Вопреки всем моим опасениям, полет остался для меня естественным состоянием — так же, как это было всегда. Несколько приземлений и взлетов на травяных полосах — полное владение ситуацией. Если мое ощущение полета в чем-то и изменилось, то лишь в одном: мне стало проще летать, чем несколько месяцев назад.
Через несколько недель я сдал экзамен — час собеседования и час летной практики. Я восстановил свою официальную лицензию — теперь я снова имею полное право летать сам.
Почему я думал, что это может быть сложно? Разве в мире, который мы любим, бывает сложно?
Глава четырнадцатая
Какой была бы наша жизнь без испытаний, без препятствий, приключений, рисков?
А несколько недель спустя пришла весточка от Джима Рэтти, реставратора самолетов. Вот уже одиннадцать недель Пафф находится у него в мастерской.
Он удалил все безнадежно поломанные детали — смятые части корпуса, разбитый фонарь, искореженный металл, растрескавшийся пластик…
Снял мотор и отправил на капитальный ремонт. Поменял провода и переключатели, проверил все электрические цепи, починил радиопередатчик. Покрасил, подогнал и установил подаренные Дженифер крылья.
И вот настал день, когда ее тело восстановлено. Пафф снова полна жизни, ее мотор дышит — она готова к полету! У нее не осталось воспоминаний о случившемся.
Той ночью мне не удалось уснуть. Я видел ее в полусне: новенькая, с иголочки, она уткнулась носом в прибрежный песок. Какое наслаждение прикоснуться к ней снова. Слов нет — чистое наслаждение.
— У нее очень красивая душа, у твоей малютки Пафф.
Шимода сидит на песке, любуясь игрой солнечного света на корпусе аэроплана.
— Разве у машин есть душа, Дон? — хотя сам-то я прекрасно знаю, что у Пафф она есть. Я часами разговаривал с ней во время наших совместных полетов.
— Как и все, в чем отражается красота, она, конечно же, наделена душой.
— Она — сталь и пластик.
— А ты — кровь и плоть, — улыбнулся он.
— А ты?
Дон расхохотался.
— Я — мыслеформа, помнишь? А все остальное — твой вымысел. Наш с тобой вымысел.
— У тебя есть душа, Дональд. Дух, в котором отражается любовь. Совершенная Любовь. А как насчет Пафф?
— Дух довлеет над всем, — сказал он. — Дух исцеляет все.
— Исцеляет от смерти.
— А это не нужно. Смерть — иное лицо жизни. Ты же видел… это любовь, переход от одной жизни к другой.
Он прав. После того как посетишь смерть, после того как увидишь красоту, ожидающую нас с той стороны, страх уходит. Еще совсем недавно не было ни одной книги об опыте умирания. Теперь такие книги занимают целые полки в библиотеках. Верования, переживания многих людей…
— А Пафф?
— Ты сам видел. Когда она разбилась, жизнь ушла из ее тела — подобно тому, как она едва не ушла из твоего. Но ты все равно мог с ней разговаривать. Она не испытывала боли, не испытывала душевных страданий. Равно как и ты, пока был без сознания.
— Жаль, что я не поговорил с ней тогда.
— Ах, ты имеешь в виду твою веру в те семь дней, о которых ты якобы почти ничего не помнишь. А как ты думаешь, что могло происходить в то время? Полагаешь, ты с ней не разговаривал? Вот странно.
— Что-то было. Я помню, что для меня жизненно важно было подготовить тело Пафф, чтобы туда снова мог войти дух и мы бы опять встретились в этом мире. Полагаю, я ей пообещал, что мы снова будем летать.
— Смотри-ка, Ричард: ты начинаешь вспоминать. Ты думаешь, что сам выдумал эту историю. Вполне возможно. И именно тебе решать, какой в ней смысл.
Я взглянул на него с полуулыбкой:
— Можно, я скажу тебе слово, а ты объяснишь мне его смысл?
Он кивнул.
— Валькария.
Дон рассмеялся:
— Увлекся мифологией, что ли?
— Нет, — сказал я. — Так что же означает слово Валькария? Я выбрал его не произвольно. Это не игра. Итак, оно означает…
— Валькарии — дочери древнескандинавского бога Одина. Они были валькириями. Они решают, кто из воинов погибнет в битве. Затем валькирии отводят погибших бойцов домой. Это те герои… или героини, которым предстоит новая жизнь, — он улыбнулся. — Ты это хотел узнать?
Я молчал, переваривая его слова.
— Ричард?
— Дон. То место, куда мы отвезли разбитую Пафф… тот ангар, где Джим Рэтти отстраивает ее заново… Знаешь, как называется это место?
— Понятия не имею. Просвети.
— Этот аэродром называется Валькария.
Я снова взглянул на спящую Пафф. Она не проронила ни слова, но выглядит очень счастливой — чувствовалось, что она готова снова испытать свое тело. Наша история подошла к развязке, которую мы обещали друг другу. И никто — кроме духов и наимудрейших друзей — не скажет, что история эта вымышленная.
Глава пятнадцатая
— Многие ли из вас причисляют к своим ближайшим друзьям литературных персонажей или тех людей, кого они никогда не видели лично?
Я поднял руку.
В четверг мы с Дэном и Джен отправились на аэродром Валькария. Мы приземлились и подкатили к ангару Джима. У ворот, омытую солнечными лучами, я снова увидел Пафф — впервые.
В прошлый раз я видел свою амфибию, когда ее выгружали из грузовика — преимущественно обломки. Сейчас, через один год, три недели и три дня после крушения, Пафф снова стала такой, как и прежде — много, много дней назад.
Как будто и не было никакого крушения. Как будто Время поняло, что все это было ошибкой, и стерло любые свидетельства произошедшего. Джен остановилась возле ангара Валькарии, чтобы поприветствовать отважную сестру — героиню, отдавшую ради меня свою жизнь, чтобы теперь возродиться заново.
Я ласково прикоснулся к Пафф и медленно обошел ее вокруг. Она спала — кабина зачехлена, а на чехле буквами цвета полуденного неба вышито ее имя.
— Прости, — сказало Время, которое немного пошатнулось, но теперь снова восстановило равновесие, в эту самую минуту, когда ошибка была исправлена.
Я подошел к корпусу, прижался щекой к теплой ткани чехла и вдруг заплакал от радости и печали. Я плакал из-за того, через что ей пришлось пройти — и мне вместе с ней, — а также из-за того, что мы теперь снова вместе! И ничто не напоминает о крушении.
Мне подумалось, что нет никаких причин горевать о Пафф, ведь она сейчас со мной — в эту самую минуту. Пространство-время вынуждено было подчиниться той аффирмации, которую мы столь часто произносили: ты совершенное проявление совершенной Любви, здесь и сейчас.
Никогда прежде в моей жизни такого не бывало: погибло близкое существо — и ничего не поделаешь, нравится тебе это или нет. Снова и снова я убеждался, что Пафф мертва, об этом свидетельствовали истории очевидцев и фотографии. Но вот пришло это утро, когда вдруг оказалось, что она жива, равно как и я. А крушение — только образ на фотопленке. Ведь я сам живу не на картинках, и она тоже. Пафф сегодня здесь, и она готова к полету!
Мне хотелось плакать еще, но я взял себя в руки и вытер слезы. Если я захочу, то поплачу где-нибудь в укромном месте, оставшись наедине с ней… не здесь.
Я еще раз обошел вокруг нее. Слезы высыхали на моих щеках. Нет больше груды обломков. Ни в ангаре, нигде. Не существует. Пафф здесь, такая же, как всегда, — ее тело безупречно, ее дух сладко спит.
Она молчит. А может быть, это все было лишь игрой моего воображения? И тут я ощутил послание от нее, на полуязыке… «Кто ты? Где я? Оставь меня в покое!»
Пафф, это же я! Мы снова живые, оба!
Никакого ответа, даже на полуязыке. Теперь она — самолет, машина, не помнящая о своей душе, ни сном ни духом не ведающая о том, через что мы вместе прошли. Возможно, у нее теперь тоже есть ложные воспоминания, как это было у меня? Неужели она забыла, что сделала ради спасения моей жизни?
Мое тело когда-то тоже было машиной без воспоминаний: «Что это за место? Кто ты? Где я? Могу ли я уже уйти отсюда?»
Ее дух сказал мне: «Наберись терпения — подожди, пока я вспомню, кто ты такой».
Мне тоже потребовалось время. Точно так же оправится и она. Уж время-то я могу ей дать.
Я еще долго снова и снова посылал ей приветствия — возможно, это происходило только в моей голове… но пришла пора уходить. Мой друг Дэн все это время молчал.
— Пора, — сказал я.
Он кивнул и ловко забрался в кабину Джен.
Впервые за год я щелкнул главным тумблером моего аэроплана, затем включил вспомогательный насос, открыл воздушную заслонку и поставил переключатель магнето в режим «оба». Что ощущала при этом Пафф?