— Что? Нет, конечно, — отрицательно помотал головой муж, — Я туда не за этим ездил. Как говорит мой отец — мужчина должен ответственно относиться к таким вещам. Я же всегда знал, что Острова — временное явление, и мне не нужны были сложности..
— А со мной сложности? — уточнила невинным тоном жена, как бы между прочим. Но на всякий случай уперла руки в боки — выигрышная поза жены для разборок с мужем.
Мужчина оценил переход, улыбнулся и медленно двинулся к "грозной жене", чтобы обнять. Кастия невольно заулыбалась в ответ и не стала мешать ему себя уговаривать и успокаивать.
— Ну, конечно, нет, солнышко, — сказал он, с удовольствием обнимая свою "умницу", которая вряд ли удовлетворена ответом, — Ты — моя замечательная, совсем не сложная…
Кастия легонько поцеловала в уголок его смеющихся губ.
— Льстец, — почти счастливым тоном сообщила она, — но если ты снова темнишь… Ох, Террин, я все равно ведь выясню. И про это твое "выращивание" жемчуга тоже. У нас для этого нет условий, папа всегда так говорил.
— Папа ошибается, — не удержался и сообщил Террин.
— Докажи, — предложила девушка, позволяя себя увлекать в сторону спальни. Мужчина легко хохотнул:
— А я именно этим и занимаюсь. Нам с тобой необходимо усердно тренироваться, чтобы в ответственный момент ничего не напортачить.
— Ты снова что-то задумал. Переводишь разговоры, не желаешь серьезно говорить, шутишь, — заявила Кастия, обнимая его, — Если тут какая-то другая замешена…
— Никого другого у меня нет. Все именно так, как я и говорю. Верь мне, Кас, — сказал он.
Ох, уж эта его улыбка. Девушка с обожанием посмотрела в улыбающееся лицо мужа, отгоняя от себя тревожные мысли.
Как говорила Кара: "Правильнее жить, чем бояться это делать". С этими его причинами она еще разберется. В общем-то, она была не против подождать с детьми. У них впереди вся жизнь, и пусть пока он реализовывает свои проекты.
Глава 7
Неширокая дорожка петляла среди нагретых ярким летним солнцем скал. По ее краям, прилепившись к камням, росли куцые, выгоревшие кустарники с желтоватыми узенькими листочками, чудом проросшие из сухой почвы, окрашенной в красный цвет из-за обильного содержания рыжей глины, особо ценимой местными гончарами. Тут и там под ними были чахлые островки весьма примечательных для острова растений: суховеи, былинки с колючими метелками и тонкие веточки с неимоверно узкими листочками и крохотными синими, красными или желтовато-рыжими точками — соцветиями.
В этой части острова вода всегда была редкостью, а потому пышной растительности и буйного цветения от выжженной земли никто не ждал. Может, поэтому их предки и выбрали это высоко расположенное плато для погоста. Другой пользы от него не видели ни тогда, ни теперь.
Накануне на площади перед Храмом — единственной уцелевшей из городских — состоялась церемония прощания. Как сказал Владыка в своей речи:
— Данная церемония — первая, но, к сожалению, не последняя для жителей нашего острова. Ударившая по нам Большая Волна была настолько безжалостна, что мы еще долго будем переживать утраты.
Скорбящим родственникам выдали тела погибших, завернутые в саван и уложенные в деревянные ящики, чтобы они могли их привезти домой и через сутки сжечь на ритуальных кострах. Тех, чьих родных не нашли, — много погибли целыми семьями, предали огню в тот же день.
Владыка был категоричен. Он заявил, что древний обычай предков был единственно верным. Мертвых необходимо предавать огню, а далее — развеивать по ветру или хоронить прах в семейном склепе.
За последние пару-тройку веков в черте города образовалось несколько кладбищ, на которых "поближе к родным местам" особо предприимчивые горожане похоронили своих предков. К моменту катастрофы могил было уже не меньше нескольких сотен. Волна легко разрушила и подняла тяжелые надгробия и склепы, нарушив захоронения и разметав их обитателей по окрестным улицам.
Жителям пришлось не только искать выживших и погибших под завалами и извлекать их, но и устранять эти последствия катастрофы. Надо ли говорить, что зрелище было настолько неприглядным, что даже бывалые похоронщики не справлялись с реакцией своих организмов. Что было с остальными горожанами — не стоило и представлять.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Город в один миг стал огромным разворошенным кладбищем. И тогда в городском совете и на совещании у Владыки припомнили, кто, когда именно и по какой причине разрешил создание захоронений первым просильщикам и выделил на это землю, тогда еще за городом.
В процессе роста городского населения эти скромные, никому не мешавшие участки оказались внутри жилых кварталов. Устроить там семейный уголок можно было довольно легко — купили кусок земли и уже без испрашивания разрешения построили склепы, ставшими семейными или родовыми.
Как заявил один из купцов: "Моя земля — что хочу, то и строю на ней!", когда у него спросили разрешение на столь оригинальное использование, самовольно начатое одним из его пращуров. Вот тогда и подняли все городские постановления и выявили, что, даже при наличии прав собственности на землю, у Владыки следовало получить разрешение на вид ее использования. Чего, конечно же, не было сделано. Даже хозяева погостов не нашли, что сказать повелителю, когда тот изволил гневаться.
Город, накрытый ужасающими запахами гниения и разложения, заволокло дымом от многочисленных погребальных костров. На них заносили "нарушителей", чтобы затем их прах нашел последний приют в специально отведенном для этого месте или был развеян по ветру, если таким было пожелание их наследников.
Жизнь потихоньку входила в свою колею, люди возвращались к своим повседневным занятиям. Но каждый из них все равно принимал участие в работах по восстановлению города. Назначались дежурства для откачивания стоялой воды и разбора завалов и разрушений уничтоженных волной портовых кварталов. Говорили, что по-прежнему находили тела, которые становилось все сложнее опознавать.
Кастия знала, что братья Террина и ее собственные постоянно участвовали в поисках тел и разборах завалов и уборке мусора, и, наверняка, в опознании, но ей об этом не рассказывали, а она не спрашивала. "Пусть, что хотят все, то и думают", — решила она, отказавшись осматривать новых найденышей и выискивать в изувеченных катастрофой лицах черты любимого человека. Она не ощущала его мертвым, а потому и не собиралась искать его тело.
Один из пунктов приема найденышей устроили около Храма. Скромные служители приводили их в состоянии, при котором можно предъявить их на опознание. Девушка не раз видела там своих родных, и даже однажды Сатию. Но они это не обсуждали. Ни с кем. И Кастия была благодарна им за это.
Жить и работать в городе было великим испытанием для живых. Каждое утро отец отвозил "своих любимых девочек" на повозке в лечебницу через Северные врата. Они выезжали, как можно раньше, чтобы избежать стояния в длинных очередях. Жить в поселке оказалось не в пример приятнее.
— Наш город превратился в гигантскую мусорку, болото и кладбище, — говорили все вокруг, зажимая платками носы, — Пока здесь такое, места живым нет.
В этот же период в очищенных районах города начали разбирать остатки домов, чтобы начинать новые строительства. В первую очередь там могли поселиться хозяева участков, но если таковых не находилось, то земли возвращались в городское имущество и предоставлялись по жребию желающим.
Один из подобных участков достался Сорену и Каре, но они так до конца и не решили, так ли хотят вернуться жить в город или остаться в поселке. Кастия знала, что они подыскивают место за городом, но, помня о имевшемся по соседству участке под бывшим домом Мали, не считала себя вправе им распоряжаться без Террина. Возможно, у него были свои идеи по этой земле. Зная мужа, она в этом в общем-то не сомневалась, а потому молчала.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})