Никогда, никому, ни разу князь не оказывал такой чести. Лидул отдал бы десять лет жизни за то, чтоб услышать от Святослава эти четыре слова, сказанные ему.
– Я его убью, – негромко пообещал Рагдай. Святослав кивнул. И они расстались на очень долгое время.
Глава третья
Рагдай ехал по Подолию, свесив голову. Он не мог понять ничего. Его потрясло не то, что в сердце у Святослава ещё горела любовь к Роксане, хотя все были убеждены, что он уже позабыл, как её зовут, а то, что эта любовь смогла переломить гордость. Больше того – она оказалась крепче мечты своими руками убить Равула. Это была неожиданность. Отправляясь со Святославом в разграбленный, опустевший терем, Рагдай считал, что князя влечёт туда лишь желание ещё раз убедиться в том, что всё давно уже кончено, похоронено и забыто, что никакой огонёк в душе больше никогда и ни при каких обстоятельствах не зажжётся. Вышло иначе.
А на Подолии Рагдай думал встретить Малька. Ему нужен был напарник для исполнения княжеского приказа. Малёк годился. Кроме того, нужны были сведения о Равуле. А где их можно было добыть, как не на Подолии? И едва Рагдай подумал об этом, ему на ум пришёл Хайм, хозяин жидовского кабака. А лучше сказать – разбойничьего притона. Именно в тот кабак Рагдай и направился, полагая, что Хайм подскажет ему, где найти Равула или хотя бы кого-нибудь из его друзей. Иного пути, кажется, и не было. Кто ещё, как не Хайм, мог дать ему направление в его поисках? Разве что Вирадат. Но его самого искать нужно было.
Однако же, вышло так, что Рагдай не застал в кабаке и Хайма. Вместо него гостям прислуживала чернявая, худощавая баба лет тридцати, очень недурная собою. Но не красавица. Был на ней синий ситцевый сарафан до щиколоток. Лицо её показалось Рагдаю смутно знакомым. А за столом сидели не кто иной, как Дорош – тот самый, что взял у Рагдая мёртвую Хлеську, не кто иной, как Василь – киевский ватажник, не кто иной, как Талут, вконец уже пьяный, медленно подносивший ко рту берестяной ковш, и несколько хорошо одетых, крепких парней, с коими Рагдай никогда прежде не встречался. С одного взгляда нетрудно было понять, чем они живут. Увидав Рагдая, сидевшие за столом и баба остолбенели. Талут опомнился первый, даром что был, как обычно, пьянее всех. Ставя ковш на стол, он охрипшим голосом возгласил:
– Рагдай! А я как раз хотел идти за тобою, чтоб звать тебя на войну с Малушей! Сука она! Проклятая сука. И мы решили с ней воевать. Ну как, идёшь с нами?
– Что ж ты несёшь-то, что ж ты несёшь? – вполне добродушно проговорил Дорош, с силой прижав к лавке Талута, начавшего подыматься, и возвратил ему в руки ковш, – коли взял, не ставь! Здорово, Рагдай!
– Здорово.
Сняв шапку, Рагдай подошёл к столу, сел рядом с Дорошем. Василь, как мог, сделал вид, что ему приятно. Парни, неведомые Рагдаю, глянули на Дороша мрачно и вопросительно. Он внёс ясность:
– Это Рагдай, тысяцкий великого князя. Однажды он меня выручил.
– Ты в долгу не остался, – сказал Рагдай. Баба подала ему ковш, наполненный медовухой. Талут, тем временем, тянул брагу из своего. Выхлебав её до последней капли, он уронил посудину, и, надрывно икая, уставился помертвевшим взором на печку. Едва ли он её видел. Вряд ли он думал о чём-нибудь. Ласково взъерошив ему вихры, чернявая баба ушла за стойку и стала чистить ещё живых окуней, вынимая их из корзины. Дорош, Василь и все их друзья выпили с Рагдаем, после чего он спросил:
– Послушайте, а где Хайм?
– Когда печенеги подошли к Киеву, в нём укрылись все слободские, так что во время осады провизии не хватало, – сказал Дорош, – княжеские слуги начали шастать по всем трактирам и кабакам, отыскивая съестные припасы. Хайм отдал всё, но они решили, что он утаил от них часть, и начали его бить. Случайно убили.
– Ты знаешь их имена?
– Уже позабыл. На что мне имена мёртвых?
Рагдай смолчал.
– И Вирадат помер этой зимой, – продолжал Дорош, – он замёрз. Шёл ночью пьяный по улице, да, видать, упал и уснул. Поутру собаки отрыли его из снега. Всю ночь мело.
На последнем слове Дороша Талут вдруг закрыл глаза, упал с лавки на пол и засопел. Судя по всему, он после приезда в Киев не спал ни часу.
– Надо перевернуть его, – пробасил один из парней с новгородским говором, – захлебнётся!
– Невелика потеря, – махнул рукою его сосед, тоже новгородец. Рагдай в глубине души был с этим согласен. Но всё же он Талута перевернул, после чего задал новый вопрос его собутыльникам:
– Неужели боярыня Светозара с Малушей крепко поссорилась?
– Это ты с чего вдруг такое взял? – не понял Дорош.
– Как – с чего? Вот сидят ребята из Новгорода. При этом Талут орёт, что вы собираетесь воевать с Малушей. Легко было догадаться.
Три парня переглянулись. Двое вздохнули. На всякий случай Рагдай как бы ненароком положил руку на эфес сабли и пояснил:
– Меня это не касается. И не будет касаться, ежели вы устроите мне встречу с Равулом.
Василь цокнул языком, обводя всех взглядом – мол, что я вам говорил?
– Тебе нужна встреча с Равулом? – переспросил Дорош, – прямо с ним самим?
– Прямо с ним самим.
– На что он тебе?
– Это моё дело.
– А почему ты думаешь, что мы можем знать, где Равул? Да, верно, он раньше был моим другом. Я этого не скрываю. Я Святославу это скажу, ежели он спросит. Но с той поры, как я знал Равула, прошло уже много времени. Наши с ним пути разошлись.
– Да пускай он встретится с ним, Дорош! – насмешливо подал голос Василь, – ему будет худо! Тебе какая печаль? Равул – не дурак. Пусть он сам решает, как ему быть.
Недолго поразмышляв, Дорош тщательно пригладил свои чёрные усы и взглянул на бабу.
– Подай-ка нам ещё браги!
Женщина отрезала окуню голову. Хорошенько вытерев руки тряпкой, она взяла из-под стойки большую глиняную корчагу и подошла с ней к столу. Поставив её, она незаметно шепнула Рагдаю на ухо:
– Подожди меня во дворе!
И сразу вернулась к своему окуню. Рагдай даже не поглядел ей вслед. Когда семеро лихих зачерпывали ковшами брагу, Дорош Рагдаю сказал:
– Ты сам понимаешь – я не уверен, что он захочет с тобою встретиться.
– А когда ты это узнаешь?
– Дня через три.
Рагдай пить не стал. Он сразу поднялся, и, пнув ногою Талута, который во сне вдруг что-то забормотал, покинул кабак.
Было уже за полдень. Как и прежде, народ обходил кабак стороной. Рагдай подошёл к своему коню, привязанному к забору, и снял седло, а затем и потник, чтобы проверить, нет ли натёртостей