Нос у них заткнут был травою, которую иногда вынимали, и тогда истекало из него множество мокроты, кою языком облизывали. Лица у них красною, а у иных разноцветными красками выкрашены были. Видом они различны, как европейцы, а у некоторых носы плоские, как у калмыков. Все были великорослые.
Должно думать, что они питаются по большей части морскими зверями, коих добывают в тамошнем море, а именно: китов, манатов, сивучей, морских котов, бобров и тюленей. Видели наши, что ели они и коренья, вырывая их из земли и пред едением только немного земли отряхивая. О других обстоятельствах их более ничего не примечено, по крайней мере в тех известиях, которые служат основанием сему описанию, ничего не записано.
Некто утверждал, что он по реестру слов, который приобщен Лагонтаном к его описанию Северной Америки, некоторым образом с сими людьми говорить мог, ибо-де когда он по тому реестру говорил слова, «воду» или «дерево» значащие, тогда люди на такие места на берегу указывали, где оные вещи находятся.
Но я думаю, что сие учинилось случаем, или движения тела, при произношении слов чиненные, к разумению способствовали, ибо Лагонтан не полагается в числе достовернейших путешественных писателей, а хотя бы не было и сего сомнительства, однако в рассуждении немалого земель расстояния нельзя поверить, чтоб тамошние жители все одним языком говорили.
Не упоминая, чтоб европеец, а паче француз, слова такого языка перенять и написать мог так точно, чтоб они другому народу, хотя б оный почти и тот же язык имел, вразумительны были. Итак, лейтенант Ваксель возвратился назад к пакетботу.
На другой день поутру, как приуготовлялся он оттуда к отъезду, семь человек из тех же американцев, приехав к пакетботу в семи же лодках, стали подле оного весьма близко. Двое, встав в лодках своих и держась за фалрепы у пакетбота, дали нашим в подарок две свои шапки и вырезанную из кости личину человеческую, которую наши признали за идола.
Притом подносили они опять обыкновенный свой мирный знак, состоящий из пятифутовой палки, у которой на верхнем и тонком ее конце привязаны были всякие перья беспорядочно. По сему явствует, что подобие американского калюмета [трубки мира] с меркуриевым жезлом, путешественниками, которые в Северной Америке бывали, описанное, не везде находится.
Напротив того, даны и от наших им подарки, и они бы взошли на пакетбот, если бы не начал дуть ветер сильный, от которого принуждены были в самой скорости убираться назад к берегу. По возвращении своем на остров стали они кучею и подняли великий крик, который с четверть часа продолжали.
После сего отправились наши того ж часа в путь свой. И как тот остров, на коем находились американцы, миновали, то закричали они опять изо всей мочи. Сие не меньше почитать можно за дружественное засвидетельствование, коим они нашим благополучного пути желали, как за радостное восклицание, что от незнаемых гостей избавились.
Курс держали на пакетботе по большей части к югу, чтоб от земли отдалиться, да иначе идти и не можно было, потому что ветер стоял западный и западно-южный к западу. От сего времени до самой поздней осени и до конца путешествия переменялся ветер редко иначе как между вест-зюйд-вестом и вест-норд-вестом. Посему вероятно, что в сие года время западные ветры в оных странах почти всегда продолжаются.
Хотя случался иногда и восточный ветер, однако более не стоял, как через несколько часов, и поворачивался паки к западу. От сего было нашим в произвождении обратного пути великое препятствие. Сверх того погода стояла всегда туманная, так что иногда через 2 или 3 недели ни солнца, ни звезд не видно было, и за тем не можно было чинить никаких наблюдений для широты.
Следовательно, мореплавательные исчисления без направления остались. Какое нашим происходило от того беспокойство, странствуя таким образом по незнаемому морю в долговременном безвестии, о том легко рассудить можно. Один офицер, при том бывший, о сем путешествии изъяснился таким образом: «Я не знаю, может ли бедственнее и хуже житие быть на свете, как ходить по неописанному морю.
Я говорю сие по искусству и сказать могу по сущей правде, что, будучи 5 месяцев в сем пути и не видав знаемой земли, не много спокойных часов спал, ибо находился всегда в крайней опасности, чтоб не лишиться живота своего».
Путь происходил по большей части противными ветрами и бурями по 24-е число сентября, в который день увидели наши опять землю, из высоких гор состоящую, и множество островов в нарочитом от нее расстоянии. На том месте находились они, по исчислению своему, под 51-м градусом 27 минутами широты и под 21 градусом 39 минутами долготы от Петропавловской гавани.
Понеже в оный день совершалась память зачатия Иоанна Предтечи, то высокая гора, на берегу стоящая, названа горою Святого Иоанна. После того думали положение берега определить точнее, положив оный под 52-м градусом и 30 минутами широты, но сему капитан Чириков в рапорте своем прекословит, ибо и он у сего берега был и показал оный под 51-м градусом и 12 минутами, как объявлено будет о том в своем месте.
Тут ничего не происходило более, потому что из-за сильного южного ветра подойти ближе к земле не отважились, но за полезнее рассуждено было лавировать против ветра, который вскоре потом переменился в жестокую бурю с западу, и оною пакетбот отнесен назад весьма далеко к зюйд-осту. Буря продолжалась 17 дней беспрерывно, чему подобных примеров, может быть, мало находится.
По крайней мере, штурман Андрей Гейзельберг, о коем уже упомянуто выше, ездив через 50 лет в разные части света, сказал, что не видал он никогда столь долго продолжавшейся жестокой бури. Парусами, сколько возможно, ходили немногими, чтоб не занесло их очень далеко.
Октября 12-го дня, когда буря утихла, находились они под 48-м градусом 18 минутами широты. Но сие разуметь должно по одному корабельному исчислению, ибо за мрачною погодою нельзя было учинить никаких обсерваций.
Когда уже прежде на пакетботе многие были больны, то в сие время начала цинготная болезнь так сильно распространяться, что редко день проходил, в который бы кто сею болезнью не умер. И едва уже осталось столько людей здоровых, сколько потребно было к управлению судна.
При сих обстоятельствах весьма трудно было принять резолюцию, куда путь воспринять. Стараться ли еще, чтоб возвратиться сего лета на Камчатку или у американских берегов искать пристани и там зимовать? Взирая на общее злоключение, на позднее года время, на недостаток в свежей воде и на весьма далекое от Петропавловской гавани расстояние, казалось, что кроме последнего способа спастись нельзя, однако первое определение было в происходившем на пакетботе совете.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});