всё решали терпение и выносливость, а их оказалось больше у Владимира, но он, по своему обыкновению, склонный к миролюбию, не спешил к реализации преимущества и вообще не хотел победы, представив на мгновение недовольное лицо Зоси.

- Ладно, - сдался, покраснев от натуги, с каплями пота на лбу, Фёдор, - ничья! – и Владимир, рассмеявшись, прекратил соревнование, так и не выявившее старшего.

- Могуч! – похвалил близнец, почувствовавший, но не признавший свою слабину. – Ничего не скажешь. Такие русским сейчас больше всего нужны.

- Германии – тоже, - не уступил потенциально сильнейший.

- Ей ничто не поможет, - не уступал, гнул свою линию Немчин. – Вспомни: немцы, как более цивилизованная нация, дальше продвинуты к гибели. Так что, не спеши с ними, притормози здесь. – Фёдор опять в волнении заходил, замаячил по тесной комнате. – Да и Германии, той, которую ты помнишь, нет. Есть колония, поделённая между победителями, с бесправными и униженными полу-гражданами, всем заправляют громилы мировой экономики и мафия. Неизвестно, когда страна оправится и станет сама собою, и неизвестно, какой будет. Не забывай, что ты – бывший эсэсовец и вряд ли будешь на равных условиях с другими. Очень многие станут сторониться и подчёркивать неприязнь. К тому же, как ты сам осознал, у тебя есть нешуточные долги перед Россией за вред, причинённый раньше ненароком и приносимый сейчас сознательно. – Фёдор остановился перед Владимиром, взял за руки. – Любые долги платить надо, чтобы не терять чувства собственного достоинства. Я понимаю: порой, бывает, чего-то очень и очень по-детски хочется, а получишь, разочарованно думаешь: стоило ли усилий? Всё это следствие взвинченной нервной системы. – Немчин отпустил на всякий случай руки неврастеника. – Давай ещё раз обнажим ситуацию до предела. Ясно как божий день, что из разведки тебя не выпустят – кому нужна свободно ходящая картотека с секретной агентурой, тем более что она направлена против недавних союзников? Следовательно, в лучшем случае, придётся батрачить под колпаком американцев против русских и, конечно, не на благо Германии. Тебе хочется этого?

- Нет, - искренне ответил запутавшийся американский агент, оголтело рвущийся на родину.

- Не исключено, что янки, которым чужого не жалко, попросту, чтобы не ломать голову и не иметь лишней мороки, прикончат тебя, как только выполнишь задание. Не зря же резидент подкатывался с этим ко мне. Сколько гавриков ещё осталось?

- В Бресте – последний.

- Его исключаем, а вот кто-то из расконсервированных, точно, может за тобой ходить, выжидая приказа. Кто?        

Владимир задумался. Кто? Ангел или Зубр? Вряд ли хилый юродивый Трусляк осмелится – кишка тонка да и слабая рука дрогнет. Значит – Игнатюк. Этот, не сомневаясь, за хорошие гроши кого хочешь укокошит. Для него один бог – деньги, один рай – собственная усадьба.

- Есть такой, - окончательно остановился Владимир на Зубре.

- Уверен?

- Почти на 100.

- Охарактеризуй.

Владимир подробно описал внешность потенциального убийцы, не забыв про главную примету – протез.

- Здоровенный, грубый, ожесточённо-озлобленный мужик, ненавидящий весь мир, в том числе и тех, кто ему платит за подлые дела.

- Годится, - согласился Фёдор. – Протез – не помеха. Он, если не дурак, не будет за тобой прыгать, а подкараулит где-нибудь в глухом тёмном месте, а попадётся – отпустят, не заподозрив как инвалида. – Он толкнул Владимира в плечо: - Не ходи по тёмным закоулкам.