Вечер прошел так приятно, что Мэри почти забыла свое горе и очень веселилась. Когда все разошлись, Елена Орестовна поцеловала ее и шепнула на ухо:
— Браво, вот такой я люблю тебя!
Глава V
Только через день вернулась баронесса, нагруженная множеством пакетов: конфетами, фруктами и всякими гастрономическими изысками.
Мэри осталась в своей комнате и вышла только к обеду. Ей было противно видеть эту подлую пару, а вообще она была слишком молода и неопытна, чтобы таить свои чувства. Поэтому холодная сдержанность за столом, едва скрытое отвращение, с которым она отказалась от предложенных Заторским конфет и пирожков, короткие и сухие ответы доктору — все это бросалось в глаза и обнаруживало перемену в ее взглядах.
После обеда, сославшись на усталость, Мэри ушла к себе. Бармина также удалилась, а дети побежали в сад. Баронесса с доктором остались вдвоем и перешли в гостиную.
— Что сегодня с Марией Михайловной? Она показалась мне странной: не хотела есть конфеты и свои любимые пирожки, избегала разговора… — мрачно проговорил Вадим Викторович.
Баронесса громко и зло расхохоталась.
— Вы наивны, мой милый. Разве вы не понимаете, что эта крокодилица, именуемая Еленой Орестовной, прибывшая сюда выслеживать и клеветать на нас, воспользовалась нашим отсутствием, чтобы раскрыть глаза этой дурочке? Ну, нечего притворяться школьником, мой милый Вадим, вы отлично знаете, что девочка втюрилась в вас, но это не опасно: в ее годы нравится каждый интересный мужчина. Так вот, достойная Елена Орестовна, знающая, разумеется, то, что все знают, рассказала ей что-нибудь пикантное или нарисовала отталкивающую картину интимных отношений «двух негодяев»… Ха-ха-ха!..
Вадим Викторович порывисто встал, с шумом оттолкнув стул: он был бледен, его губы нервно вздрагивали.
— Оставьте, пожалуйста, свои глупые и злые шутки. Мэри не любит меня. Она так молода и красива, что перед нею свободный выбор среди блестящих и подходящих ей по летам поклонников. Что я такое, в самом деле? Врач, каких тысячи, да и в свете я ничего не представляю собой. Затем позвольте сказать, что вследствие вашего вторжения в мою жизнь я вынужден поставить крест на своем будущем и отказаться от всякой надежды на семейное счастье.
Я сделался посмешищем общества, и любой порядочный человек вправе назвать меня подлецом, марающим чужое честное имя! Я потерял всякое право протянуть руку невинной порядочной девушке. Какие родители решатся отдать свою дочь, рискуя навлечь на нее ненависть отвергнутой любовницы? Итак, оставьте наконец ваши поддразнивания, я вовсе не расположен переносить их.
Позеленев от изумления и бешенства, слушала его баронесса, а его последние слова и сопровождавший их злобно-презрительный взгляд ударили по ней, точно хлыстом.
— Вы, кажется, сошли с ума, мой милый, — произнесла она с резким смехом. — Разве я вас держу? Пожалуйста, ищите счастья в другом месте! Мне надоели ваши капризы, неблагодарность и грубость. Если вам наскучила холостая жизнь и вы влюблены, как мартовский кот, то я добуду вам согласие этой девчонки. — Она встала, нагнулась к нему и прошептала медоточивым голосом, нежно глядя на него: — Неблагодарный! Так-то вы платите за мою любовь? А между тем я всегда готова отказаться от собственного счастья ради любимого человека. Вы хотите жениться, Вадим? Боже мой! Да я первая помогу вашему счастью. Я останусь, конечно, вашим другом, но дружба наша будет платоническая. Так развеселитесь же, злючка, и не обижайте вашу бедную Настю.
Она обвила его шею и поцеловала, а Заторский не противился. Несмотря на ученый диплом, он был достаточно доверчив, чтобы лукавая нежность баронессы обманула его. Он молча поцеловал ее руку и вышел. Но едва за ним закрылась дверь, как лицо баронессы исказилось злобой.
— Постой, — прошептала она, сжимая кулаки. — Я устрою тебе счастье, которого ты не забудешь!
Едва все сели ужинать, как во дворе послышался шум подъехавшего автомобиля.
— Кто это может быть так поздно? Борис, взгляни, кто приехал, — сказала удивленная баронесса.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Мальчик выбежал, и вскоре раздались его громкие возгласы:
— Папа… папа приехал!..
Баронесса удивленно вытаращила глаза и сидела неподвижно, точно пришибленная по голове; ее лицо покрылось красными пятнами, она дрожала, как в лихорадке.
Заторский сперва побледнел, но, поймав тоскливый взгляд Мэри, понял, что она знает все, и покраснел. В эту минуту в соседней комнате раздались шаги, и на пороге появился барон.
С глухим криком бросилась баронесса к мужу и обняла его. Нервно рыдая и смеясь, прижалась она головою к его груди, а счастливый и растроганный проявлением радости по случаю его приезда барон поцеловал жену и пробовал успокоить ее, но та не могла оторваться от него. Она обхватила его голову руками и целовала, разглядывая его, осыпая вперемешку с рыданиями нежными именами.
Она успела оправиться и ловко играла двойную игру. С присущим ей апломбом она выражала нежную любовь к мужу и этим пробовала возбудить ревность возлюбленного: подобный прием ей не раз удавался. Наконец барон вырвался из объятий жены, поцеловал тетку и потом протянул обе руки Заторскому:
— Благодарю, верный друг, за дружбу и заботу о моей семье.
Он не видел презрительной усмешки Елены Орестовны, но Мэри заметила ее и жала генеральше руку, умоляюще смотря на нее и как бы говоря: «Молчите о том, что мы знаем». В это время барон опять обратился к жене:
— Милая Настя, от радости снова увидеть все дорогое мне я сделал непростительную оплошность: забыл представить тебе моего друга и товарища в пути, князя Алексея Андриановича Елецкого.
Все обернулись к высокому молодому человеку, остановившемуся в дверях столовой.
— Князь принял мое приглашение пожить у нас несколько месяцев. Нам придется еще поработать вместе, а так как, на мое счастье, он холост, т. е. никто не ждет его с нетерпением, то я и забрал его. У тебя найдется помещение для моего друга? — весело продолжал барон, пока князь раскланивался с хозяйкой.
Князю Елецкому было лет тридцать. Он был высок ростом и худощав. Правильное лицо его было покрыто бронзовым загаром, большие темно-синие непроницаемые глаза глядели строго, а на красиво очерченных губах под темными усами проглядывала складка могучей воли.
— Конечно найдется. Подле библиотеки две комнаты и кабинет, который можно обратить в уборную. Надеюсь, Алексею Андриановичу понравится там, — ответила баронесса, любезно улыбаясь. — Но вы, должно быть, голодны, господа? Садитесь за стол, я прикажу подать вам что-нибудь посытнее.
Теперь князь перезнакомился со всеми присутствующими. Взгляд его скользнул по лицу доктора, а потом серьезно и испытующе остановился на бледном, взволнованном личике Мэри. Какое-то загадочное выражение мелькнуло на его лице, когда он здоровался с молодой девушкой и садился за стол. Вошла Анастасия Андреевна, и разговор сделался общим. Барон был весел, без умолку рассказывал о своем путешествии и привезенных сокровищах, князь же, наоборот, молчал и лишь лаконично отвечал на обращенные к нему вопросы.
Только все встали из-за стола, как лакей доложил, что из Ревеля прибыл фургон с багажом путешественников. Барон приказал внести только два сундука с необходимыми вещами в комнаты его и князя, а прочие ящики осторожно поставить в комнату первого этажа, подле прихожей. Затем все разошлись, так как приезжие были утомлены; прислуга занялась перенесением и установкой множества ящиков всевозможных размеров.
Пробило полночь, люди собирались достать из фургона последний ящик, как вдруг со двора ворвался бурный порыв ветра, с треском распахнул несколько окон, и в воздухе закружились валявшиеся на полу клочки бумаги и соломы. Прислуга изумленно переглянулась, так как снаружи все было совершенно спокойно, а ясное небо усеяно звездами. Откуда же мог взяться внезапный порыв? Но в следующую минуту ветер возобновился; со свистом и воем, точно в бурю, пронесся поток холодного воздуха по прихожей, а с лестницы послышался странный шум, будто из мешка высыпали камни — и те катились по ступенькам, устланным ковром. Вслед за тем появилась смертельно бледная и перепуганная горничная.