Парфен, не признаешь? Приглядись-ка получше.
Н е м о й (выпрямляется и отбрасывает со лба волосы). Здорово, мельник. Хлеб да соль.
Е л и ч е в. Вроде не признаю. (Вглядывается в лицо немого.) Батюшки-светы! Никак, барин? (Встает.)
С в а р и ч е в. Он самый, Парфен. Он самый.
А л е к с е й. Какой барин?
Е л и ч е в (толкает его). Да ты встань. Барин, Андрей Григорьич Валет. Покойного Григория Алексеевича, помещика с Валетовки, сынок. Вот привел бог свидеться.
В а л е т. А это кто? Сын твой, Парфен? (Показывает на Алексея.)
Е л и ч е в. Племяш. В городе по торговой части… Каким же это вы бытом к нам, Андрей Григорьич?
В а л е т. Да вот таким, Ну, каково можешь при Советской власти?
Е л и ч е в. Да какое наше моготье, Андрей Григорьич. Только что за шею не душат. И в городе, племяш вот рассказывает, совсем житья нет.
А л е к с е й. Налогом уже задавлены. Во! (Показывает на горло.)
В а л е т. Об этом и разговор, мужички. (Садится за стол.) Последние дни крестьянству подходят в России. Повсеместно коллективизация пошла. Сейчас не подниметесь — конец всем вам.
А л е к с е й. Да как подняться-то? Там в Москве сила.
В а л е т. Сила? Нет. Кремлевская власть только и крепка была, пока за мужика держалась. А теперь, когда они с крепким хозяином расплевались, на них дунь — они и упадут. Прибыл я к вам сюда от больших людей. С Москвой связь имею, с заграницей.
С в а р и ч е в. Андрей Григорьич, почитай, каждый месяц депеши получали.
В а л е т. Пора действовать, мужики. Всем миром надо подниматься, не то поздно будет. Заграница нам поможет.
Е л и ч е в. Да как подниматься-то?
В а л е т. Гришка сейчас придет, его в расход. Ночью Егора Шашлова к стенке. Он, кажется, тоже к комсомолу подбирается. Завтра у вас сходка назначена, уполномоченный из волости приедет. И его налево. Если кто-нибудь из сельсоветчиков зашумит, их тоже не жалеть. Эта деревня встанет — другие тоже поддержат. А там и вся волость. Важно начать.
С в а р и ч е в. Поддержат ли, нет, все равно нам делать нечего, соседи. Конец приходит. В Спасском Мишиных раскулачили, Авериевых тоже под корень подрезали. Завтра до нас очередь дойдет. В телячий вагон упакуют да на Соловки. Теперь уж так: либо Гришка Лехин нас, либо мы его.
В а л е т. Да уж прежде мы его. Надо начинать, мужики. Хватит, насиделись по щелям.
А л е к с е й. Я вот так полагаю — чтобы который человек торгующий, тот торгуй.
В а л е т. А как же? Свобода частного капитала. Первая задача.
Е л и ч е в. А который хозяйствует, тот пущай хозяин и будет.
В а л е т. На том и стоим, чтобы каждый вольным хозяином стал. Ну, землицы часть придется, конечно, вернуть. И тебе, мельник, и тебе, Петр.
Е л и ч е в. Какой землицы?
В а л е т. Да хотя бы моей, например.
С в а р и ч е в. Какой — твоей?
В а л е т. Известно какой. По лесу до реки весь клин.
Е л и ч е в. Как же это вернуть, когда она купленная? Я этот клин по лоскуту собирал с двадцатого года. Сколько денег плачено!
С в а р и ч е в. Нет, это уж ты загнул, Андрей Григорьич.
В а л е т. Да как же ты, мельник, ее покупал, когда она моя?
Е л и ч е в. По какому же это закону она твоя?
В а л е т. По какому?.. А вот слушай. (Вынимает из кармана сложенную в несколько раз бумагу и развертывает ее.) Вот он, закон. (Читает.) «Предупреждение. В конце тысяча девятьсот семнадцатого года подверглось захвату со своим инвентарем принадлежащее мне родовое имение Валетовка в Старо-Спасской волости, Павелецкого уезда, Тамбовской губернии. Настоящим я довожу до сведения всех. Первое: от владельческих прав своих на имение, до меня принадлежавшее в преемном порядке прадеду моему Федору Ивановичу Валету, деду Алексею Федотовичу Валету, отцу Григорию Алексеевичу Валету, я никогда не отрекался и не отрекусь. Второе: прав на свое имущество за моими захватчиками я никогда не признавал и признавать не собираюсь». (Кончил читать и аккуратно сложил листок.) На, выкуси.
Е л и ч е в (багровея). Как это — выкуси?
С в а р и ч е в. Нет, зря ты этот разговор затеял, Андрей Григорьич. Глуп ты, как я посмотрю.
В а л е т. Я глуп?! Да ты с кем разговариваешь? Хамло!
С в а р и ч е в. С тобой и говорю. А хамлом-то я тебе в пятнадцатом году был, когда твой отец нашего брата дальше сеней не пускал. Теперь-то я тебе Петр Никанорыч. Забыл, чей хлеб ешь?
В а л е т. А ты с чьей земли этот хлеб собрал, помнишь?
С в а р и ч е в. Со своей и собрал. За землю деньги плачены… Эх, связался я с тобой на горе, да все равно делать нечего. Один конец. Ну ладно, Парфен. Не время спорить. Гришка нам пострашнее, чем барин. За барином-то мы как-никак жили.
В сенях раздается стук.
Вот он и Гришка. Ну-ка, Андрей Григорьич, стань за дверь. Пора. Готовь револьвер. (Встает и отпирает щеколду.)
Валет становится за дверь. Входит Г р и г о р и й. За ним — М и т я й и М а р ь к а.
(Марьке.) Ты куда?
М а р ь к а. Куда? В избу.
С в а р и ч е в. Пошла вон! Я тебе… (Выталкивает Марьку и захлопывает дверь.)
Г р и г о р и й (оглядывается, не замечая стоящего позади Валета). Я гляжу, у вас тут целое собрание кулацкое. Ну, зачем звал, Петр Никанорыч?
С в а р и ч е в (сдерживаясь). Что же ты, Григорий Васильич, сразу нас всех окулачиваешь? Такую силу, думаешь, забрал?
Г р и г о р и й. А чего мне вас не окулачивать? Кулачье и есть. Ты мне вот что скажи: где немой-то твой? Слыхал я, голос у него прорезался.
С в а р и ч е в. Где немой? Да оглянись.
Г р и г о р и й (поворачивается и видит Валета). Ага, вот он. (Другим тоном.) Ну-ка, подай свой документ. Я погляжу, какой ты немой.
В а л е т (вынимает из-за пазухи револьвер и прицеливается в Григория). Вот тебе мой документ. Подойдет?
Сваричев заходит за спину Григория и становится у двери. Алексей встает и вынимает из кармана нож. Митяй оцепенело смотрит на всех.
Г р и г о р и й. Ах вот ты что за птица! Вот откуда бумажки по деревням летят про «красную ночь»! А ну, сдай оружие! (Делает шаг к Валету.) Сдай, говорю.
В а л е т. На, возьми. (Стреляет в Григория.)
Г р и г о р и й (хватается правой рукой за предплечье левой и оглядывается). Ловушка?
С в а р и ч е в. А ты что думал? Думал, Сваричева так с земли сотрешь? Не на того наехал. Не стреляй, не стреляй боле, Андрей Григорьич. Мы его и так кончим. Заходи, Лексей.
Г р и г о р и й. А ну разойдитесь, гады! (Хватает здоровой рукой бутыль со стола и замахивается на Сваричева).
Сваричев поднимает с полу топор.
(Не теряя из виду Алексея, отходит к печке.) Не понял я, что ты за человек, Петр Никанорыч. А то бы мы тебя пораньше скрутили. (Валету.) А ты, огрызок бандитский, все равно далеко не уйдешь. В волости тебя спеть заставят.
В а л е т (держа Григория под прицелом). Ты-то раньше запел. Отца твоего я к стенке ставил, и ты у меня еще пощады попросишь.
Г р и г о р и й (вглядывается в лицо Валета). Помещик?