Прекрасные мысли, если ты чудовищно устал. Когда кажется, что держаться уже невозможно, проще всего отпустить текущую жизнь.
Но мы отряхиваем эти навеянные мысли — если только хотим продолжать жизнь, которая пока еще не совсем завершилась.
Что я должен сделать, чтобы снова жить?
Практиковать.
Практика: я вижу себя совершенным. Каждую секунду новый образ совершенства — снова и снова, секунда за секундой.
Практика: моя духовная жизнь совершенна в этот самый миг. Каждый день, каждый час мой ум наполнен совершенством — знанием о том, насколько я совершенен в духе. Я — совершенное проявление совершенной Любви, здесь и сейчас.
Практика: выбрать радоваться тому, что я уже совершенен сейчас. Я — совершенное отображение моей духовной сущности. Всегда и вечно совершенен. Таким меня знает Любовь, таким себя знаю я сам.
Практика: я не являюсь материальным человеком из плоти и крови. Я — совершенное проявление совершенной Любви.
Практика: я знаю, что совершенная природа моего духа способна повлиять на верования моего тела, превратив его в зеркало духа, свободное от ограничений внешнего мира.
Практика: тело изначально совершенно в духе. Земля — это мир, предлагающий нам веру в заболевания. Я отвергаю эту веру. Я — совершенное проявление совершенной Любви.
Практика: ложные верования не могут терзать нас сами по себе. Они обретают силу оттого, что мы принимаем их. Я отрицаю эту силу, отвергаю ее. Я — совершенное проявление совершенной Любви.
Практиковать снова и снова, никогда не отступая от осознания совершенства. Когда прекратить практику? Никогда.
В первый день я прошел шесть шагов — вторая тройка из последних сил. Я — совершенное проявление совершенной Любви.
На следующий день двадцать шагов: я — совершенное проявление совершенной Любви.
Еще днем позже — сто двадцать: я — совершенное проявление совершенной Любви.
Поначалу у меня кружилась голова, когда я пытался встать. Это прошло, благодаря практике — благодаря непрестанному повторению известной мне истины.
Я — совершенное проявление совершенной Любви здесь и сейчас. Никаких увечий не останется.
Практика на поддержание равновесия на напольной вертящейся платформе и на пышной подушке, брошенной в углу комнаты. Моя задача научиться стоять прямо на шатких поверхностях… Я — совершенное проявление совершенной Любви… стоять, не падая.
Со временем я сменил пижаму на уличную одежду. Я — совершенное проявление… начал тренироваться на электрической бегущей дорожке.
Две сотни шагов в один день.
Три сотни на следующий.
Четверть мили.
Я начал выводить своих шетландских овчарок Майю и Жа-Жа на прогулки. Полмили по неровной проселочной дороге — вверх-вниз, вверх-вниз. Я — проявление совершенной Любви.
Миля… совершенное проявление совершенной Любви.
Полторы мили. Я неотделим от Любви.
Две мили. Начал совершать пробежки. Я — совершенное проявление…
Аффирмации реальны. Ничего больше нет в мире, кроме моей любви к Сабрине и любви к шелти.
Любовь реальна. Все остальное — сны.
Я отказывался от лекарств — одного за другим — и вот наконец совсем перестал принимать их.
Я совершенное проявление совершенной Любви здесь и сейчас. Никаких увечий не останется.
Дело не в словах, дело в их воздействии на мой разум. Всякий раз, когда я или Сабрина произносим их, я вижу себя совершенным существом и мой ум считает это правдой.
Меня не интересует видимый образ моего физического тела. Я снова и снова вижу иную сущность — духовную и совершенную.
Видя это и чувствуя это, я соединяюсь со своим совершенным духом и дух кое-что делает — производит некий побочный продукт, дополняющий мою веру в тело, и в этом продукте отображается моя духовная сущность.
Имею ли я представление о том, как это работает? Ни малейшего. Дух живет за пределами иллюзий и исцеляет нас от нашей веры в них.
Моя задача — позволить истине духа восстать из его мира. Разве это так уж сложно?
Глава одиннадцатая
Лучшее, что мы способны сделать, — это жить по своей наивысшей правде, настолько гармонично, насколько мы можем, и позволить Принципу Совпадений действовать на этой основе.
Семь месяцев Пафф пролежала в ангаре с покореженными крыльями и распорками, с помятым хвостом и корпусом — застывшая картинка крушения.
Порой я захаживаю в ангар, чтобы повидать ее, но вижу только тело — как совсем еще недавно люди видели мое.
Как будто какое-то чудовище с немыслимыми пятнадцатиметровыми ладонями поймало ее, словно муху, смяло и швырнуло оземь. Когда же она замерла, разбросав огни по траве, зверь утратил интерес к ней и побрел себе прочь.
Она невредима — ее дух. Она спит, и ей снятся полеты.
Пафф сделала все, что могла успеть за две секунды, — и спасла мне жизнь. Теперь мой черед спасти ее.
Приехал Джим Рэтти — человек, который построил и отремонтировал множество самолетов-амфибий.
Совпадение. У него нет никаких особых дел на Северо-Западе — он работает в нескольких тысячах миль к юго-востоку отсюда, во Флориде.
Я очень обрадовался, что он тут, но радужных надежд не испытал. Скорее всего, он скажет, что случай слишком сложный — очень многое сломано. Проще и дешевле купить новый самолет.
Он не проронил ни слова, осматривая ее тело в ангаре, — увидел пробоины в корпусе, расколотый нос, смятый хвост, разбитый мотор и пропеллер, сплющенный радиатор, искореженные распорки и целый град разрозненных обломков.
Я заглянул в кабину. Через треснувший плексиглас видны поломанные приборы, панель погнулась, стрелки индикаторов застыли, где попало. Алюминиевые трубки рамы искорежены, одна толстая металлическая стойка разломалась надвое и вонзилась в пол в дюйме от того места, где была моя нога.
Обшивка одного крыла и хвоста смята, словно неудавшаяся страница в писательской мусорной корзине. Фонарь в дюйме над моей головой разбит вдребезги. Почему я не погиб?
Наконец тишину ангара нарушил голос Джима. Его слова потрясли меня:
— Случалось мне иметь дело и с худшими случаями.
Я просто онемел. Он восстанавливал самолеты в худшем состоянии?
Он ласково положил руку на разбитый корпус.
— Я могу починить ее для вас, если хотите. Погрузите все в крытый грузовик, включая, конечно же, поломанные крылья и хвост, и отправляйте в мою мастерскую. Ваша Пафф не так плоха, как вам кажется. Через несколько месяцев будет летать, как новенькая.
Это первый день после крушения, когда я рад за Пафф. К тому времени, когда я сдам экзамены и восстановлю свою летную лицензию, к тому моменту, когда я приеду во Флориду, она будет готова летать самостоятельно!
Так просто. Оказалось, что ее дорога еще не закончилась. В ангаре вдруг появляется Джим Рэтти и говорит: «Я могу починить ее».
И за считаные секунды — так же быстро, как произошло само крушение, — с моего сердца упал тяжкий груз.
Мы с Пафф будем летать — в точности так, как мы и обещали друг другу!
Глава двенадцатая
Если этот мир — вымысел, то стоит нам обнаружить этот факт, как мы открываем в себе власть над зримыми образами.
— Что происходит, Дон? Мои последние секунды крушения — это было безупречное приземление. Но теперь я знаю, что случилось… мои воспоминания, они были вымышлены!
— Все жизни — вымысел, Ричард.
— И ты — вымысел?
Он рассмеялся.
— Тот я, которого видишь ты, тот ты, которого вижу я, — мы все вымышленные.
— Я не так-то уж и уверен…
— Позволь рассказать тебе маленькую историю, — сказал он. — Однажды, еще до того, как родилась мысль о времени, во всей Вселенной была одна-единственная сила. Любовь. Она была, есть и всегда будет единственной Реальностью, единственным Законом всей жизни. Она не меняется, она никого не слушает. Ты можешь называть ее Богом или Демоном, можешь считать, что ее нет, можешь думать, что она жестока или нежна, — она не слышит, ей безразлично. Она — Всё. Точка. Абзац.
— Когда мы обрели свое кажущееся бытие, — сказал он, — когда мы обрели миры форм и фантазий, обрели нашу Вселенную переменчивых образов из звездной пыли, Любовь не приняла во всем этом участия — она не делала ничего. Любовь — Единственное, Что Есть, за пределами пространства, за пределами времени, везде и повсюду.