про бояр с их подлым корыстолюбием, и про шайки лихих, разросшиеся в сто раз. Князь не отвечал. Ему было не до глупостей. Выехав за ворота, два всадника поскакали вниз не дорогой, а далеко в стороне от неё, чтоб больше не слышать криков. Но Ветер был узнаваем издалека, и возгласы доносились с дороги сквозь шум и пыль. Как обычно, разные люди шли в Киев толпами. Почти все, кроме иноземных купцов, сочли своим долгом высказать Святославу все свои мысли насчёт его поведения, благо князь был достаточно далеко и очень спешил.
Бревенчатый мост над Почайной так обветшал, что пришлось проехать по нему шагом. На крутой склон горы Ветер поднимался галопом. Он ликовал. Ведь его бока опять были сжаты коленями Святослава, и ласковая рука Святослава опять владела его поводьями. Ветер полностью разделял утреннюю радость и торжество всего мира, обласканного нежарким июньским солнцем, наполненного заливистым щебетанием птиц и песнями девушек. Песни те серебром звенели сквозь гул проснувшихся городов и больших дорог. Русская земля упивалась счастьем – к ней возвратилось солнышко, и арабский конь упивался счастьем – к нему вернулся его хозяин.
Князь сильно коня не гнал, поэтому до ворот высокого терема на вершине горы он и его тысяцкий доскакали вместе. Окованные железом ворота были раскрыты настежь, а двор был пуст. Подъехав к крыльцу с резными перилами, оба всадника спешились, и, поднявшись по четырём ступенькам, вошли в проём выломанной двери. В тереме не было ни души. От звука шагов в нём возникло гулкое, незнакомое эхо. Как стая вспугнутых крыс, оно разбегалось по коридорам и лестницам. Князь и тысяцкий обошли весь терем, от нижнего этажа до башенки и обратно. Они внимательно осмотрели каждую комнату, каждый угол. Спустились даже в поварню. Из её окон взглянули на расцветающий сад, где свистела иволга, на пустую конюшню с распахнутыми дверями. Потом опять бродили по терему. Всюду им на глаза попадались чёрные пятна засохшей крови, но ни одного трупа. Столы были опрокинуты, лавки – тоже, причём валялись они далеко от мест, где стояли прежде. Опочивальню князь оглядел с порога. Рагдай стоял за его спиною. Он понимал, почему Святослав не хочет войти. Вся опочивальня была разгромлена, но не только из-за того, что в ней произошла битва. Дубовые сундуки стояли открытые и пустые. Также пустые ларцы из-под драгоценностей, денег и безделушек были разбросаны по всей комнате. На кровати, возле которой блестели осколки зеркальца, уже не было ни подушек, набитых лебяжьим пухом, ни горностаевых одеял, ни шёлковых простыней.
Во время обхода терема Святослав и Рагдай ни единым словом не обменялись. Удостоверившись, что светлица также разграблена, они вышли на розовое от солнца крыльцо, и, сев на ступеньку, молча уставились на своих коней. Оба жеребца паслись возле частокола, где росла травка. Позади терема шумел лес. Солнце поднималось к зениту, и под его лучами Днепр пламенел золотым пожаром. Над степью желтело марево.
– Быть дождю, – сказал Святослав, проводив глазами низко летевших ласточек. Помолчали. Рагдаю очень хотелось выпить да завалиться где-нибудь спать на целые сутки. Пустота терема тяжело глядела ему в затылок.
– Кто убрал трупы? – спросил Рагдай. Он видел, что князю нужны вопросы.
– Гордята распорядился вынести их, когда печенеги сняли осаду. Погибли все, кого я оставил здесь год назад. Каждый уложил пять-шесть печенегов.
– Это тебе рассказали пленные?
– Да. Они.
– А что было с нею?
– Она хотела себя убить. Но её схватили. Потом Георгий Арианит и Равул её увезли. Куда – неизвестно. Многие печенеги, конечно, стали роптать. Ещё бы, такая редкостная добыча! Намур велел им умолкнуть и одарил всех золотом, чтоб не вякали. Он был щедр. Значит, и ему заплатили щедро.
– И это – всё, что ты смог узнать?
– Это всё.
Грозовая туча приползла с запада. Подул ветер, и Днепр под его напором рассвирепел. Пенная волна, обрушившись на обрывы левобережья, разбилась вдребезги. Вслед за ней устремились другие волны. Их мощь, слепая и бесполезная, овладела вниманием Святослава. Он наблюдал за ними, как за войсками, брошенными на штурм неприступных стен. Марево над степью растаяло. Полил дождь. Коней он не испугал. Святослав с Рагдаем, сидевшие под навесом, следили, как на ступеньку падают с него струи звонкой воды.
– Найди мне её, – вдруг проговорил Святослав. Казалось, он с кровью вырвал эти три слова прямо из сердца, как из десны вырывают зуб.
– Что? – спросил Рагдай, повернувшись к князю, который опустил взгляд, – Святослав! Ты хочешь, чтоб я нашёл её?
– Ты всё слышал. И ты всё знаешь. Не притворяйся, что удивлён. Я тебе не верю.
– А я не верю своим ушам! Ты хочешь её найти?
Святослав молчал.
– Хорошо, пусть так, – продолжал Рагдай, – но почему я, когда есть Лидул, когда есть Рагнар, когда есть Сфенкал, Тудор, Куденей, да мало ли кто ещё! Ратмир, наконец! Ратмир! Куда мне до них?
– Ни один из них меня не поймёт. Они все подумают, что я жалок и слаб. Ты только представь, к чему это приведёт! А вот ты способен меня понять. Ты – друг Калокира. А Калокир не дружит с людьми иного склада, чем он. И Гийом бы понял меня. Но Гийома нет. Поэтому я говорю тебе: если ты её привезёшь – проси, чего хочешь. И больше мне сказать тебе нечего.
Над Днепром полыхнула молния. Гром ударил в киевские предместья, но и гора содрогнулась так, что кони тревожно подняли головы.
– Рагнар – тоже друг Калокира! И как ему не понять тебя, Святослав?
– Значит, ты отказываешься?
– Я этого не сказал. Я имел в виду, что Рагнар – понятливый человек.
– Я знаю, но он с трудом говорит по-русски. И он не знает страну.
Рагдай согласился. Измученно потерев пальцами глаза, Святослав продолжил:
– Возьми с собой одного из своих друзей, который умеет держать язык за зубами. Но не двоих. И самое главное – не Рагнара. Он слишком мне нужен здесь.
– Но если её повезли в Царьград, то мне без Рагнара не обойтись!
– Если она там, тогда и Рагнар не сможет ничего сделать. Я и не требую невозможного. Я рассчитываю на то, что Равул решил оставить её себе. Возьми у Добрыни сколько угодно золота. И любого коня бери, кроме Ветра.
Дождь вдруг пронзили солнечные лучи, и он вскоре прекратился. Река опять засияла. Запели птицы. Князь и Рагдай возвращались в Киев медленным шагом. Когда въезжали в ворота, Рагдай сказал Святославу:
– Я поскачу сейчас на Подолие.
– Погоди.
С обеих сторон от ворот было многолюдно. Но на сей раз киевляне глядели на Святослава молча и расступались. Таким взволнованным было его лицо. Коснувшись руки Рагдая, он произнёс:
– Ты можешь убить Равула.
Рагдай опешил. Эти четыре слова стоили дорого.