Ах вот ты какой немой! Нет, не слыхал ты, как комсомольцы пощады просят, и не услышишь.
(Бросает взгляд на Митяя.) Эх, Митяй, куда ты меня ввел-то? Кому продался? Не для тебя ли я старался, не тебя из кабалы хотел выдрать?
Алексей делает шаг к Григорию.
(Замахивается на него бутылью.) Уйди, сволочь!.. Ошибся ты, Митяй. Поймешь потом, за кого я жизнь молодую отдавал.
М и т я й (выходя из оцепенения). Чего же это делается, соседи? Это не по-христиански — с револьвертом. Мы потолковать хотели. Я людей скричу. Люди!.. Лю…
В а л е т (ударом кулака опрокидывает Митяя). Молчи, гнида! (Сваричеву.) Что с этим делать? Ты его лучше знаешь.
С в а р и ч е в (следя за Григорием). Да он неграмотный. На нем Советская власть пахала.
Г р и г о р и й. Не пахала она на нем и пахать не будет. А на тебя-то петлю наденут.
В а л е т. Хватит болтать. Кончайте его.
Г р и г о р и й (прижимается спиной к печи). Ты молчи. Ты уж давно покойник. Да и твоей власти, Сваричев, конец. Холера ты азиатская! Работали на тебя не хуже, чем на барщине. Всю деревню иссосал, как клещ. Ну, ладно. Последний день твой идет.
С в а р и ч е в. Бей его! (Кидается на Григория с топором.)
Еличев и Алексей следуют его примеру. Группа борющихся тел скрывается от зрителя за печью.
Г о л о с А л е к с е я. Руку, руку держи!
Г о л о с Е л и ч е в а. Под вздох вдарь. Вдарь под вздох.
Г о л о с С в а р и ч е в а. На спину его. Эх!..
М и т я й (поднимается с полу). Что же это? Убивают? Люди, люди, сюда! (Бросается на помощь Григорию.)
В а л е т. Вот я тебе сейчас крикну. (Хватает Митяя за ворот пиджака и замахивается револьвером.)
Дверь с треском растворяется. Вбегает М а р ь к а.
М а р ь к а (кричит что есть силы). Отец!
Г о л о с С в а р и ч е в а. Чего?
М а р ь к а (спокойно). Отец! Я дом подожгла. (Распахивает дверь в сени. Оттуда бьет свет пожара.)
С в а р и ч е в (подбегает к двери и отшатывается). Господи! Добро горит!.. Спасите, люди! (Выбегает.)
В а л е т и Е л и ч е в выбегают за ним. Последним выходит А л е к с е й, вытирая руки и оглядываясь. Занавес опускается. В темноте слышен треск пожара и крики тушащих. Авансцена медленно освещается неверным трепещущим красноватым светом. Митяй и Марька слева выносят Григория.
Г р и г о р и й. Ох, мочи нет… Положьте, мочи нет.
М и т я й. Куды нести-то, не пойму. Голова кругом…
Г р и г о р и й. Положьте, говорю… Мочи нет.
Митяй и Марька бережно кладут его на землю.
Спину мне перебили… Самую кость… Сваричев топором бил…
М а р ь к а. Гришенька, сокол! Как же я-то без тебя, свет ты мой ясный!..
Г р и г о р и й (слабым голосом). Не голоси… За Шашловым беги. Пущай ребята бандитов схватят.
М и т я й. Ах господи! Не заступил я тебя!.. Не заступил…
Вбегает Н ю р к а с ребенком на руках.
Н ю р к а. Тять, ты картошек несешь?
М и т я й. Какие картошки? Григория вот убили…
Нюрка кивает.
Ты вот что, слышь. Беги к Шашлову. Пущай за фершалом в Спасское запрягает. Ну, чего стала?
Н ю р к а убегает.
Не застоял я тебя. Гриша…
Г р и г о р и й. Ладно… Ох, боль-то какая!.. Маша, слышь, Маша! Ты на Митяя зла не имей, что он меня к отцу привел. От темноты он… Ты его не виновать. Я бы сам пришел. Нам бояться нельзя.
М а р ь к а. Да ты молчи, молчи, Гриша.
Г р и г о р и й. Чего молчать! Ты к нему прилепись, к Митяю. Дети у него. В Спасское сходи. Комсомольцам расскажи все как было.
М и т я й. Напоили они меня, эх…
Начинает бить церковный колокол. За занавесом видно, как разгорается пламя пожара.
Г р и г о р и й. Тяжко мне… Митяй, как ты дальше-то будешь? Куда пойдешь?
М и т я й (вытирая слезы). В колхоз пойду, Гриша… Эх, раз такое-то дело!.. Жизни ты решился.
Г р и г о р и й. Зерно-то не стравишь? На посев сохрани. Чтобы колхоз был.
М и т я й. Христа ради пойду, а зерна не трону. Детишков погоню, Нюрку, чтобы с сумой ходила. Зернышка не трону.
М а р ь к а. Я детей возьму. Пойду по деревням.
Г р и г о р и й. Не надо. Власть вам поможет… Помру я сейчас… Чувствую, помру. Митяй, ты мне скажи, что дальше-то станет?.. Не увижу я той жизни. Говори, что дальше будет?.. (Приподнимается.)
М и т я й. Чего дальше будет? Колхоз будет.
Г р и г о р и й. Еще говори.
М и т я й. Чего говорить-то? По науке будем пахать. С книжкой. (Всхлипывает.)
Г р и г о р и й. Дальше, дальше!
М и т я й. Избы всем новые. В сапогах, понимаешь, ходить станем. В калошах.
Г р и г о р и й. Еще… Дальше гляди!
М и т я й (вытирает слезы). Куда ж дальше-то? В калошах, говорю. Куда ж дальше?
Г р и г о р и й. Эх, Митяй, мало ты видишь. Короткий твой глаз!.. Землю я вижу… (Пытается встать.) Весеннюю… Всю в цвету, как… (Падает.)
Свет на авансцене постепенно гаснет. Удары церковного колокола учащаются, шум пожара усиливается. Все доходит до апогея и умолкает.
СЕВЕРО-ЗАПАДНЕЕ БЕРЛИНА
Пьеса в одном действии
Действующие лица
Т а н я К у л и к о в а — ефрейтор, 22 лет.
В а с и л и й Ч е р н ы й — сержант, 24 лет.
Н е и з в е с т н ы й, 26 лет.
С т а р ш и н а, 40 лет.
Р у с а к о в — сержант, 25 лет.
Ш у р а — ефрейтор, 23 лет.
П у ш н о в — солдат, 24 лет.
С е ч к и н — солдат, 25 лет.
Комната в полуразрушенном доме. Слева видны деревья сада и часть внешней стены. На ней — размашистые надписи: «Дошли до Одера — дойдем и до Берлина», «Здесь был гвардеец Ширшов из Воронежской области», «Мин нет. Сержант Русаков».
С т а р ш и н а роется среди ящиков, наваленных на переднем плане. Н е и з в е с т н ы й в шинели, накинутой на плечи, сидит в правом, затемненном углу сцены, опустив голову. Вечереет. Слышна отдаленная канонада.
С т а р ш и н а (разговаривает как бы сам с собой). В первой роте туфли дали? Дали. Во второй тоже дали. А нам все «потом» да «потом». Я так считаю, что обещания должны быть выполнимые. А если они невыполнимые, так это людей только расшатывает. (Оглядывается на неизвестного.) Я сегодня к интендантам пошел, меня капитан спрашивает: «Чем нуждаетесь, гвардии старшина Шишков?» Я ему говорю: «Нуждаемся женскими туфлями для наших боевых подруг — санитарок…» (Смотрит на неизвестного.) Эй, ты что, заснул?
Н е и з в е с т н ы й (не поднимая головы). Старшина!
С т а р ш и н а. Ну что?
Н е и з в е с т н ы й. У тебя спирта нет?
С т а р ш и н а. Спирта не держим. (Продолжая свою мысль.) А он мне, понимаешь, отвечает: «Дойдет очередь — дадим». А я ему говорю: «Неужели, говорю, такая девушка Советского Союза, как, например, Таня Куликова, ефрейтор, которая собственноручно вынесла с поля боя двадцать бойцов-героев и представлена к медали «За отвагу», не заслуживает туфель?»
Н е и з в е с т н ы й. А может, водка есть?
С т а р ш и н а. Водки не держим. А он мне на это: «А вдруг, говорит, бой? Как же она, говорит, будет бойца-героя вытаскивать на высоких каблуках?..» А какой же во втором эшелоне бой? Да даже если и бой, она в крайнем случае живо в свои кирзовые вскочит. Как ты считаешь?
Н е и з в е с т н ы й. Старшина!
С т а р ш и н а. Ну что?
Н е и з в е с т н ы й. Ну и