— Варанги! — охнул кто-то в толпе, и строй нападавший рассыпался. Видно, данов тут хорошо знали.
— Я доместик императора! — закричал Стефан. — Вы бунтовщики и должны быть наказаны! Но я дарую вам свою милость. Я и мои люди уходим в дом, а вы бежите отсюда изо всех сил, или воины василевса вас убьют. Вспомните, что было при великом Юстиниане. Тридцать тысяч мятежников перебили в цирке.
— Мы уйдем, — раздался злой голос из толпы. — Повезло тебе, сволочь. Не радуйся сильно, мы еще вернемся!
Евнух стоял, покрытый кровью до кончиков бровей, а в его руке бессильно висел разряженный арбалет. Толпа отхлынула в сторону и понемногу побежала прочь. Тут не было дураков биться с императорской гвардией. Даны двинулись вперед, оживлено судача на своем наречии. Вацлав неплохо понимал их говор.
— Глянь, Трюгги, чего кастрат натворил! Раз, два, три… восемь человек положил насмерть из своей стрелялки…
— Ага, парни в казарме со смеху помрут… Глянь, в крови весь, а трясется, как лист… Попервой, наверное…
— Позорное оружие… Один не примет в Валхалле…
— Да ладно тебе! Весело же! Кастрат с баллистой… Гы-гы…
Оказывается, громила Сигурд и доместик Стефан были хорошо знакомы.
— Ха! — Сигурд хлопнул по плечу Стефана, который бессильно прислонился к стене своего дома. — Я-то думал, что ты слабак, у которого нет яиц. А у тебя, оказывается, были еще одни яйца, но ты их зачем-то спрятал.
— Ты, наверное, теперь вису сложишь про эту битву? — спросил Стефан с каким-то обреченным видом.
— Как ты догадался? — просиял Сигурд.
— Я хочу, чтобы ты прочел ее мне и этим людям, — Стефан показал рукой на купцов, которые с немалой опаской поглядывали на воина. — Только не сегодня, а когда все успокоится. Мы дадим пир в вашу честь. Ведь ты сочиняешь лучшие висы на свете, дружище!
— Марк, нам нужно уходить, — Вацлав подошел к купцу, которому плачущая жена перевязывала тряпицей раненую руку. — Мы нашли след предателя. Пошли его светлости весть, что он в районе реки Бох, в землях бужан. Других сведений пока нет.
— Хорошо, — со стоном поднялся Марк, открыл немалый ларец и вытащил оттуда три увесистых кошеля. — Возьми! Тут триста солидов. Купите припасы и уходите. Идите на север, к побережью Понта(2), и купите там склавинский моноксил (3). Туда всего двадцать миль. В Боспор не суйтесь, его охраняют патрульные дромоны. Увидят варваров, утопят сразу же, даже разбираться не станут. Тут много пиратов из Семи племен.
— Понял, — кивнул Вацлав. — Бывай, Марк. Тебя где искать потом? Тут ведь точно небезопасно оставаться.
— В пригороде пока поживу, — поморщился от боли Марк, — пока тут все не успокоится. У меня небольшой домик в предместье есть. Мальчишку-грека ко мне пришлите, присмотрю за ним.
Из города они вышли без особенных проблем. Там, где жили добропорядочные подданные василевса, особенных волнений не было, и это удивило Вацлава без меры. Видно, громили только те районы, где жили иноземцы, а значит, кто-то очень тонко и аккуратно направил гнев толпы в нужно русло. До Галаты пешком — около пятнадцати миль. Два воина будут там к вечеру. Жаль только, что одежда забрызгана кровью так, что не отстирать.
Стража у ворот выпустила их из города, не задавая лишних вопросов. Только проводили долгими задумчивыми взглядами. Два крепких решительных мужа побывали в непростой переделке, это и так было понятно. Тут, на севере Константинополя, было спокойно, только людские волны доносили сюда тот ужас, что творился в старом городе, в двух шагах от императорского дворца.
— Как думаешь, мальчишка не сгинет в этой кутерьме? — спросил Вацлав.
— Коста? — хрипло захохотал Неждан. — Да он из горящей печи целым выйдет. В жизни не видел такого ушлого парня. Слушай, старшой! А чего это мы пешком в обход пошли? Ноги, чай не железные. Может, лодку наймем, а?
— Тьфу, ты! — расстроился Вацлав. — И, правда! Пошли чистую одежду купим и рыбака какого-нибудь найдем. Он нас за кератий прямо к Галате довезет. Тяжелый сегодня день был, Неждан. Совсем голова не соображает.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
1 Невольничий рынок находился в районе современного Большого базара в Стамбуле. Людей на этом месте продавали полторы тысячи лет, до середины 19 века.
2 Понт — Черное море
3 Моноксил — лодка-однодеревка, выдолбленная из цельного ствола.
Глава 7
Январь 630 года. Братислава. Словения.
Ссора с женой выбила Самослава из колеи и он, вместе с боярином Гораном, уехал в строящуюся Братиславу, чтобы сгоряча не наделать глупостей. Он себя чувствовал так, словно кто-то из груди вытащил его сердце и растоптал грязным сапогом. Так вот и бывает. Живут себе люди, любят друг друга, детей растят, а на поверку оказываются совсем чужими друг другу. С каждым годом Людмила все сильнее сплачивала вокруг себя самых твердолобых язычников, которые со страхом и злостью смотрели, как вера в распятого бога понемногу захватывает их земли.
Люди боярина Горана, который и сам поклонялся Моране, уже придавили по-тихому нескольких баб, смущавших умы людей. Одной видения были про мор и глад, другой приснился огненный дождь, что жжет отступников, забывших заветы предков, а третья, брызгая слюной, плевала в сторону самого князя, называя его отродьем Нави. Тетки, попадая в Тайный Приказ, на поверку оказывались либо полоумными дурами, либо наоборот, теми, кто кормился таким нехитрым способом, создавая себе славу ведуний. В любом случае, Пес государев не колебался, и карал их без пощады. Он в своего князя верил больше, чем в наказание богов, практичным умом вчерашнего дикаря взвешивая, где для него больше пользы. Он еще ни разу не слышал, чтобы отступника покарала молния Перуна, и это еще больше заронило в нем семена сомнения. Что же это за бог такой, если он защитить себя не может? Ведь, в отличие от христиан, которые верили просто потому, что верили, без каких-либо условий, у язычников с богом были налажены взаимовыгодные отношения. Я тебе даю жертву, а ты мне даешь то, что я прошу. И чем серьезнее просьба, тем больше должна быть жертва. Эта примитивная парадигма рушилась на глазах под напором тех новых дел, что творились каждый день по приказу князя Самослава. Только невероятная терпимость государя и мудрость владыки Григория, вещавшего с амвона про любовь к ближнему, еще удерживали народ от крови. В церкви собирались фанатичные христиане, а на капище, что было в священной роще, молились язычники. И, как назло, Богиня, то есть статуя Венеры, что стояла когда-то во дворе почтенного купца Приска, лицом самую малость походила на княгиню Людмилу. Просто красивая баба, и этого оказалось достаточно. По словенским весям ползли слухи один забористей другого, и понемногу княгиню стали обожествлять. Казалось бы, такой поворот событий должен был укрепить власть ее мужа, но это только еще больше все усложнило.
Княжеский поезд шел по льду Дуная, словно по торной дороге. Гонцы опережали его на пару дней, давая людям возможность увидеть своего государя и попросить помощи или справедливого суда. И отказать им князь не имел права. Не поймут, ведь как-то очень быстро и это стали считать старым обычаем. Странно даже, учитывая то, что никакого князя в этих землях отродясь не было, а просить справедливого суда у аварского кагана никому бы раньше и в голову не пришло.
— Люди появились, княже, что княгиню нашу с толку сбивают, — сказал вдруг Горан, который скакал рядом с Самославом стремя в стремя. — Пока тебя нет, льют ей что-то в уши и льют. Она после этого сама не своя становится. Плачет по ночам, на капище всю ночь молится.
— Кто такие? — скинулся князь. — Почему раньше не доложил?
— Только недавно сложили одно с другим, — сожалеющее ответил Горан. — И людишки все из новых. Не видели их раньше в городе. Всё у капища отираются, да милостями княгини кормятся.
— Взял их? — пристально посмотрел на Горана князь.
— Не стал, государь, — покачал головой боярин. — Они исподволь работают. Тут словечко сказали, тут обиженного пожалели, там безутешной матери внушили, что это христиане ее ребенка сглазом со свету сжили. Есть подозрение, что люди эти не сами по себе пришли, а как будто прислал их сюда кто-то. Тот, кто хочет, чтобы братская кровь у нас пролилась.