Ибо сперва знать о сем нельзя было. По видимым вдали каменным горам казалось, что то матерая земля. Да и может быть, что матерая земля в прежние времена до сих мест доходила и что сия часть трясением земли от ней оторвана. Понеже наши находились на восточном сего острова берегу, то посланы были люди сперва к северу и к югу, кои столь далеко ходили, сколько дозволили им хода простирающиеся в море высокие камни.
Иные возвратились через 2, а другие через 3 дня. Все согласно показали, что они не только людей, но и следов их не видали. А по берегам везде усмотрели множество морских бобров, таких же, которые на Камчатке называются бобрами, но их свойственнее надлежало было именовать морскими выдрами; внутри же острова видели немалое число песцов голубых и белых.
И понеже как помянутые бобры, так и песцы людей не боялись, то по сему заключить должно, что сии звери прежде их других людей не видывали. После сего отправлены люди внутрь острова, которые, перейдя около 15 верст, взошли на высокую гору и усмотрели к западу такое же чистое море, какое в виду имели к востоку. Через то наши удостоверились, что они на острове находятся.
Стоячего леса нигде не найдено, да и наносного через всю зиму столь мало сыскано было, что едва на жжение стало. Ибо принуждены были вырывать оный с великим трудом из-под снега. А как снег сошел, то уже в нем недостатка не было, и то есть доказательством, что неподалеку оттуда находится земля с лесом, откуда оный приносится.
Ширину сего острова положили наши на самом широком месте с лишком на 20 верст, а длину оного, которая простирается от юго-востока к северо-западу, точно не проведали. Оный лежит с устьем реки Камчатки под одною высотою полюса, и расстояние между обоими местами в следующем пути исчислено на 30 миль немецких, то есть около 200 верст.
Везде по нему находятся высокие горы и камни, а промеж них в долинах по большей части текут хорошие речки, высокою травою обросшие. При немногих речках растет и тальник низким кустарником, но оный к употреблению не годится, потому что ветви его толще перста не бывают. Старались искать, не найдется ли где у берега безопасного места для судов к отстою, только не сыскали.
Во время прилива вода там прибывает до 7 и до 8 футов. Из зверей других не видали, кроме предъявленных песцов, больше голубых, нежели белых. Но шерсть у них не так мягка, как у сибирских, чему разность корма и воздуха причиной быть может.
Предосторожность требовала, чтоб учинить смету, сколько съестного припаса осталось и на которое время его станет. Потому разделили порции, которые от времени до времени, хотя еще человек с 30 на острове от болезней померло, так малы стали, что нельзя бы было никому оными прожить, ежели бы недостаток мясом морских зверей не награжден был.
Муки 20 пудов оставлено для предбудущего пути, когда счастье послужит приготовить новое судно к возвращению на Камчатку. В сем случае никакого преимущества наблюдаемо не было. Офицеры и рядовые получали по равной порции. Все ели вместе, которые в одной яме жили.
Кажется, что состояние натуральной свободы и равенства тут восстановлено было. Того ради и не можно было вести по регулам команды, ибо по смерти капитан-командора хотя лейтенант Ваксель оную и принял, однако не велел никого штрафовать, опасаясь, чтоб за то ему отмщено не было.
Что надлежит до морских зверей, коими наши питались, то сперва употребляемы были к тому вышеупомянутые бобры, но мясо их, а особливо самцовое, весьма жестко и вязко, как кожа, так что едва жевать его можно. Чего ради принуждены были резать оное мелкими кусками, кои не жевав глотали.
В бобре одного мяса без костей фунтов с 50, требушиной и кишками по большей части больных кормили. Стеллер некоторых из сих морских зверей описал обстоятельно, и сие описание напечатано во 2 томе «Комментариев» здешней Академии. В оном, выхваляя мясо бобровое лекарственным от цинготной болезни, утверждает, якобы больные от оного выздоровели.
Но сколько же больных, кои также ели оное мясо, умерли? Болезнь продолжалась немалое время, и потому выздоровление от нее можно причитать и другим причинам. Били множество бобров, и не для употребления их в пищу, но также ради изрядной их шерсти, ибо китайцы на границе при Кяхте каждого бобра по 80 и по 100 рублей покупают. Сие было нашим некоторым утешением.
Таких кож накопили они до 900, которые всем разделены были. Но всех счастливее был Стеллер. Он, яко медик, получил себе многие кожи в подарок, а иные купил у тех, которые, будучи в сомнении, увидят ли они опять людей, коим бы те бобры надобны были, мало их почитали.
Сказывают, что одна его доля состояла из 300 бобров, коих он с сего острова на Камчатку и в Сибирь с собой вывез. Сии звери хотя научились помалу ловцов своих бояться, однако часто находили и таких, которые спали или сходились. В последнем сем случае казались они быть в таком восхищении, что мало труда и уменья требовалось к их убитию.
Еще в начале зимы выброшен был морем на остров мертвый кит, чему наши весьма рады были, хотя 5 верст ходить к нему принуждены были. Длиною он был около 8 саженей, и, может быть, носило его по морю немалое время, ибо жир его несколько кисловат был. Однако не препятствовало сие употреблению его в пищу.
Наши называли его провиантским своим магазином, потому что он им всегда надежен, ежели других зверей не достанет. Жир резали в мелкие четырехугольные куски и в воде долго варили, чтоб большая часть истекающего из него сала от оного отделилась, а что оставалось жестко и жиловато, оное, равно как и самое мясо, не жевав глотали. По сем под весну выкинуло море им еще такого же кита, прежнего свежее, которого употребляли они в пищу таким же образом.
В марте месяце бобры скрылись, а на их место появился другой зверь, которого на Камчатке по долгим волосам по обе стороны рта его, как у кошек торчащим, называют котами морскими. Сей зверь находится также за экватором во многом числе, где Дампир оного описал и называл морскими медведями.
Западный того острова берег якобы покрыт был ими. Ибо они водятся семьями, так что один самец имеет у себя по 15 и по 20 самок, которых со всеми их детьми держит при себе как в море, так и на берегах до тех пор, пока дети поведутся особыми семьями. Самые большие из них весом тянут по 18 и по 20 пудов.
Сей зверь весьма дик и боек, и за тем нельзя подходить к нему близко. Но его и не промышляли, кроме когда крайняя нужда того требовала. Ибо мясо имеет вкус весьма противный, а кожа почти не к чему не годна, разве что от самых молодых или от выпоротков [недоношенных детенышей], коих кожи некоторые на шубы употребляют.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});