я стала читать все книги об отношениях, которые могла найти. Позже я открыла для себя YouTube и подкасты. И наверное, с этого все началось.
– И что насчет шкафчика?
Я впервые поделилась с кем-то своей тайной (Эйнсли не считается, потому что она наблюдала за всем в реальном времени). Хоть я и не поклонница Броэма, было приятно иметь возможность выговориться. Два с половиной года – слишком долгий срок, чтобы держать это в секрете.
– Я начала заниматься этим в начале девятого класса. Я знала практически все об отношениях, но не представляла, как это можно применить.
Честно говоря, я сомневалась, действительно ли хочу помогать людям или мне просто нравится экспериментировать на ком-то, чтобы проверить эти теории на практике. Возможно, и то и другое.
– И когда ты проводишь столько времени после занятий рядом с офисом администрации, то узнать… определенную информацию не так сложно, как ты думаешь. И так получилось, что я узнала, какой из шкафчиков свободен и код от него. Наша школа до сих пор пользуется бумажными записями, так что было достаточно стереть номер 89 с листа распределения. И потом однажды, когда ждала маму, я распечатала несколько флаеров и засунула в разные шкафчики. Во флаерах говорилось, что если кому-то необходим бесплатный совет по поводу отношений, можно опустить анонимное письмо с адресом электронной почты в восемьдесят девятый шкафчик.
– И это сработало? – спросил Броэм.
– С одним человеком, да. И полагаю, мой совет сработал, потому что тот человек сказал остальным, что флаер не розыгрыш, и все понеслось. Немного позже в тот год кто-то бросил в шкафчик чаевые с запиской «спасибо», и тут до меня дошло, что половина учеников в нашей школе – миллионеры. Ну, или их родители. Поэтому я за несколько недель предупредила, что больше советы не будут бесплатными, вставив такую подпись в каждое электронное письмо. И все остальное сделало за меня сарафанное радио. Сначала я брала пять долларов, теперь десять. Я могла бы брать больше, но не хочу, чтобы бизнес развалился.
Броэм внимательно, не реагируя и не прерывая зрительного контакта, смотрел на меня. Впервые я поняла, почему Эйнсли считала его привлекательным. Его взгляд заставил меня почувствовать, будто я рассказываю самую интересную историю в мире.
– Но почему анонимно? – спросил он. – Почему ты не занимаешься тем, что мы делаем сейчас, со всеми? Люди будут платить.
И он не ошибся насчет этого. Люди будут платить. Но это значило намного больше, чем Броэм думал. В школе, где семизначные доходы родителей были нормой, мне действительно повезло, что нас заставляли носить форму. Без нее то, что я нахожусь здесь как стипендиат, стало бы ясно любому, кто посмотрит на меня. Но несмотря на школьную форму, ученики находили способ выставлять напоказ свое богатство. Сумки Fendi, верблюжьего цвета юбки Gucci и часы Cartier были у каждого второго. Всякий раз, когда выпускался новый iPhone, это было единственное, что ты видел в коридорах на следующий день. Обычно то, что у тебя старая модель, никак не комментировалось, но на любого, кто отставал от обновлений, бросали пристальные взгляды каждый раз, когда он проверял свой телефон.
Ни за что на свете мои родители не смогли бы соответствовать этим негласным требованиям. Мой доход со шкафчика был единственным, что давало мне какой-то шанс вписаться в компанию. Очевидно, что при плате в десять долларов за письмо я не позволю себе Fendi и Gucci, но денег хватало, чтобы покрыть траты на iPhone и приличную одежду в комиссионном магазине. И добавив к этому выдающиеся швейные навыки Эйнсли, в удачный день я могла сойти за девушку, принадлежащую к высшему среднему классу. И, к счастью, этого оказалось достаточно.
Так что да, какой-то дополнительный доход не помешает.
Но если узнают, что это я управляю бизнесом, связанным со шкафчиком, никакая модная одежда в мире не сможет защитить меня от неловкости, которая последует за моим разоблачением… Как я смогу нормально общаться с кем-то на уроках английского, когда они знают, что я в курсе, как они потеряли девственность? Или то, что они втайне изменяли своему парню? Или саботировали отношения своей сестры, чтобы занять ее место?
Но по-настоящему серьезной причиной моего секрета было то, что я никогда не позволю, чтобы что-то навредило Брук. Если когда-нибудь она узнает правду, неизвестно, простит ли она меня. Уверена, она никогда больше не сможет мне доверять. На ее месте я бы не смогла.
Шкафчик восемьдесят девять не мог стать настоящим человеком.
Я открылась и все объяснила Броэму. Но проблема состояла в том, что он мне не нравился, не говоря уже о том, чтобы доверять ему.
Где-то хлопнула дверь. Я услышала приглушенные голоса, затем шаги, которые стали ближе, но не настолько, чтобы я могла разобрать, чьи они. Один из голосов был мужским. И злым. Неужели это и есть тот самый «друг» матери Броэма? Или его отец вернулся пораньше?
Я поерзала на стуле, внезапно охваченная желанием стать маленькой. Судя по всему, моя семейная жизнь была счастливой. Прошло уже много лет с тех пор, как мои родители развелись. Но все же топота и криков взрослых было достаточно, чтобы я снова почувствовала себя восьмилетней, забираясь в постель к Эйнсли в поисках утешения, в которое никогда по-настоящему не верила.
Броэм был совершенно невозмутим. Единственным признаком того, что он что-то заметил, стал легкий наклон головы в сторону голосов. Потом он схватил крекер и задумчиво откусил.
– Ну, – сказал он. – По-моему, совершенно ясно, что сегодня мы ничего не добьемся.
– Что?
Сначала я подумала, что он выгоняет меня из-за спора взрослых, несмотря на то что он, казалось, едва замечал его, но затем он продолжил:
– Ты, очевидно, не готова. И до сих пор я не узнал ничего полезного.
У меня отвисла челюсть.
– Да ты даже не дал мне шанса!
– Может, закончим на сегодня? Дай мне знать, когда ты подготовишься, и мы встретимся снова.
Мои губы сжались, пока я боролась с желанием сказать ему, чтобы он прекратил. Как вообще можно научить своего ребенка таким дерьмовым манерам? Если бы его родители не были так заняты ссорой в коридоре, я бы отчитала их за то, что позволили сыну вырасти таким человеком.
Но мне удалось сохранить хладнокровие. Я скрестила руки на груди и тихо последовала за Броэмом обратно через весь коридор. Чем ближе мы подходили к входной двери, тем громче становился крик мужчины – что-то связанное с ложью, на которой мать Броэма была поймана, – и тем больше я съеживалась.
Честно говоря, я радовалась, что Броэм выбрал именно этот момент, чтобы потерять веру в мои способности. Все, чего я хотела, – выбраться из