и свадьбах, да несколько человек были сожжены в домах из-за распрей между соседями. В Гронинге жизнь протекала спокойно. Отец Вилибальд прилежно трудился во славу Христа, хотя от него нередко можно было услышать сетования на медлительность, с которой увеличивалась его община, несмотря на все его усилия. Особенно ему досаждали люди, которые приходили и говорили, что охотно примут крещение в обмен на телёнка или тёлку. Но даже он признавал, что всё могло бы быть и хуже, и те люди, которых ему удалось обратить в правую веру, сделались, быть может, менее чёрствы, чем они были прежде крещения. Аса делала всё, что могла, дабы помочь ему, и, хотя она уже начала стареть, она была такой же хлопотливой, как и раньше, неутомимо присматривала за детьми и прислугой. Она и Ильва сделались добрыми друзьями и редко ругались, ибо Аса помнила, что в жилах её снохи течёт королевская кровь. Когда они были не согласны друг с другом в чём-то, Аса всегда уступала, хотя было видно, что ей это приходится не по душе.
— Ибо очевидно, — говорил Орм Ильве, — что старая женщина куда более упряма, чем ты. Хорошо, что всё получилось так, как я и ожидал, и она никогда не пыталась оспаривать твоё главенство в доме.
У Орма и Ильвы по-прежнему не было повода жаловаться друг на друга. Когда они ссорились, оба они не жалели слов и говорили без обиняков, но такое случалось редко, проходило быстро, и никто не таил зла на другого. Странной особенностью Орма было то, что он никогда не бил свою жену, даже когда им овладевал великий гнев, он обуздывал свой нрав, так что ничем, кроме перевёрнутого стола и сломанной двери, это не заканчивалось. Со временем он понял, что все их ссоры завершаются одинаково — он вынужден был чинить те вещи, которые он сломал, а то, из-за чего они ссорились, всегда решалось в пользу Ильвы, хотя она не переворачивала столы и не ломала двери, лишь иногда швыряла ему в лицо тряпку либо разбивала тарелку об пол у его ног. Осознав это, он подумал, что продолжать ссориться с ней — накладно, и иногда целый год они жили в мире и согласии, которые не нарушались жестокими и грубыми словами.
У них было ещё двое детей: сын, которого они назвали Ивар, в честь Ивара Широкие Объятья, и который, как надеялась Аса, со временем мог стать священником, и дочь, которую они назвали Сигрун. Токи, сын Серой Чайки, был приглашён главным гостем на её крестины, и именно он дал ей это имя после долгих споров с Асой, которая хотела, чтобы у девочки было христианское имя. Но Токи утверждал, что нет женского имени прекраснее, чем Сигрун, которая бы столь часто восхвалялась в древних песнях. Поскольку Орм и Ильва желали оказать ему как можно больше почестей, то поступили так, как настаивал он. Если всё будет хорошо, сказал Токи, то со временем её отдадут в жёны одному из его сыновей, ибо он и не надеялся иметь снохой одну из сестёр-близнецов, поскольку ни один из его сыновей не подходил им по возрасту. Это печально, сказал он самому себе, глядя на Оддни и Людмилу, воистину прискорбно.
Ибо к этому времени обе девочки выросли, и никто не сомневался, что они будут очень миловидны. Обе они были рыжеволосы и хорошо сложены, и мужчины уже заглядывались на них. Разница между ними бросалась в глаза. У Оддни был мягкий и покладистый нрав, она была искусна в женской работе, охотно слушалась родителей и редко вызывала досаду у Ильвы или Асы. Когда же это случалось, то винили в основном её сестру, ибо с самого начала Оддни подчинялась Людмиле во всём, в то время как Людмиле было скучно слушаться взрослых. Когда её наказывали; она визжала больше от гнева, чем от боли, и затем утешала себя тем, что вскоре она станет совсем большой и сама будет наказывать кого заблагорассудится. Она терпеть не могла работу на маслобойне или за прялкой, предпочитая стрелять из лука, что она вскоре уже делала также искусно, как и её наставник, Ульв Счастливый. Орм не мог с ней справиться, но её упрямство и дерзость были ему приятны. И когда Ильва сетовала на её необузданность и на то, что она всё время проводит в праздности, стреляя из лука в лесу вместе с Ульвом Счастливым и Харальдом Ормсоном, он лишь отвечал:
— Чего ты ещё хочешь? В её жилах течёт королевская кровь. Её надо мерить двойной мерой: её собственной и мерой Оддни. Она молодая кобылка, которую трудно объездить и, дай Бог, не нам с тобой придётся этим заниматься.
Зимними вечерами, когда все сидели у очага за какой-нибудь работой, она иногда вела себя мирно и даже работала за прялкой, при условии, что Орм расскажет о том, что с ними приключилось в чужих землях, либо Аса вспомнит прежние времена и жизнь своего рода, либо отец Вилибальд поведает о великих событиях, произошедших во времена Йошуа или царя Давида, либо Ильва расскажет о своём отце, короле Харальде. Она была счастлива, когда Токи навещал Гронинг, ибо он был хорошим рассказчиком и знал множество саг о древних героях. Когда он уставал, она первая бросалась наполнить ему кубок пивом и умоляла его продолжить рассказ, и у него редко хватало духу отказать ей.
Так уж повелось с Людмилой Ормсдоттир, что с самой её юности мужчины редко прекословили ей. Она была бледна, кожа туго обтягивала её щёки, и у неё были тёмные брови. И хотя у неё были серые глаза, как у большинства девушек, мужчинам, которые пристально смотрели в них и отводили взгляд, казалось, что её глаза не могут сравниться ни с чьими глазами во всей приграничной стране.
Первый раз она столкнулась с мужчинами летом, когда ей исполнилось четырнадцать. Гудмунд из Уваберга приехал верхом с двумя мужчинами. Он хотел, чтобы Орм взял в работники.
Гудмунд не показывался в Гронинге с тех пор, как Орм обидел его на тинге. С того дня он не приезжал и ни на один тинг. Но теперь он приехал с дружелюбными намерениями, улыбаясь, и сказал, что хотел бы оказать Орму услугу, дабы покончить с их застарелой ссорой.